Что значит для актера играть в актерском ансамбле? Иметь достойных партнеров! Это ровно половина успеха. Каждая реплика стимулирует ответную реакцию, помогает найти нужную тональность к продолжению диалога, сцены. Это как игра в волейбол или теннис – подача определяет ответный удар. Партнеры помогают друг другу, вносят новые, неожиданные краски в игру. А тут – слон! Практически единственный партнер!
Выходит, Фрунзику приходится играть одновременно на двух полях: сам подает и сам принимает мячи… и свободно импровизирует с текстом.
Фрунзик Мкртчян:
Я во многих картинах снимался, но в первый раз партнер у меня слон. Очень трудно было сначала. Но потом я понял другое – со слоном проще, чем с моим Арменаком, новым для меня, трагикомическим героем25.
Каким же надо было обладать детским простодушием, чтобы так органично войти в образ Арменака, влезть в его шкуру, так поверить в него! В постоянном общении со своим необычным партнером, используя все регистры эмоциональной гаммы, виртуозно пользуясь импровизацией, Фрунзик добивается большего – слон Габуш становится для зрителя существом одухотворенным.
Арменак пытается силой заставить упрямое животное идти за собой. Хватает его за хобот и тащит. Слон опрокидывает Арменака, и тот ругает его так, как в деревне бабки кроют норовистую корову, косноязычно и выразительно:
– Хоть бы тебя разорвало вдруг… Если б ты сдох, клянусь, честное слово… Нисколько жалко не было бы мне… Разве можно за одну скотину столько горя… человекам принести.
– Ну, пошли, скотина! Пошли, черепаха!!!
Однако хоть на полезное животное, например корову или овцу, слон Габуш вовсе и не похож, а все-таки он Божья тварь, живое существо. И губить его – не по-христиански, грех. Арменак унижается, клянчит для слона охапку сена в разбитой немецкой деревне.
– Я прошу только немножко сена. Больше же ничего не прошу! Мой слон дерево кушает от голода!
Раз еды даром не дают, может, ее заработать? И Арменак пробует научить слона таскать бревна.
– Он бревно может носить, товарищ Матрена, – обращается он к оторопевшей от такой невидали крестьянке.
И, наклонившись к слону, шепчет ему на ухо:
– Габуш, я тебя прошу! Ну что для тебя стоит! Подними бревно… Видишь – это совсем легко… Слушай, ты что, не видел, как твои соседи-слоны бревна тащат?
Он сам взваливает себе на плечи бревно (вот он, живой пример!) и продолжает увещевать упрямца:
– Смотри, Габуш! Держи… вот так… Добрым людям надо помочь… Тут тебя будут поить… кормить… Ты будешь жить в теплом сарае, как нормальная корова. Габуш! Я тебя прошу! Видишь, как это легко? Что тебе стоит?
И потом взрывается: «Дурак!!! Скотина!!!»
Скитаясь по пыльным и разбитым дорогам, ночуя под открытым небом со свои подопечным, Арменак привязывается к слону, проникается сочувствием и прощает ему и съеденную пилотку, и свой разграбленный, растерзанный вещмешок, и постоянную упертость, нежелание заработать хотя бы простейшими цирковыми номерами.
– Дурак, большой дурак! Как я тебя просил. Люди хотели цирк смотреть… Лодырь… – И сочувственно, уже по дружески вздыхает: – Габуш-джан! Время такое тяжелое, потерпи.
Слон делит с Арменаком все тяготы этого необычного и изматывающего путешествия. И Арменак доверяет ему, как другу, самое сокровенное. Рассказывает о прохиндее соседе (воспользовавшись отсутствием хозяина, тот захватил часть арменаковской пахотной земли), делится своей тоской по семье и родным местам.
Внезапно Фрунзик прорывает свой же забавный облик деревенского простачка горячей, взволнованной речью, настолько не комедийной, что зритель вздрагивает от неожиданности: в словах солдата, произнесенных на войне, его не привыкшими к красивой речи устами глаголет сама истина.
– Видишь, Габуш, какой Гитлер сволочь! Сколько злости надо вложить в душу человека, чтобы он стрелял в другого человека. Ты видишь, что делается? А?.. Четыре года хожу по земле, и везде одно и то же. Люди каждый день складывали камень на камень… Радовались – дом строим… Жить будем… И вдруг нет дома, нет семьи. Душа у меня устала!
Точнее о войне не скажешь…
«Очень грустный и одновременно очень смешной фильм. Чего только стоят развалины разрушенного европейского города с сумасшедшим, играющим на флейте, хлопоты со шкодливым слоном… В идее этого фильма нет национальных игр или расовых границ. Она – о том единстве, которое мы успешно развалили. Этот фильм и поднятая в нем тема по-прежнему связывают нас, несмотря ни на какие конфликты».
«У тебя гордый профиль, Борюсик!»
В середине 70-х, в самый расцвет «застоя», драматург Эмиль Брагинский, чьему дарованию мы обязаны лучшими советскими комедиями, сочинил смешную историю с легким оттенком мелодрамы. Сюжет ее вроде как примелькавшийся, расхожий, даже, можно сказать, банальный… И построен он на любовном треугольнике.
Но недаром кто-то из мудрых сказал – в искусстве, как и в жизни, не бывает банальных сюжетов. Есть их банальные воплощения. А Брагинский умел рассказывать такие простые истории («Берегись автомобиля», «Зигзаг удачи», «Ирония судьбы, или С легким паром!» и др.).
Итак… Борис Иванович, уже немолодой человек, после долгих лет семейной жизни увлекся другой женщиной. Случилось это потому, что его жена Марина, которой тоже за сорок, целиком поглощена своей службой в районном загсе, где она работает начальницей.
Дочь Наташа вышла из подросткового возраста и крутит роман с соседом-таксистом, муж, приходя с работы, мечтает о горячем борще и домашнем пироге… Всё это проходит мимо внимания поглощенной служебными делами чиновницы. Короче, в ежедневной круговерти, в суете сует не заметила Марина, как упустила своего мужа Бориса Ивановича.
Каково было ей, работнику загса, ежедневно соединяющей людские судьбы, узнать, что ее решил бросить муж, что он уже и другую себе нашел… Марина Петровна тяжело переживает его измену, но согласия на развод не дает – и, как выясняется, правильно делает. Обстоятельства вновь соединяют распавшуюся семью.
Пристыженный, настрадавшийся, замученный совестью «беглец» возвращается в лоно родной семьи. Вот такая, в общем, еще одна смешная и горестная история жизни «совкового» мужа и отца семейства с непременным по тем временам и по закону жанра хэппи-эндом.
Сюжет фильма «Суета сует» весьма незамысловат. Нет в нем и никакой особой претензии на серьезную социальную подоплеку или психологический анализ. А поэтому и сыграть надо было с особой доверительной искренностью, легко и непринужденно, чтобы было смешно, трогательно, брало за душу, а главное, достоверно, без мелодраматических всхлипов и пошлости, которая так часто становится верной спутницей простоты и непритязательности. И успех фильма в первую очередь решал верный подбор актеров.
Алла Сурикова26:
Забегая вперед, скажу: на этом фильме родился мой лозунг, или мое кредо, которое я несу через всю жизнь: «В актере – фокус, на актере – свет, все остальное – суета сует». Я мучительно искала актеров на главные роли, и в это время ко мне пришла Галина Польских. Пришла, чтобы отказаться от роли разлучницы Лизы:
– Мне эта роль не очень. Что-то подобное я уже играла. Извините.
Она так мило отказывалась, что расставаться с ней мне не хотелось. Я вдруг увидела – это мой человек. Именно Галина Александровна должна играть Марину Петровну, главную героиню. Ведь сквозь «совковость» героини – мелкого чиновника, служащей загса – должна светиться женщина – иначе КИНА не будет. А в Гале женственности – до самой макушки!
Таким образом, я нашла героиню, а ее мужа всё не было и не было.
Но кто мог быть тем актером, первые произнесенные в кадре слова которого были такие: «Марина, я пропал! Я, можно сказать, погиб! Мне понравилась посторонняя женщина!» Ну какой нормальный мужчина мог бы сказать своей жене эти слова так, чтобы они были естественными и ненатужными?
Кто бы мог сыграть невероятную природную наивность немолодого уже человека, который, заблудившись между двумя женщинами, постоянно сокрушается: «Я виноват! Я во всем виноват! Меня совесть заела».
Я стала вычислять… Стала искать актера, для которого эти фразы стали бы естественными. Вычисления дали результат: Фрунзик Мкртчян.
Когда я свела Польских и Мкртчяна вместе, то поняла, что жизнь продолжается, что появился шанс не только выжить, но и победить, – это ОНИ.
Однако роль Бориса Ивановича была написана для абсолютно русского актера. Брагинский не только не представлял себе Фрунзика в этой роли, он, как ни старался, даже не мог на одном дыхании произнести его фамилию – все-таки пять согласных подряд М-К-Р-Т-Ч-ЯН! И еще… его сильно смущал яркий армянский акцент Фрунзика.
Но когда Эмиль увидел этого удивительного человека с большими и трогательными армянскими глазами, увидел пробы с Фрунзиком, смешным и таким пронзительно достоверным, он забыл про все свои сомнения, и специально для него написал такой диалог:
Борис Иванович Марине: Держишь фасоны? Да?
Марина мужу: Да! Только не фасоны, а фасон. Сколько лет живешь в Москве, а говорить правильно по-русски не научился!
Борис Иванович вздыхает: Русский язык такой богатый. А я человек… бедный.
Вопрос об акценте и национальности был снят. Тема возражения закрыта.
И всё же там, «наверху», Фрунзика утвердили далеко не просто и не сразу. Такое было время. На дворе – конец 70-х…
«Марина! Я пропал! Я, можно сказать, погиб! Мне понравилась посторонняя женщина!»