— Перестань отвечать вопросом на вопрос!
— Почему?
— Вот скажи мне. Ты пишешь очередную статью или рассказ в журнал. Откуда ты берешь сюжет? Из пальца высасываешь?
— Из жизни. А откуда ты знаешь про то, что пишу?
— Из статьи про французский маникюр. А этот разговор потом окажется на страницах очередной беллетристики?
— Может быть. Что ты творишь? Мы встретились посмотреть офорты Дали, а ты засыпал меня непонятными вопросами, на которые нет ответов. Что происходит?
Он рассмеялся и обнял меня:
— Да, ладно тебе, я же шучу. Просто ты мне очень нравишься.
Я смотрела на него: в темно-серой куртке «1881», джинсах, вместо страз украшенных странными манерами шутить.
— Скажи, а ты еврей?
— Ну, есть такое дело. А что, заметно?
— Да нет. Так, пальцем в небо.
— А еще я женат.
А еще шел снег и пушистыми паклями падал на мокрый асфальт.
— Я не понимаю, почему он тогда тебя так злостно обломал? Неужели ты его не возбуждала? — спросил мой герой, прервав мой рассказ.
— А ты меня сейчас хочешь?
— Да. Но какое это имеет отношение к делу?
— Самое прямое, он тоже очень хотел. Именно поэтому и не было.
— Не верю я в такое «хочу, но не буду», тем более с мужской стороны.
— Так ты мне все еще не веришь?
— Нет. И, честное слово, не хочу. Ты — никто, ты просто прыгаешь с одной волны на другую вместо того, чтобы плыть туда, куда хочешь.
— Но заметь, именно такая я тебя и привлекала.
— Одно дело привлекать, но от тебя очень хочется убежать к швабре!
— Беги, дружок!
— Нет, я тебя дослушаю…
Через пару часов я вернулась домой, думая вовсе не о Максе, а о правде, о том, где же те самые ее границы с ложью, и о том, что если бы точная и верная информация была бы книгой, то уже после первой страницы было бы невозможно остановиться, потому что вскрытие фактов — это самый страшный наркотик, на который мы тратим последнюю сладкую ложь, забираем ее у тех, кому она нужна больше всего. Соврите мне, что все будет хорошо.
«Меня домогается твоя сестра» — это сообщение никак не покидало мои мысли, местами проскальзывала мысль ей позвонить и расставить все точки в интересующем меня пространстве. Но тогда я никогда не смогу понять ту точку, через которую и начала проводиться та самая ложь. А может, черт с ним, с пониманием, и лучше сразу закончить этот глупый фарс. Но когда выбран путь почемучки, очень тяжело остановиться, как будто бы я разогналась до двухсот, образовалась воздушная подушка, и я больше не управляю, а верхом на судьбе и желании жить несусь вперед.
И как раз одновременно с этими умозаключениями Карина написала мне сообщение «прости меня за все», я, не спеша, ответила «за что? Ты скажи, и я прощу, я обещаю», она не удостоила меня ответом, а, встретившись наутро, стала избегать того самого «прости». Я сидела внизу в монтажке и прямыми склейками соединяла отснятый материал. Мне курсовик сдавать первого апреля. А все, что было, — это титры и пара красочных видов, с которых можно было начать все, что угодно, даже ленту криминальных новостей.
Офис располагался в полуподвальном помещении и, когда я в него впервые зашла, напоминал бордель. Один мой детский друг рассказывал, что в Амстердаме есть «Энрике Палас», где любой мужчина может за пятнадцать евро совершить необременительную прогулку по коридору с дырочками в стене на уровне пениса. И женщины, чьи лица скрыты от обывателей, доставят им удовольствие без надобности гладить волосы и заправлять мешающие пряди за уши.
Такого коридора у нас не было, как и красного фонаря возле крыльца. В остальном все то же. Полумрак и красные диваны.
А вечером мне позвонил детский друг Насти, который переехал за семь квартир от меня, вниз по лестнице. Вова очень медленно говорил, и этим напомнил мне окулиста, к которому я ходила в начале недели. Врачи — удивительные личности, хочется им сразу сказать: «Забудьте про анализы и сразу поставьте диагноз „летальный исход“». Пальцем в небо — Вова учился в ординатуре. Он смаковал каждое слово, заставляя собеседника вдуматься в смысл сказанного, проникнуться интонацией. Интересно, а сколько литров гадостей ему уже поведала Настя?
Почему-то за зеленым чаем я ни с того ни с сего спросила:
— А ты разбираешься в наркомании? Употребляешь?
— И то и другое. Я зайду к тебе как-нибудь на ужин.
— Наркоужин?
— Там видно будет, — он многозначительно улыбнулся.
Далее он перечислил весь список гастрономических изысков, которые он не переваривает. По-моему, он питался исключительно овсяной кашей, мезимом и закуривал шмалью.
Швабра № 1, или Homo erectus
Москва — столица бесконечного сокрытия фактов, особенно наличия кого-то, кроме. У Романовича под крылом ютилась Жанна, у Макса статью расходов составляла жена, а, может, еще и пара девятнадцатилетних созданий, а я просто не любила убираться, хотя и держала под рукой Кирилла.
Девушек моих мужчин я называла швабрами; за ними даже закреплялись номера: швабра номер один, швабра номер два и так по нарастающей. Родилось это просторечное прозвище из-за Жанны. Она была иссиня-черной, с губами, один размер которых уже вульгарно свидетельствовал о любви к оральному сексу, немного полновата — или кости были широкие, в общем, дурна и постоянна. Должна отметить, что она периодически умудрялась неплохо одеваться — никакого шика, но: строгие черные брюки с выглаженными острыми стрелками, плащи до колена, затянутые широким поясом. Однажды я встретила их с Романовичем на открытии очередного японского бара для многоимущих и буквально свалилась со стула. От рук, скрещенных крепко и нежно, взгляд пошел к лицам. Видимо, ее губы больше не помогали, и она решила поиграть с волосами, и похоже, самостоятельно… Выжженные до желто-оранжевого цвета волосы, секущиеся концы — как сухие осенние ветки…
Обязанные случайной встрече, мы стояли и пытались завести беседу, но темы исчерпали себя на погоде. Я же все время старалась не акцентировать взгляд на ее волосах, мысленно била себя по губам, но это было невозможно, как в детстве ребенку очень тяжело отвернуться от страшного до безобразия калеки.
Я вспомнила Настю с ее вечным советом думать о suck’уре, при этих мыслях открываются чакры и женщина становится животно-сексуальной, раскрепощенной и спокойной. Еще Настя советовала во время экзаменов делать вагинальную разминку — ритмично сжимать и разжимать мышцы влагалища. Говорит, успокаивает. Одна наша общая знакомая могла кончить, сидя на паре, поэтому ее конспекты не пользовались особой популярностью — ровный почерк становился все более упругим и надрывистым, а потом небольшой прочерк. Видимо, оргазм.
Эти мысли шторкой закрывали кадры близости знакомой пары: ее волосы проходят по его груди, колко и цепко опускаются на плечи, а он пытается обхватить ее губы…
Такие домыслы порождают ненавистные мне женские разглагольствования. Мы тогда с Настей вели привычную беседу на тему мужчин:
— Почему мужчины, которые нравятся успешным и симпатичным девушкам с нормальным уровнем IQ, выбирают себе краль, застывших в состоянии Homo erectus’а?
— Может, она человек хороший?
— Ага. Только скрытный. Или мы, прикрывшись надменностью, деньгами и разыгранной сексуальностью, забываем о главном. Разочаровавшись многомного раз, действительно стали стервами, в то время как глупые швабры все еще верят в любовь?
…а кто же неудачницы: мы или швабры???
— Так может, мы просто боимся стать швабрами, но это единственный способ быть по-женски счастливыми???
— Или нам нравится сублимировать личные неудачи в творчество и карьеру? — стук бокалов. — Чин-чин! За швабр!
…И что было сначала: курица или яйцо, личная драма или желание эмансипировать, школа благородных девиц и природа вожделения, животное или Homo sapiens, живущие внутри нас?..
Кто-то говорил, что швабра — это уютная пергидрольная проститутка, не требующая денег, кто-то — что это бегство от комплексов или отдых после охоты, некоторые утверждали самодовольным басом, что не отказались бы от хохлушки с большой грудью.
И тут стало ясно, что швабра содержится в каждой из нас, но только реакция наступает при некотором постороннем химическом составе. Но каком? Комплекс? Страх? Моногамия? Любовь?
…Один мой друг сказал, что заплатил бы за ночь со мной годом счастья со шваброй. Блеф, конечно…
— Насть! Но, может, мы правда слишком дорогие игрушки в эксплуатации?… И что лучше — ночь экстаза или неделя вкусной еды и уютного одеяла?.. А кто сказал, что мы — это экстаз? Я думаю, мы переоцениваем ситуацию.
— Может, ученым пора заняться разработкой формулы активизации швабра-инстинкта?
За свою жизнь я видела немало швабр, и с каждой из них мужчина был спокоен.
И действительно будь проклят тот идиот, кто выпустил из школы благородных девиц?
Я пристально смотрела в ее голубые телячьи глаза. Дело в том, что у нас есть все, кроме. А у них то самое кроме.
Жанна подошла и начала копошиться в дешевой сумке. Откровенно говоря, желания завязывать беседу не возникало, ведь все сказанное будет обращено против меня.
Она начала разжимать губы, и первые звуки пролились на груду безудержного молчания.
Только девушка с высочайшей степенью развития могла учудить следующий разговор Homo erectus’a с Homo superior’ом. Не буду объяснять, ху из ху[5].
— У тебя глаза настоящие?
Меня выстегнуло, нокаут, 5:0.
Я где-то минуту думала, как на это реагировать, но потом собралась с силами и ответила.
— Я на сто процентов природного происхождения.
— Я думала, таких глаз не бывает. У меня вот, естественно, линзы, посмотри…
Полиэтиленовый кружок, подобный латексу, с синими вкраплениями, прилип к указательному пальцу на ее руке.