Фуэте на Бурсацком спуске — страница 16 из 59

Светлане было жалко этого трогательного взъерошенного голубоглазого недотепу. Судя по году рождения и профессии «журналист», она ожидала увидеть матерого плотного дядьку в костюме и галстуке, а перед ней извивался долговязый, совсем еще не старый и страшно растерянный гражданин. Судя по всему, жена, оставившая его одного растить крошечную дочь, была кошмарной свиньей. Но сдаваться было нельзя.

— Поищите еще немного! — настаивала Света. — Понимаете, книгу будут изымать, и сдать ее просто необходимо…

Осознав, что проговорилась, она вздрогнула и расширила от ужаса глаза.

— Не бойтесь, я вас не выдам, — мигом сориентировался Морской. — Ни о каком изъятии я ничего не слышал. А вы, в свою очередь, наверняка не застали меня дома. Да? Ведь я, по правде говоря, обычно не бываю дома в это время. Договорились?

А что? Светлана поняла, что вариант «не застала дома» всех устроит. С другой стороны, ведь это же вранье чистой воды… Первая неделя на работе, а уже пять опозданий и одно вранье. Нет, так нельзя…

— Один вопрос… — вдруг зашептал Морской. — Скажите, изъятие касается всех книг автора или только этой? Автор — мой добрый приятель, мне очень надо знать…

«Автор — приятель? Ничего себе!» — Светлана эту книгу не читала, но про Михаила Ялового, писавшего под псевдонимом Юлиан Шпол, конечно, слышала. И даже выступала в прошлом году с его стихами на школьном конкурсе чтецов…

— Только этой, — автоматически ответила Света, вспомнив, что сборник стихотворений футуристов как раз вчера попался на глаза, а рассказ «Три измены» нахваливала и рекомендовала взять Ольга Дмитриевна.

— Тогда, пожалуй, я ему и намекать не буду про изъятие. Зачем тиранить творческую душу? Раз остальные книги в каталоге остались, значит, все в порядке. Должно быть, изымают из-за опечаток, там их довольно много, — скорее сам себе, чем Свете, сказал Морской. — Или все же, как порядочный человек, я должен его оповестить?

— Да вы же обещали никому не говорить! — всполошилась Света.

И тут большая белая двустворчатая дверь, ведущая в комнату, распахнулась. В прихожую впорхнула высокая тонкая гражданка в коротенькой сорочке, едва прикрытой накинутым поверх пледом. Нечесаные темные кудри рассыпались по плечам. По всему было видно, что девушка только проснулась.

— Что никому не говорить? Я — жена этого таинственного гражданина. А вы кто?

— А? Э! — От неожиданности Света широко раскрыла глаза и быстро-быстро заморгала. — Библиотека Короленко! Пришла с изъятием! — выпалила она наконец, но обиженно моргать не перестала. — Коль не вернете книгу, мы вас отправим улицы мести!

— Как интересно! Мне такой опыт очень пригодился бы для роли… — пробормотала под нос себе странная жена.

— Светлана, не спешите обижаться! — Не обращая внимания на последнюю реплику, запричитал Морской. — Я не единым словом не соврал. Ирина — моя крайняя жена. Третья то есть. Вторая, Анна, действительно умчалась в Ленинград, недавно заявившись к нам сюда, забрать часть книг, которые считает своими. А дочка — это аж от первого брака.

Света уже взяла себя в руки. Никакой жалости капризный многоженец больше не вызывал, а недавние заговорщические оттенки в его голосе казались теперь пошлостью.

— Подробности вашей личной жизни библиотеке не интересны, — сухо сказала она. — Потрудитесь поискать удерживаемую книгу!

— Я, значит, крайняя? — тем временем вскинула брови полуголая жена с явным намерением устроить сцену. Потом перевела пристальный взгляд на Свету. — Какую книгу вы ищите, девочка? — и тут же скрылась в комнате, потеряв к разговору всякий интерес.

Зато с другой стороны коридора что-то заскрипело, и к явно испугавшемуся Морскому оттуда выпрыгнул измятый, похожий на большого лохматого пса парень в кожаной куртке. Он тянул руку здороваться и, одновременно, кричал что-то несуразное про то, что уснул тут совершенно случайно.

— А у моей жены, однако, ночь была нескучной! — не замечая протянутую руку, ощетинился Морской. Потом пожал плечами и вдруг обиженно заморгал — точь-в-точь, как Света минуту назад. Парень явно разволновался:

— Что? Нееет! Вы неправильно поняли, товарищ Морской. Каюсь, провожал Ирину Александровну, да. Но только по ее просьбе и вот до этого самого коридора. А тут был перехвачен вашим соседом-священником, напоен чаем и опьянен беседой. Сосед ваш, Валентин Геннадиевич, прекрасный собеседник, хоть и во всем не прав.

— Так вы, Николай, теперь верующий? — спросил Морской, не скрывая сарказма.

— Я? Боже упаси! — с ужасом отмахнулся парень. — Сосед ваш, Валентин Геннадиевич, уже под утро признал, что меня не переделаешь. Но и сам атеистом становиться отказался. Ничья у нас вышла, если уж о результатах ночи говорить. Он у вас мировой мужик, хоть и священник. Я ему: «Какой-такой Бог, вы видели его, что ли, Бога этого?» А он: «Нет. Но, как говорит мой учитель и коллега, — он тоже, как и я, и священник, и практикующий хирург — мы часто делаем операции на мозге. Ума в мозгу мы никогда не видели, между прочим. А он ведь есть. И совесть, где не режь, не обнаружишь, но сомневаться в ее существовании не приходится». Остались каждый при своем. Я раньше и не знал даже, что священники хирургами бывают и действительно пользу людям приносить могут.

— Вы, Николай, знаете что? — Морской, конечно, все еще сердился, но, кажется, уже слегка оттаял. — Меньше болтайте со всякими незнакомцами. Я соседа нашего, Валентина Геннадиевича… — он нарочно передразнил Колину ангельско-смиренную интонацию, но сразу перешел на нормальный тон: — Я его тоже очень уважаю, но философские споры с ним вести не люблю: слишком уж провокационные темы его занимают. Просто не ночуйте больше у чужих жен, Николай, и не будет у вас таких противоречивых собеседников.

— Товарищ Морской! — вспыхнул Коля. — Вот опять вы! Каких «чужих жен»? Да мы с Ириной Александровной даже на «ты» не перешли! Все еще «извольте-пожалуйте», «простите-посмотрите»…

Морской почему-то рассмеялся, но тут в дверном проеме возникла вышеупомянутая Ирина Александровна. На губах ее красовалась ехидная улыбка, в руках была толстая книга в твердой обложке.

— Светлана, посмотрите. Эта книга? — спросила барышня елейным голоском.

— Да, эта, — хмуро кивнул Морской. И добавил с явной издевкой: — Вы, Ирина, молодец!

— Я «крайняя жена», мне положено, — улыбка ее стала еще шире и победоноснее.

Тут в коридоре появился еще один человек, и Света окончательно запуталась.

— Это я нашла книгу. Вы тут послепли все, кажись. Стоит на видном месте, а вы слона-то и не приметили! Хорошо, Ирочка спросила, — та самая председателька жилищной комиссии с той самой фантастической прической-коконом чинно выплыла из комнаты Морского.

— Спасибо, Ма! — обратилась к ней третья жена Морского. — Что б мы без тебя делали!

— Ма?! — Тут почему-то заморгал Николай, с недоумением переводя взгляд с Ирины на председательку и обратно. Похоже, сегодня был день переходящей обиды.

— Ох, Николя! Вы не спешите обижаться! — точь-в-точь, как Морской пять минут назад перед Светой, спешно начала оправдываться Ирина. — Все, что я говорила про родителей, правда. «Ма» — это сокращение от Мария. Знакомьтесь, это Мария Александровна, моя… э…

— Кухарка, — басом хохотнула председателька и подмигнула Николаю, с достоинством качнув коконом на голове. — Что вы смеетесь, так и есть. Бывшая кухарка, окончила курсы, нынче управляю государством по жилищным вопросам. Все, как великий Ленин завещал.

— Ма — моя приемная мать, — с нажимом закончила Ирина. — Когда родители сбежали, она единственная от меня не отвернулась. С тех пор я с ней. Вернее, с ней я с детства, Мария действительно работала у нас в семье на кухне. Ну а с моих двенадцати лет, кроме нее, у меня никого из близких нет, так что…

— Ах, вот как! — с явным возмущением перебил Морской. — Никого из близких, кроме Ма?

— Я же — «крайняя жена»… — зыркнула глазищами Ирина.

Назревал конфликт. Светлане все это ужасно надоело. Она прижала книгу к груди и уже направилась было к двери, но решила проверить состояние и раскрыла обложку. О ужас!

— Как? Что? Что это такое, товарищ Морской? — залепетала она.

— Автограф автора, — не заглядывая в книгу, упавшим голосом ответил разоблаченный задержант. И, глянув в упор на жену, добавил: — Все видели, я не хотел скандала.

— Автограф… — Растерянная Света даже не знала, что предпринять. Уборкой улиц тут, похоже, уже было не обойтись… — Да как же вам не стыдно? Книги с автографом проходят под другим артикулом. Строго говоря, это уже совсем не та книга, которую мне нужно забрать у вас. И потом… Михайло Емельянович не мог написать что-то более нормальное?

— Вы знаете Шпола по имени-отчеству? Обязательно передам, ему будет приятно. — Морской, похоже, правда впечатлился и снизошел до долгих объяснений. — Понимаете, мы с товарищем Яловым поспорили. Его упаднические настроения так надоели мне, что надо было действовать. Вот, говорит, нас притесняют, нам перекрывают кислород, нас исключают, атакуют. Кто? Литературные оппоненты. У них там, в писательских кругах, броуновское движение: одни к одной группировке примыкают, другие — к другой. — Завидев явный интерес в глазах слушательницы, Морской оживился. — Полнейший серпентарий! «Новая генерация» закрывает «Ваплите», но на то она и Вольная Академия Пролетарской Литературы, чтобы не сдаваться, а готовить академически красивый ответ, в виде еще не открывшегося Политфронта. Жизнь бьет ключом, хоть и по головам, зато красиво и весьма эффектно. А Яловой не видит красоты, а видит только тайные угрозы. Я говорю: ну где же притеснения? В этом году ты въедешь в прекрасную личную многокомнатную квартиру, тебе уже практически достроили дом. Ты регулярно высказываешься на страницах центральных украинских журналов, получаешь за это неплохие деньги. В прошлом году в уважаемом издательстве у тебя вышла книга. А он бубнит, мол, на каждую печатную строку приходит резкая критика, а на квартиру, мол, угля для печи не натаскаешься, а книга — выйти-то вышла, но что-то нигде ее не видать. Тогда я сказал, что завтра же пойду в цен