Сердобольных Свету и Ирину Илья отправил восвояси, едва установил с их помощью факт невиновности Николая. Потому теперь можно было мнимым сочувствием к охламону-Коле не прикрываться, а говорить, как есть. Морской и говорил:
— Я не сказал бы, что мне сейчас нужно ваше общество. Вы больше мне не ученик. Можете идти своей дорогой.
— Своею и иду. И вас сопровождать уже не собираюсь, — огрызнулся Николай, и «вы» на этот раз было произнесено с глубоко ругательной интонацией. — Вы предали меня, а сами обижаться? Прав был дядя Илья — вы человек тяжелый и эгоистичный.
— Он добавлял еще кое-какие «но», — поправил Морской, но тут же вернулся к прежним интонациям. — Однако это, в общем-то, не важно!
Тем не менее, мужчины продолжили следовать плечо к плечу.
Морской прокручивал в голове последние события. Поначалу все складывалось очень хорошо. Илья принял Ирину, Свету и Морского, едва они представились внизу на проходной. И выслушал с повышенным вниманием и был действительно счастлив, что племенник невиновен.
— Я рад, что это можно доказать! — твердил он чуть ли не со слезами радости в глазах. — Я, если честно, мучился ужасно. Все вспоминал Кольку малышом. Такой бутузик, на коленках у меня сидел, агукал… Брат мой покойный, небось, когда умирал, думал, что бутузик не пропадет, у него ведь мировой дядя есть. А дяде вот пришлось собственноручно арестовать бутузика. Так жалко! Но что делать? Если бы я не арестовал, забрали бы другие ведомства, а там пиши пропало. Ох, я, конечно, очень волновался… А тут вы со своим спасительным признанием! Я должен бы, Морской, вас наказать за дачу ложных показаний, но спишем на волнение. Только, прошу, сейчас мне помогите все сделать так, чтоб и комар не придрался.
После этих слов Света неприлично хихикнула и попыталась объяснить инспектору, что про комара так не говорят. Илья опешил, но кричать не стал, а просто попросил Светлану замолчать. Позвал секретаря и понятых, составил протокол, особо напирая на то, что все должно пройти законно и не под девизом «дядя выпустил племянника из родственных чувств». Илья привел растерянного Колю и потребовал дать показания. В присутствии сознавшихся «подельников» Николай, естественно, уже не стал отпираться. Для пущего официоза даже ставили следственный эксперимент — звонили на квартиру к Фореггеру, где, как и ожидалось, заседала шумная компания, включая Галюню Штоль, которая подтвердила правдивость разговора про прыжки. Все вышло идеально. Колю признали невиновным и обещали отпустить. Успокоенная Ирина отправилась домой, обрадованная Светлана умчалась по делам библиотеки, а Морской остался ждать, когда подпишут необходимые бумаги, чтобы покинуть здание вместе с Николаем. И вот тут началось…
Инспектор ненадолго отлучился и вернулся совсем другим человеком.
— Я что-то как-то вовсе позабыл, — поначалу он еще мямлил, явно стыдясь того, что сделал. — У нас так не делается. Доказать невиновность задержанного это, конечно, благородно, но следствию нужен подозреваемый. «Разбить в прах гипотезу коллег может каждый. Ты свою приведи, а потом уже критикуй и чужого арестованного выпускай!» — вот так мне было сказано. Причем с насмешкой, будто я никчемный… — Тут Илья стал говорить более уверенно. — Но я нашел верное решение. Хоть и без вашего согласия, но ради вашего же блага, товарищи, я кое-что додумал в вашем деле. В подслушанный случайно телефонный разговор про убийство никто не поверит. Тем паче за сокрытие такого факта тебе, Морской, придется отвечать. Так что я сказал, что разговор был подслушан не случайно. И вообще, что у нас, разумеется, есть своя гипотеза. Я отвечаю за безопасность в театре, и конечно же я знал о готовящемся заговоре. И потому-то Николай и находился в районе преступления, что выслеживал преступника. Предотвратить убийство не успел, но на след злодейской организации уже вышел. Рискуя жизнью, прятался от заговорщиков, и был вынужден скрываться в артистической, что подтверждают дамы-балерины.
— Что? — хором выпалили Морской и Николай. Один с ужасом, другой с восторгом.
— То! — гордо ответил Илья. — Мой племянник находился у меня на стажировке как секретный сотрудник. Я как раз на днях собирался оформить его в штат агентом первого разряда. Он был при исполнении задания, суть которого я не могу раскрывать, потому что операция все еще идет. Я и сейчас бы ничего не рассказал, но раз иначе нельзя отпустить Колю, то придется частично раскрыть карты, — инспектор шпарил как по писаному. — Мы были в шаге от раскрытия коварного заговора, а сейчас мы также в шаге от раскрытия убийства. И мы просим дать нам еще неделю. Через неделю мы назовем убийцу и расскажем о театральном заговоре, масштабы которого поражают. Что будет, если мы через неделю ничего так и не добьемся? Что ж, тогда уж будь по-вашему: пусть дело забирает угрозыск или ОГПУ, пусть начинают с ареста Коли и действуют согласно своим представлениям об этом деле, раз им так хочется. Но до этого дело не дойдет, потому что победа уже почти у нас в руках. Отличная история, скажите?
Морской и Николай синхронно закивали головами. Один отрицательно, другой наоборот.
— Мое непосредственное начальство уже согласно дать нам неделю, — продолжал Илья. — Всем хочется, чтобы их ведомство раскрыло заговор! Осталось утрясти в верхах. Я сам и утрясу, мне дали полномочия. Так что, племянник, судьба сама выбрала тебе вместо карьеры журналиста карьеру следователя.
— Обалдеть! — Николай приосанился и выпалил глупое: — Рад стараться, товарищ инспектор!
Морской и так ушам своим не верил, но то, что было сказано дальше, побило все рекорды сюра.
— Первым делом, Коленька, ты создашь рабочую группу — небольшую, человека три. Найдешь помещение под штаб. Составишь план следственных мероприятий…
— Как в настоящих детективах? — Николай явно был на седьмом небе.
— Даже лучше. Если будет нужна помощь в виде доступа в архивы или в лабораторию, или оперативники понадобятся — я обеспечу. Единственное, выделить тебе в подчинение постоянную группу сотрудников я не могу. Но могу дать добро на сбор гражданской следственной группы из неравнодушных активистов. Общественникам сейчас всюду зеленый свет, так что ура! Товарищ Морской, конечно, человек тяжелый и эгоистичный, но как помощник в следствии незаменимый. Он знает театр, он толков, он выдвинул вчера прекрасные теории про убийство… И сам я, конечно, тоже буду вести расследование. Кто-то из нас да справится, ведь правда? Морской, вы почему позеленели?
Категорическое «нет» Морского привело обоих носителей фамилии Горленко в замешательство.
— Я не согласен, — твердо повторил Морской. — Я могу участвовать в расследовании только как журналист. Лишь как сторонний наблюдатель, не более.
— Что ж это выходит? — растерянно моргал Коля. — Вы втравили меня в эту историю, потом сделали вид, что хотите меня из нее вытащить, и теперь, когда осталось только взяться за дело и все расследовать, хотите меня бросить?
— Я действительно хотел, — Морской едва сдерживался, чтобы не прокомментировать это наивное «осталось только все расследовать». Пусть у парня остается хоть капля оптимизма. — Я действительно хотел вас вытащить. Но правдой, а не нелепыми выдумками о каком-то секретном задании.
— Значит так, — инспектор явно обиделся, что его гениальный план не оценили, и заговорил ледяным тоном: — Разбирайтесь сами. Николай, у тебя есть время до вечера. Хочешь, убеждай этого жестокосердого гражданина, не желающего помогать найти убийцу своей близкой подруги. Хочешь, найди других двух активистов. Но ты, товарищ Морской, учти, за тобой по этому делу столько грехов тянется, что если Коля за неделю не справится, то первым делом ОГПУ тебя возьмет за дачу ложных показаний. Они ужасно злятся, когда граждане врут органам безопасности…
— Вот именно! — попытался внять к голосу разума Морской, но внимать в этом кабинете было не к кому.
На том и порешили. К проходной Морской и Коля спускались молча. Вернее, Коля пару раз пытался поймать взгляд бывшего наставника, но Морской отводил глаза.
— Ну и черт с вами! — психанул Коля, выходя на улицу. — Не буду я вас убалтывать.
Но все равно не отставал. Тогда-то Морской и намекнул, что бывшему ученику пора идти своей дорогой.
— Последние новости! Все события города! — Пронесшийся мимо мальчишка с охапкой газет отвлек Морского от неприятных мыслей и воспоминаний.
Коля живо кинулся покупать газету.
— Вы ж говорили, журналист всегда должен быть в курсе! — забывшись, крикнул он Морскому, радуясь, что догнал мальчишку, но потом смутился и добавил с явным сожалением: — Хотя ведь я уже не журналист. Ну, все равно газетка пригодится…
Морскому в который раз стало жаль этого милого доверчивого парня.
— Послушайте, — он решил снова попытаться вразумить бывшего подопечного, — я, естественно, отказываюсь участвовать в авантюре вашего дяди. Я не криминалист, я не компетентен и патологически боюсь — да, да, именно боюсь — брать на себя такую ответственность. Это дело решенное. Но вы? Вы-то куда лезете? Опомнитесь! Вдруг вы задержите невиновного? Ваш дядя обыкновенный карьерист, который, чтобы не получить выговор за проваленную безопасность театра, придумал историю с почти что раскрытым заговором. Он ничем не рискует, сочинив этот бред, — если за неделю убийца и правда найдется, ваш дядя станет героем. Если нет — вернется в то же положение, что было сегодня утром.
— Неправда! Он придумал это не из-за карьеры, а ради меня! Давайте, может, я вам еще раз объясню, — Николай, похоже, тоже решил попытаться переубедить собеседника. — Мы с вами оба загремим за решетку, если не раскроем это дело за неделю. И я полагаю, что выхода у нас нет! Я ведь уже был одной ногой в тюрьме. Ну, то есть был обеими ногами в камере предварительного заключения. Так вот — там плохо! В одной подвальной комнатушке набито столько человек, что можно задохнуться просто от тесноты. Они спят сидя, потому что негде лечь. А среди них ведь есть и невиновные. Но не у всех есть дядя и друзья, и сколько времени пройдет, прежде чем невиновность смогут доказать, никто не знает. — Коля зябко поежился, представляя, чем могло кончиться сегодняшнее приключение. — Дядя, пока вел меня в кабинет, разъяснил, откуда эта давка. Не арестовывать нельзя: большая часть подследственных задержана по доносу, а доносы положено тщательно проверять. Перевести дальше нельзя без доказательства вины. Отпустить нельзя без доказательств невиновности. Хорошо хоть часть признается во всем на первых же допросах, стоит немного нажать, иначе вообще перенаселение в предвариловке было бы, потому что доносы проверять — дело долгое.