Света склонилась совсем низко над макетом и постаралась зависнуть, чтобы получше разглядеть надпись.
— Макет надо рассматривать издаля. Нечего носом во все дырки лезть! — зарычала Шурася.
И, заметив явное Светино нежелание просто так слоняться по выставке, разыграла сцену изгнания подруги из зала.
— Уж извините, — выпроваживая Свету, оправдывалась Шурася перед смотрительницей. — Она у нас человек эмоционательный и слишком любознальный… Одно слово — деревня!
Стараясь не лопнуть от смеха, Света скатилась с лестницы и, несмотря на усталость, поскорее побежала в расположенный совсем рядом Дворец Труда. Товарищ Морской мог все еще быть в редакции, а Свете не терпелось поделиться достижениями.
Предъявив при входе милой дежурной библиотечное удостоверение и сочинив историю про книгу, которую ищет, Света легко проникла в редакцию одной из самых популярных газет республики и, конечно, слегка оробела.
— Какие новости? — как раз в этот момент Морской в редакционном коридоре беседовал с секретаршей. — Я про домик с круглыми окнами. Про то, что статья о «Березиле», которую я отдавал в печать, пошла под псевдонимом Аллегро, я уже знаю, а вот не поступало ли откликов от читателей на вопросы о доме?..
— К сожалению, нет, — секретарша отвечала, не отрываясь от бумаг.
— Если что-то прояснится, будьте так добры, позвоните в оперный театр, попросите, чтобы мне передали. Спросите Ирину Онуфриеву, мою… Э… — Морской замялся.
— Вашу супругу, — твердо закончила секретарша и рассмеялась. — Нелепое заблуждение, будто в присутствии одной девушки нельзя говорить о своей преданности другой!
— В присутствии одной красивой девушки… — поправил Морской с нажимом, и Света, внезапно разобидевшись за Ирину, с неудовольствием заметила, что Валечка покраснела.
— Отвлекитесь от этих ваших заигрываний! — выпалила Светлана через весь коридор. — Я кое-что нашла!
— Рассказывайте, — на замечание Морской не отреагировал, зато сразу перешел к делу.
— Прям папка с подписью Толмачева? Заберем через пару часов? Хм… Неплохо, но отложу поздравления до того момента, как мы заберем папку. Нино́ вполне могла подсунуть нам пустышку, чтоб эти поиски казались интересней. Не может быть, чтоб не было подвоха… Или как с демонстратором одежды, выйдет накладка. Стоп! — тут Морского словно осенило. — Знаете что, умница-Света! У меня для вас теперь совсем другое задание. Идемте в штаб! Вам нужно кое с кем поговорить.
В полном недоумении Света отправилась с Морским в Классический переулок.
В прошлый раз, заходя в штаб-квартиру, Света была так взбудоражена, что толком ничего не запомнила. Сейчас же было время осмотреться. В коммунальном коридоре, заставленном всякой полезной чепухой — точь-в-точь как в коридоре у Зловредины на Черноглазовской, — пахло одновременно примусом, хлоркой, кошками и вкусными пирожками с капустой. На кухне же, куда зачем-то пригласил Свету Морской, запах пирожков вытеснял все остальные. Света почувствовала, что вот прямо сейчас умрет с голоду.
— Угощайся, деточка! — раздался низкий голос из дальнего угла. Там, царственно раскинувшись между табуреткой и боковой стенкой буфета, восседала довольно грузная пожилая дама. Не отрываясь от вязания, она кивнула Свете на прикрытый полотенцем тазик. Хлопотавшая у плиты девушка при этом резко обернулась, но, увидев Свету, вдруг тепло улыбнулась, удивленно вскинув брови над красивыми темными, но почему-то заплаканными глазами.
— Не стесняйся! — сказала девушка, откидывая полотенце и пододвигая пирожки к Свете.
От аппетитного аромата уже некуда было деваться. Заметив, что Света собирается с силами, чтобы вежливо отказаться, дама из угла грозно прокричала:
— И не морочь мне голову! Ешь! Что за люди, что за времена! Никто честно не признается, когда хочет есть, зато, когда наоборот, все ходят не стесняясь! — За фанерной перегородкой при этом раздался громкий звук спускаемой воды. Из уборной, дверь которой выходила прямо к кухонному столу, застегиваясь на ходу, вышел кучерявый парень с немного сумасшедшей нездешней улыбкой. Он повесил деревянную сидушку на гвоздь за дверью и вышел в коридор.
— Вы не помыли руки! — с ужасом зашипела дама вслед.
— Мама! — страдальчески прижав ладони к груди, всхлипнула девушка. Кожа ее, и без того белая, как мел, стала еще белее. Девушка попыталась выскочить из кухни, но наткнулась на Морского, твердой рукой вернувшего ее назад.
— Вот, полюбуйтесь! — не совсем понятно кому и про кого сказал Морской. — Это Света, помощница Николая. Это Соня, сестра моей бывшей жены. Бабушку Зислю я не представляю, потому что она наверняка представится сама, да и отношения к делу особого не имеет. В общем, Светлана, слушайте. Соня должна была пойти сегодня в Главодежду, чтобы выудить что-нибудь из шкафчика Нино́. Соня обещала, но… Но теперь говорит, что никуда не пойдет.
— Я не могу! — с неповторимым драматизмом и явно уже не в первый раз зашептала красавица. — Ко мне жених приехал! С севера. Проездом. На полдня. Я даже Ларочку спровадила домой, хоть днем у Двойры некому с ней быть.
— Как-как? — тут Света кое-что вспомнила. «Она такая же как вы, но не замужем!» — сказал Коля балерине. Выходит, не шутил. Имел в виду, «такая же красотка»… Губа у него не дура! Вот почему он так убивался при виде любовных надписей на столбах и писал тогда эти глупые стихи… «Кто едет на север, бросая невесту»… Вот, значит, как… Не только глупый, но еще и бабник!
Свете стало обидно. Безнадежно влюблен, а ей, Свете, ничего не сказал. И вообще вел себя, будто все эти устаревшие шашни не про него. Выходит, врал. Свету воспитывает (она вспомнила, как тогда в подъезде он пренебрежительно обвинил ее в «бабскости»), а сам с чужими невестами в Ромео играет. Тьфу!
— Э-эй! — Морской несколько раз провел ладонью перед Светиным лицом. — Умница-Света, вы меня слышите? Где там ваша женская солидарность? У нас срывается важная операция, потому что Соня не может оставить жениха. Решение принято: ее придется убедить!
В дядином авто Николай чувствовал себя отвратительно. Во-первых, было неясно, куда девать ноги: если ставить согнутыми, то колени больно бились о переднюю панель всякий раз, когда авто подпрыгивало на очередной колдобине, если вытягивать вперед, то постепенно ты и сам сползаешь под капот. Во-вторых, непонятно было, что делать с окном: если не открывать, то от табачного дыма начинало щипать глаза, а если открыть, покрутив тяжелую ручку с круглым деревянным набалдашником, то в лицо тут же впивался вихрь из колючих снежинок. В-третьих, все люди как люди, шли себе пешком, мерзли, а ты, как буржуин, издевательски обгонял их в автомобиле. В-четвертых, шофер попался на редкость некомпанейский. Даже не представился.
— Буду знать, — сказал серьезно, когда Коля назвал свое имя, и замолчал.
Сейчас, когда авто, как и договаривались, стояло под окнами штаба, а Морской и Соня все не выходили, Коля нервничал. Не столько из-за потерянного времени, сколько из-за осуждающего взгляда не произносящего ни слова шофера.
— Скоро поедем! — оправдывался Коля. — Всего-то десять минут опоздания. Не беда!
Наконец они вышли. Морской и Прекрасная Дама. У Коли аж дыхание перехватило. Нарядившись для важной миссии, Соня выглядела еще красивее. О, эта походка! Немного напряженная, нетвердая, вызывающая желание немедленно поддерживать и защищать, но вместе с тем восхитительно женственная и прекрасная! О тот самый пьянящий аромат, заполнивший салон, едва счастливчик Морской распахнул перед Прекрасной Дамой дверь авто! О шляпка с низкими полями, интригующе обнажающая лишь нижнюю часть лица, такого нежного, такого беззащитного! О светлая коса, игриво прячущаяся под мехом воротника. Коса? Постойте-ка… Коса? Николай резко обернулся и оторопел, встретившись взглядом с глядящей на него в упор Светой.
— Я не хотела, но они меня убедили.
— Ты? Ты? Ого! — Николай растерял все слова. — Выглядишь — что надо! Я и не думал, что ты так можешь…
Света возмущенно запыхтела и тут же ехидно заметила:
— К Сонечке твоей жених приехал. На полдня. Она его оставить не смогла.
— Да ну и ладно, — отмахнулся Коля. — Я даже и не знал, что ты вот так умеешь того-этого…
— Пудриться, что ль? — Света не выдержала и рассмеялась. — Или духами поливаться? Или челку сахарной водой мочить, на бумажки крутить и над примусом сушить? Да я и не умею. Это Соня с бабушкой Зислей меня так вырядили. Думают, что людей нормального вида в недра Главодежды не пропустят.
Когда приехали на место и издали увидели группку девиц у входа в элегантный особняк бывшей мануфактуры, единогласно решили, что Соня и ее мама были правы. Света решительно вышла из авто и направилась к полукруглым ступенькам входа. Полчаса, потраченные в муках обучения хождению на высоких каблуках, все же не прошли даром. Свете казалось, что она шла весьма уверенно.
— Кто последний? — спросила она у дамочек деловито.
Те прыснули со смеху, но все же снизошли до объяснений.
— Тут тебе не очередь! Как позовут, так все и пойдем. Кого не отсеют еще на входе…
Свете «будущие коллеги» совершенно не понравились. Разодетые так, словно никогда не слышали ни о скромности советских тружениц, ни о растлевающем влиянии роскоши… Пришедшие вроде бы и не на работу вовсе, а на какую-нибудь кабаре-вечеринку из середины 20-х… Они томно вздыхали, глядя на закрытую дверь, и громко переговаривались.
— Насколько хорошо тут платят? — спрашивала одна. — Сравнимо с частными мануфактурами?
— Тю! Рассмешила! Толку сравнивать? — отвечала другая. — Раз частных не осталось, то и сравнивать не надо. Чтобы не расстраиваться.
— Если ты про деньги, то зря пришла, — подхватила еще одна. — Но зачем они тебе? На них все равно сейчас ничего не купишь. Тут в другом смысл. Столовая бесподобная, и одежда часто перепадает. Как брак какой или просто неучтенка, так кому-то из демонстраторов обязательно вещичка достается. А еще часто бывает, что швея и так и эдак под тебя готовое платье подгоняет, а закройщик потом орет: «Всю вещь мне истыкали! Теперь она негодная! Вот и отдавайте ее тому, под кого выкалывали». Так пара-тройка демонстраций, и гардероб соберешь.