Я продолжал объяснения. Ситуация в стране тяжелая, обратиться за помощью не к кому. Денег осталось мало, на машине ехать больше нельзя, поэтому идти придется в основном пешком.
– Пап, а почему мы не можем поехать на поезде? – спросила Салли.
У детей есть удивительный талант находить очевидный выход из затруднительного положения, который почему-то не приходит в голову взрослым. За все время наших скитаний я совершенно позабыл о существовании железных дорог. Интересно, Изобель тоже про них не думала или как раз догадалась, что так можно добраться до Бристоля?
– Давай попробуем. Только с деньгами беда, нам может просто не хватить на билет.
– Давай узнаем. Я больше не хочу спать в палатке.
Хотя планировать что-либо надолго вперед было бесполезно, я не мог отделаться от опасений по поводу обстановки в Лондоне. Вдруг там все так же плохо, как раньше? Если африммы по-прежнему захватывают дома и силовые структуры враждуют между собой, как и за пределами столицы, тогда счет людей в поисках жилья может идти на тысячи. А значит, вероятно, придется снова покинуть столицу. Тогда единственный вариант – отправиться к моему младшему брату, который живет в Карлайле. Впрочем, даже если нам чудом удастся попасть к нему, совершенно неясно, как он нас примет: мы с Эдвардом в свое время крупно повздорили. К сожалению, иного выхода все равно не было. Других родственников у меня не осталось: родители умерли, а Клайв, мой старший брат, погиб в столкновении под Бредфордом. Да уж, отношения с семьей у меня не сложились.
Собрав свои скромные пожитки, мы отправились в путь. Я нес чемодан и рюкзак, а дочка – сумку с одеждой. Мы двигались на восток – не потому, что именно там находилась ближайшая станция, а просто потому, что дорога шла под горку.
Через час с небольшим мы увидели телефонную будку. По привычке я снял трубку проверить, есть ли гудок. До сих пор нам не попадалось ни одного работающего телефона, хоть на вид они были в целости и сохранности.
На этот раз в трубке послышались щелчки, а затем женский голос:
– Говорит оператор АТС. Кого вызываете?
От неожиданности я не сразу нашелся, что ответить.
– Соедините… с Карлайлом, пожалуйста.
– Прошу прощения, абонент. Все линии заняты.
Судя по тону, она уже была готова положить трубку.
– Подождите… Разрешите тогда сделать звонок в Лондон?
– Прошу прощения, абонент. Все лондонские линии заняты.
– А можете перезвонить, когда какая-нибудь освободится?
– Эта АТС обслуживает только местные вызовы.
– Минуточку, – быстро вставил я. – Не подскажете, как попасть на ближайшую железнодорожную станцию?
– Откуда вы звоните?
Я продиктовал ей адрес телефонной будки, напечатанный на табличке рядом с аппаратом.
– Ожидайте.
Она положила трубку, а я остался стоять. Через три минуты в динамике послышался шорох.
– Ближайшая к вам станция находится в Уорнеме. Спасибо за звонок. До свидания.
Салли все это время ждала снаружи. Я пересказал ей суть разговора. Вдруг до нас донесся приближающийся рокот двигателей. Через несколько секунд мимо проехали семь грузовиков с военными. На подножке последнего стоял офицер. Он что-то нам прокричал, но из-за шума мы не расслышали. Появление людей на дороге немного обнадеживало, хотя такое открытое перемещение войск я наблюдал впервые.
Грузовики скрылись за горизонтом, и в округе снова стало тихо. Кроме нас, людей поблизости не было.
Я отыскал на карте Уорнем, и мы двинулись в нужном направлении. По дороге нам чаще попадались следы военной деятельности, нежели гражданской, и это тревожило.
Через полчаса мы дошли до деревни. На улице никого не было, только в окне последнего дома мелькнула фигура человека. Я крикнул ему и помахал, но он спрятался: то ли не заметил меня, то ли решил сделать вид, что его нет.
За деревней стояла целая артиллерийская батарея и лагерь на несколько сотен солдат. Вдоль дороги тянулась колючая проволока, возле которой стояли охранники. Стоило нам приблизиться, они стали отгонять нас. Я попытался заговорить с кем-то из рядовых, но он тут же вызвал старшего по званию. Тот повторил, чтобы мы убирались отсюда, причем до темноты, иначе будет худо. Я спросил, представляют ли они Патриотическую армию, однако офицер не ответил.
– Папа, я боюсь. У них оружие, – сказала Салли.
Мы пошли дальше. Несколько раз над самыми верхушками деревьев проносились реактивные самолеты. Гул звучал отовсюду, иногда – прямо над головой. От внезапности и оглушительной громкости мы то и дело сжимались в страхе. По дороге я нашел старую газету и решил почитать, чтобы узнать немного о происходящем.
Газета была отпечатана кустарным способом – скорее всего, подпольно. Две недели назад я как раз слышал по радио, что выпуск периодических изданий временно приостановлен. Качество печати было ужасное, стиль отвратительный, причем с явным душком расизма и ксенофобии. Буквально через слово речь шла о резне и проказе, о перестрелках и венерических заболеваниях, об изнасилованиях, людоедстве и чуме. Подробно описывалось, как в домашних условиях изготовить коктейль Молотова, дубинку с шипами и гарроту. Попадались и «новости», например, о массовых изнасилованиях, которые творили африммские боевики, или об успешных операциях правительственных войск по разгрому вражеских укрепленных точек. Внизу последней страницы приводились выходные данные: газета печаталась раз в неделю и предназначалась для гражданского населения, а публиковала ее Патриотическая армия Великобритании (внутренние войска).
Я сжег ее.
На подходе к уорнемской станции стоял еще один заслон. Увидев солдат, Салли крепко сжала мне руку.
– Не бойся, дочка, – сказал я. – Они здесь для того, чтобы никто не мешал движению поездов.
Она промолчала, вероятно, почувствовав, что мне тоже не по себе. Ладно, хотя бы поезда ходят, пусть и под присмотром военных. Мы подошли к заграждению, и я обратился к лейтенанту с повязкой «Королевские сецессионисты» на рукаве. Я не стал интересоваться, кто это.
– Можно ли отсюда попасть в Лондон?
– Поезда ходят нечасто, – ответил лейтенант. – Вам лучше узнать на вокзале.
– Разрешите пройти?
– Конечно.
Он кивнул подчиненным, и те отодвинули шлагбаум. Поблагодарив лейтенанта, мы направились к билетной кассе.
За окошком сидел кассир в привычной форме Британских железных дорог.
– Нам нужно попасть в Лондон, – сказал я. – Не подскажете, когда ближайший поезд?
Кассир нагнулся вперед, прижался лицом к стеклу и внимательно рассмотрел нас.
– Придется ждать до завтра. Мы должны заранее оповещать перевозчика о наличии пассажиров.
– То есть, просто так поезда тут не останавливаются?
– Не останавливаются. Только с разрешения перевозчика.
– А если надо срочно?
– Только с разрешения перевозчика.
– Хорошо, сегодня оповещать его уже поздно?
Кассир кивнул.
– Последний поезд прошел час назад. Если хотите, можете купить билет, и я свяжусь с перевозчиком насчет завтра.
– Минуточку, – сказал я и обратился к Салли: – Милая, сегодня нам придется снова спать в палатке, ничего?
– Да, папа. Но завтра мы ведь поедем домой?
– Конечно. – Я обратился к кассиру: – Почем билеты?
– Пять фунтов с пассажира.
Я вытащил из кармана все оставшиеся деньги и пересчитал. Даже двух фунтов не набиралось.
– А можно оплатить завтра? – спросил я.
Он мотнул головой.
– Билет приобретается заранее. Впрочем, если у вас с собой нет достаточной суммы, можете внести предоплату, а остальное заплатить завтра.
– Этого хватит?
– Думаю, да.
Он сгреб купюры и монеты в ящик, затем пробил что-то на кассовом аппарате.
– Поезд будет в одиннадцать утра. При себе нужно иметь эту бумагу и оставшуюся сумму.
Увы, это был не билет, а всего лишь расписка. Поблагодарив кассира, мы вышли на улицу. Начинало моросить. Я понятия не имел, где достать еще денег; в крайнем случае, думаю, я решился бы и на воровство.
Когда мы проходили через шлагбаум, молодой лейтенант нас окликнул:
– Что, сегодня не успели? Ничего не поделаешь, бывает. Издалека шли?
– Да, – ответил я.
– Тут, кстати, еще много беженцев, – сочувственно сообщил он.
Я хотел было кивнуть, но вдруг понял, что он включил в это число и нас. До сих пор мне и в голову не приходило считать себя беженцем.
– Главное доберитесь до Лондона, а там можете связаться с нашими, – утешил лейтенант.
Он сообщил мне название и адрес организации, которая занималась поиском жилья для бездомных. Я все записал и поблагодарил офицера, однако тот не успокаивался: теперь его заботило, что мы будем делать до утра.
– Я бы пустил вас на постой к нам, не впервой, – сказал он. – Вот только сегодня нашу часть, вероятно, передислоцируют. Найдете, где переночевать?
– У нас с собой палатка, – ответил я.
– А, вот и славно. Правда, советую все-таки устроиться подальше отсюда. Пришел сигнал о приведении в боевую готовность: в округе объявились патриотисты.
Я поблагодарил его еще раз, и мы наконец ушли. Такое участие и искреннее желание помочь обнадеживало. С другой стороны, последние слова прозвучали тревожно, и мы решили внять предупреждению. Пройдя довольно далеко на юг, мы достигли небольшого холма, окруженного с трех сторон лесом. Там и поставили палатку.
Ночью, лежа в темноте, мы слушали, как грохочут орудия и проносятся в воздухе самолеты. Небо на севере озаряли вспышки взрывов. По дороге с другой стороны холма маршировали солдаты, в лесу то и дело бухали шальные снаряды. Было очень страшно. Салли прижималась ко мне, а я пытался ее успокоить. Взрывы звучали то совсем рядом, то где-то в отдалении. Время от времени раздавались крики и стрекотали автоматы.
К утру все стихло, снова зарядил дождик. Боясь, как бы ненароком не вызвать стрельбу, мы до последнего не вылезали из палатки. Только в десять часов, наскоро собравшись, мы поспешили на станцию и к одиннадцати туда добрались. Ни заслона, ни военных не было. От вокзала остались одни развалины, рельсы в некоторых местах были разворочены снарядами. Зрелище наполнило нас отчаянием и ужасом. Расписку я порвал и выбросил.