Этим он отличался от обычного человека, а не только зеленым цветом.
Все остальное у него было как у людей, в пределах нормы.
Люди тоже бывают некоторые без волос, то есть лысые, некоторые — без зубов. Без ушей, без глаз, и без носа тоже встречаются (это не значит, что у маленького зеленого всего этого не было, но это не значит и обратного). Шесть пальцев на ноге тоже не проблема. Пальцем больше, пальцем меньше — главное, чтоб не копыто в итоге.
Джинсы и куртка с карманами, все как у людей, и уже давно.
С неопределенным числом карманов, и из пятого он достал что-то.
— Бу, — сказал зеленый.
Он протянул это что-то Нестору, оно было фарфорового белого цвета, и красная кнопка посередине.
Нестор положил палец на кнопку.
— Бу, — сказал зеленый.
Нестор хотел нажать кнопку, но почему-то медлил. Он снова захотел нажать, но передумал. Это могло быть чревато — нажимать на незнакомые кнопки.
Он хотел вернуть устройство инопланетянину, но тот произнес глубокое «Дю» с отрицательным выражением лица и голоса, и Нестор оставил предмет у себя, положив в сухое темное место где-то между кюкелем и гаккелем.
29
Нестор обратил внимание, что люди, спускающиеся по эскалатору вниз, как правило, отличались от тех, которые поднимались по встречной ленте. Первые по преимуществу никак не проявляли себя — тихие, молчаливые, а вверх поднимались либо причитающие старухи, одетые в черное, либо веселые и молодые люди, поливающие друг друга краской. Каким-то образом открытие внизу вентиля с веселящим газом (закись азота, эн-два-о) стабильно сопровождалось раздачей хлоппакетов и пистолетных маркеров.
Был выходящий из ряда случай, когда Нестор, перелетев по привычке на идущий вверх эскалатор, оказался среди веселых старух, поливающих друг друга краской, и это был конец света. Нестор сидел, съежившись, на ступеньке и ждал, когда оно кончится. Что-то хлопало, что-то стучало, что-то свистело над головой.
Родион толкал Нестора в бок и рвался выйти, чтоб принять участие в этом празднике жизни, Нестор с трудом удерживал его.
И что-то время от времени разбивалось с тихим стеклянным звоном.
Нестор хотел перескочить на другую ленту, но не было сил, и сидел под перекрестным огнем — они ведь еще и палками клюковатыми махали и распускали зонтики, — весь сжавшись сидел, пока наверху не встретил розовые лица под твердыми козырьками фуражек. Почти с радостью отдался им в руки.
А в другой раз, закрыв глаза, оказался на далеких ступеньках — болела голова — и с компрессом на лбу. Чьи-то пальцы касались лба, это было приятно. Слышался чей-то голос — слов было не разобрать, но казавшийся знакомым с какого-то прошлого раза.
30
Сидели на ступеньке, пили кофе.
На неудержимо бегущей вниз ступеньке.
Иногда Нестору казалось, что он может замедлять скорость спуска.
По крайней мере, до той минуты, когда нижний конец эскалатора становился угрожающе близок, могло проходить больше времени, чем обычно. На этом рубеже Нестор говорил Лиле «до свидания» и перелезал через эту, как ее называют, балюстраду, провожаемый удивленным, как ему казалось, взглядом.
Больше времени — это значит, что успевали спокойно выпить по чашке кофе, и еще оставалось. А время как таковое было иллюзией, это усвоил Нестор из последнего разговора с человеком в шляпе.
Кофе Нестор научился доставать самый разный — как бы заказывать у невидимого официанта. Кофе по-венски, кофе по-турецки, по-варшавски, с молоком или со сливками, эспрессо, капучино, гляссе, — Нестор называл про
себя слово, и в руке у него возникала чашка. Иногда ему казалось, что чашка возникает одновременно со словом, иногда — прежде слова.
Он спрашивал Лилю: «Какой кофе ты хочешь сегодня?» Она говорила, и в руке у него появлялась чашка. Иногда чашка появлялась одновременно с тем, что она говорила, иногда — раньше. Последовательность событий не имела значения. Нестор знал, что все они существуют одновременно в общем облаке. Что из того, что соседние поменяются местами в очереди на выход? Но мельком сказанное «сегодня» настораживало. Сказанное «сегодня» предполагало подразумеваемое «вчера», а о «вчера» не приходило в голову думать.
Что для нее было «вчера», то для него — неопределенное число прыжков с эскалатора на эскалатор, или очередной спуск на бегущей вниз ступеньке — в одиночестве или вдвоем, или подъем вверх, где ожидали розовые лица под козырьками фуражек.
А для нее «вчера» — это, может быть, был тот прошлый раз, когда она сидела с ним на ступеньке или когда пробежала мимо.
Была ли вообще у нее память о совместном прошлом — Нестор мог думать об этом, мог не думать, — все равно части мира не складывались вместе, не подходили друг к другу, словно детали дурной головоломки.
Но однажды, в какой-то очередной раз, когда бегущая вниз ступенька оказалась на угрожающе близком расстоянии от финиша, Нестор сказал свое «до свидания» и уже занес было ногу, чтоб перелезть через перила, а она сказала вдруг: «Подожди».
— Подожди, я хочу сказать. — Она говорила, словно что-то с трудом вспоминая. — Ты вот так меня оставишь одну? Ты каждый раз пугаешь меня тем, что там внизу что-то страшное — что там что-то грохочет — а что там грохочет внизу? — там действительно что-то грохочет — словно железную бочку пинают ногами, но ведь это не бочка — ты очень хорошо знаешь, что это не бочка — и газ, от которого щиплет глаза — ты ведь сам говорил мне про газ — мне страшно.
Нестор молчал.
— Ты испугал меня, и это разве не странно, что ты так меня сразу готов оставить одну, что ты каждый раз оставляешь меня, а сам убегаешь?
«Так пойдем вместе, перепрыгнем через баллюстраду, — хотел сказать Нестор, — я поставил два эль в этом слове, чтоб нам легче было скользить, — и никакой надзирающий голос нас не окрикнет, я обещаю, там, в той стороне есть тихие неподвижные ступеньки, я был там».
Но он не мог выговорить ни слова, и кругом тоже все молчало и не двигалось, словно магнитофон поставили на паузу.
И не было смысла говорить, потому что знал, что Лиля не согласится, он не мог в ту сторону, она в эту. В этом была непреложность закона природы.
Потом кнопку отпустили, и Нестор оказался далеко. На неподвижной спокойной ступеньке.
Это было похоже на бегство.
Это и было бегство.
31
Сидели на ступеньке, пили кофе.
На ступеньке, неудержимо бегущей вниз.
Нестор подумал, что за неимением часов можно измерять время по числу светильников, проходящих мимо. Но все светильники были одинаковы — гладкие белые цилиндры, и Нестор не был уверен, что не проезжает несколько раз мимо одного и того же.
Он помнил, что однажды решил пронумеровать плафоны светильников кривым черным фломастером. Начал не с самого верха и, пронумеровав что-то около девяти, остановился. Решил, что десять за один раз — это более чем достаточно. Но впоследствии ни одного из пронумерованных так и не встретил.
Можно было измерять время по уровню кофе, остающегося в чашке, — и это было бы естественное биологическое время (в отличие от времени, измеряемого движением счетного механизма). И Нестор следил за уровнем напитка. Ему казалось, что теперь он может по своему желанию замедлять время или заставлять идти быстрее, но заметил, что нормальная последовательность событий сбивается — иногда уровень уменьшался до того, как был сделан глоток, а иногда становился больше после сделанного глотка. Что ж, следовало быть готовым к чему-то такому.
В чашке еще оставалось больше половины, когда Нестор решился на серьезный разговор.
— Я однажды видел фильм, — начал он, — и там один человек влюбляется в девушку. Он старше ее — не то чтобы действительно старый, но в возрасте, а она — молодая. Но дело не в возрасте и не в том, что он влюбляется, он скорее даже не влюбляется, а у него возникает желание. — Нестор сделал маленький глоток из своей чашки, совсем маленький, и продолжал. — Есть некоторые вещи, — сказал он, — простые по сути, но если о них задумываешься, они становятся проблемой…
Он хотел сделать еще глоток, но дно чашки оказалось сухим, — значит, времени уже не было.
Сверху послышался стук каблуков по асфальту.
Нестор обернулся, недоумевая. Это был безобидный маньяк Бенджамин в туфлях с каблуками. Он сбежал по лестнице и, поравнявшись, сел рядом с Лилей по левую сторону. Ступенька оказалась как-то неожиданно широкой, и все втроем поместились.
— Есть проблемы? — спросил Бенджамин.
Нестор хотел дать ему кюкеля, но боялся получить тут же обратно.
— Я могу погадать вам на кофейной гуще, — произнес маньяк бархатным голосом и взял из рук Лили чашку вместе с блюдцем.
— Обойдемся без гадания, — сказал Нестор.
В чашке у него все-таки еще оставался кофе — на хороший глоток, который Нестор не знал — делать или не делать.
— Конечно, обойдемся, — ухмыльнулся Бенджамин, — подержаться за коленку — это не проблема.
«А ведь с какой-то стороны он — это я сам», — подумал Нестор, но мысль не успокаивала.
Бенджамин отставил свою чашку в сторону, звякнув о край ложечкой — знакомый стеклянный звук воспользовался случаем.
«Дать ему кюкеля?» — подумал Нестор, но вспомнил, что есть еще топорик Родион на петельке под мышкой. Только годился ли он против маньяка?
— Выходи, есть дело, — сказал Нестор. И тот вышел, в черном длинном пальто, зябко сутулясь, руки в карманах. Ему было холодно, холодно ему было всегда, и тем, кто был рядом, тоже становилось холодно.
— Кровь отдельно, мозги отдельно. — Он уже тянулся вперед голодным ищущим взглядом.
— Меня здесь не было, — хихикнул маньяк.
— Живи, — сказал Родион, — я ведь больше по части женщин. — Он улыбнулся, как бы оправдываясь. — Хотя, по правде сказать, предпочитаю тех, которые в возрасте.
— А я посмотрю, — сказал маньяк.
Родион медленно, словно нехотя, вынул руки из карманов, пошевелил пальцами.