Желающих вступить в латышские корпорации было много, старые корпорации не могли принять такое количество новых членов, это и стало причиной образования новых корпораций[171]. В. Щербинскис отмечает, что принципы землячества были положены в основу корпорации студентов из Елгавы – Fraternitas Vesthardiana, из Лиепаи – Philyronia, из Латгале – Lacuania (академическое сообщество Unitas Letgalica было основано в 1925 г., а в 1927 году оно преобразовалось в корпорацию и приняло название Lacuania). Со скаутским кружком была связана корпорация Fraternitas Academica. Некоторые корпорации образовывались в результате преобразования бывших организаций другого типа[172]. В межвоенной Латвии до 60 % студентов входили в корпорации, это составляло почти 4 тысячи человек[173].
В корпорации превращались иные сообщества. Объединение латышских студентов Риги еще в 1911 г. начало делиться, в 1926 г. сформировались корпорация Patria и некорпоранское общество Kāvi. Была сделана неудачная попытка преобразовать в корпорацию студенческое общество Austrums; вышедшие оттуда члены образовали корпорацию Fraternitas Livonica. Немецкие корпорации не подчинились требованию 1932 г. использовать на собраниях только латышский язык и добровольно вышли из Конвента президиумов, таким образом потеряли статус корпораций, хотя деятельность свою продолжали в совершенно корпорантском духе до 1939 г., до массового отъезда немцев из Латвии. Русское мужское сообщество корпорантов разделилось: часть выступивших и исключенных из Fraternitas Arctica членов в 1929 г. основали корпорацию Ruthenia.
Однако какую роль стали играть латышские и русские корпорации, возникающие в Латвии после образования Латвийского государства, был ли там элемент, роднящий их с землячествами? Возможно, ситуация в латышских и русских корпорациях межвоенной Латвии была различной, как различными были и общие культурные тенденции: при активной летонизации, сглаживании латышской культурной жизни, формировании этнонациональной культуры значительно меньше это происходило в местной русской среде. Вопиющий разрыв русской интеллигенции, эмиграции и простого народа межвоенной Латвии отражен, в частности, в отчасти биографическом романе Ирины Сабуровой «Корабли Старого города» (1950). При этом необходимо учитывать особенное геополитическое и культурно-историческое положение Балтии, немецкое и российское присутствие тут на самом разном уровне – чиновничества, дворянства, торговых слоев, ремесленников и крестьян. О богатстве и разнообразии русской культурной жизни Латвии 1920–1930-х гг. в своих мемуарах пишет современник Дмитрий Анохин. Он отмечает, что в значительной мере этому способствовали лояльное отношение правительства к меньшинствам и государственная финансовая поддержка культурной жизни национальных диаспор[174].
Собрание (Völker kommers) рижских корпораций. 28 октября 1933 г. Памятная страница из альбома корпорации Fraternitas Arctica
Иван Александрович Ильин (1882–1954), философ, часто приезжавший в Латвию в 1930-е гг. и читавший здесь лекции, в письме к Н.Н. Крамарж от 10 мая 1931 г. отмечает:
В первой половине марта я читал четыре лекции в Риге и два закрытых доклада. Атмосфера создалась очень горячая; там русские люди чувствуют себя на своей исконной земле, не эмигрантами, а оседлыми. В Париже я имел в конце апреля три публичных выступления и одно закрытое; русские люди в Париже серые, резиновые, неинтересующиеся, со скептической усмешечкой, не загораются, или только с большим трудом. Атмосфера разогрелась только к третьей лекции. А меня ничто так не утомляет, как холодный, резиновый упор безразличной аудитории. Эти мертвые токи чувствуешь уже через 10–15 минут – бессилие своего огня, бесплодность своего порыва… Чувствуешь себя не факелом, а головешкой, чадящей в болоте и в мокрых водорослях. Это трудно, больно – и потом тревожно[175].
Еще одним чрезвычайно интересным фактом именно балтийского корпорантского движения стало появление тут в межвоенный период (1920 –1930-е гг.) женских сообществ – корпораций студенток. Первая подобная организация была создана в 1899 г. в Бонне и носила название Club der Namenlosen. Следующей стала Verein Studierender Frauen Deutschlands Hilaritas. Именно в их среде можно найти женщин, вошедших в историю движения феминисток. Старейшей из существующих можно признать Verein Grazer Hoschshülerinnen, действующую в городе Грац в Австрии, основанную в 1912 г. Подобные организации существуют в Германии, Австрии, Швейцарии, Бельгии, Эстонии и даже в Чили. Корпорациями себя называют только латвийские и эстонские общества, в Германии в большинстве случаев используется обозначение Damenverbindung.
В сформированном в 1919 г. Латвийском университете было 30 % студенток. Первая корпорация студенток, Daugaviete, была аналогом мужских организаций, исповедовала все те же идеалы, основывалась на тех же принципах. Корпорация возникла 6 ноября 1921 г., по инициативе девятнадцати латышских девушек. Одни корпоранты их поддержали, но были и те, кто критиковал и не верил в успешность затеи. Но в 1923 г. появилась вторая корпорация студенток, Gundega, в 1924-м – Dzintra и Imeria. Появилась необходимость и создать Конвент президиумов корпораций студенток, который создали 2 декабря 1924 г. (шла дискуссия – кто же числится среди основательниц, там были некоторые разночтения). Сформулировали необходимость приемственности: новую корпорацию должна «вводить» какая-то из старых, уже существующих: становиться ей «крестной», гарантировать ее коман, помогать составлять статуты, вырабатывать традиции. В Конвент президиумов корпораций студенток из нелатышских организаций вошла только Sororitas Tatiana. В 1927 г. Конвент президиумов корпораций студенток создал свой хор (дирижером был знаменитый Теодорс Калныньш). Корпорантки участвовали в издании газеты Universitas, много занимались благотворительностью, сбором средств для больных, малоимущих. С 1919 по 1940 г. из числа всех студенток – выпускниц Латвийского университета (2183 девушки) 1370 (то есть 62,8 %) были членами корпораций.
Уже в конце 1920-х гг. зашла речь о тех переменах, которые следовало бы осуществить в деятельности корпораций В Объединении обществ филистров (F!B!S! – Filistru biedrību savienība) в 1928 г. доцент Я. Виторс поставил вопрос – что именно нужно менять; в 1929–1930 гг. несколько тезисов были утверждены Конвентом президиумов: предполагали, что нужно отказаться от всего, мешающего университетским занятиям, ограничить дуэли, нужно отслеживать и наказывать обиды, которые корпоранты могут наносить друг другу и другим студентам, ограничить клубное время и употребление алкоголя. В некоторых корпорациях произошли изменения[176]. В конце 1920 – начале 1930-х гг., во время кризиса, особенно остро встал вопрос необходимости экономии, снижения расходов. В целом звучал призыв к простоте, к снятию внешнего блеска, ограничению ночной жизни, снятию ночных дежурств в конвентских квартирах[177].
Известно, что отношение к студенческим корпорациям со стороны президента Карлиса Ульманиса было довольно прохладным[178]. Он полагал, что это чуждая латышам форма самоорганизации и элитарность, закрытость корпораций как таковых создает «непрозрачные» зоны в обществе, препятствует формированию латышской нации. Тем не менее корпорации не были запрещены после парламентского переворота в Латвии 15 мая 1934 г., и после окончания военного положения в январе 1935 г. они возобновили работу. Это произошло во многом при поддержке военного министра Яниса Балодиса, почетного филистра корпорации Ventonia. 18 мая 1934 г. собрание Общества филистров обратилось к К. Ульманису с приветственным письмом, выражая свое понимание в необходимости ликвидации работы парламента, то есть «эгоистические устремления партий и не приспособленная для жизни конституция привели государство в трудное положение. Законодательный орган потерял свою способность выполнять непосредственную задачу и только мешает управлению государством, дезорганизует его аппарат, вмешивается в работу судебной власти. Широко распространилась коррупция, государственные учреждения наполнены несоответствующими работниками». Филистры поздравили президента с правильно сделанными шагами[179]. В ответ они получили благодарственное письмо генерала Я. Балодиса, военного министра, руководящего Обществом военного ордена Лачплесиса. Корпорации продолжали существовать, хотя их внешняя деятельность стала не столь показательной, активной и яркой[180].
Взаимоотношения между корпорациями и другими студенческими организациями продолжали складываться непросто, хотя до открытой вражды дело, как правило, не доходило. Но, как показывает межвоенная история Латвийского университета и других высших учебных заведениях Латвии, существовали весьма непростые отношения между студентами, принадлежащими к разным объединениям[181]. Сходные цели и задачи, а отчасти и внешнюю символику могли разделять разные группы, не образующие единства и даже враждующие. В 1919 г. короткое время среди студентов Латвии существовало Студенческое бюро с левой политической направленностью, противостоящее принципам корпораций.
Претензии, высказывавшиеся по отношению к корпорациям, были направлены против их избирательного принципа (ощущения своей избранности, элитности), против их «внешнего блеска», против определенного «выпендрежа», что описывалось как неприятие «цветов». Другой претензией, звучавшей особенно со стороны латышских кругов, была «чуждость». Сторонники корпораций отвечали, что в первом случае речь идет не столько об абстрактной «избранности», сколько о строгом отборе, о результах воспитания, дисциплины и вообще большой работы, проделываемой в корпорациях, прежде чем человек получит «цвета». По поводу же «чуждости» корпораций они напоминали о такой же «чуждости» некогда латышам и христианства и многих элементов современной цивилизации, которые со временем были усвоены, приняли ряд местных, локальных черт