rituss, – порядок деятельности, что выражается в некоторых обычаях, например Landesvater (лтш. Zemes tēvs) как клятвенная присяга верности.
Корпорантки Sororitas Tatiana Н.В. Синайская и Е.К. Францман: первая встреча после долгой разлуки. Из личного архива С. Францман. 1991 г.
Сильная дидактическая, морализаторская направленность сохранялась на протяжении истории всех корпораций. В риторике всех текстов прослеживается обращение к следующим понятиям. Одной из ведущих оказывается тема «традиции» – прежде всего своей, внутренней, выработанной на протяжении предыдущих поколений корпорантов, которую важно сохранять, крепить, поддерживать и которой следует гордиться. Сама гордость корпоранта оказывается связана прежде всего с этой его связью с традицией: «Мы можем гордиться, что есть люди, придерживающиеся принципов корпораций…» Единство подчеркивается как важнейшее культивируемое качество коллектива; групповая солидарность, сплоченность выражаются, среди прочего, в запрете на разглашение «внутренних дел», и не только ритуальных особенностей корпорантских мероприятий. Среди личностных качеств, поощряемых культурой корпораций, нужно выделить деловитость, целенаправленность действий (в учебе, работе, вообще – жизни). Культивируются представления о чести, благородстве, личная преданность и служение.
Самостоятельность, честность, мужество, дисциплина, дружество, возможность довериться, а также уважение по отношению к более знающим и опытным – это принципы, отражающиеся в жизни корпораций. Они призваны также служить общественной воле, своему народу и государству ‹…› личность, честь, мужественность, дисциплина, дружба, возможность довериться, как и уважение людей более знающих и более опытных, – вот принципы, отражающиеся в жизни корпораций[236].
Практически во всех разговорах о корпорациях, воспоминаниях и рассуждениях фигурирует тема «духа корпорации», которая в свою очередь распадалась на несколько подтем. О корпорации и стиле мы говорили с Э. Упманисом. Стиль, в его понимании, тут нужно понимать широко, он проявляется во всем поведении – внешнем виде, взаимоотношениях, даже и в подборе песен.
Новые песни – с ними могут быть проблемы, например «Катюша». Да, сейчас она считается одной из самых «русских», ее поют, но на ней лежит мощный пласт «советскости» – то, от чего латвийские корпоранты всегда дистанцировались. Вообще, «советскость» тоже оказывается определенной проблемой, и она проявляется в нравах, в идеях, во всех проявлениях человека[237].
По мнению Эйжена Упманиса, нехорошо, когда деятельность корпорации «скатывается» к клубной деятельности; и тут причиной может быть недостаток дисциплины:
…сначала надо научиться, и потом можешь принимать решения, командовать, менять что-то; вот это – принцип корпорации[238].
О преемственности поколений в немецких корпорациях писал еще в свое время Троцкий: «Они создают традиции, объединяющие отцов с сыновьями, укрепляют национальное самочувствие, прививают навыки, необходимые в буржуазной среде, и, наконец, снабжают шрамом на носу или под ухом, как штемпелем принадлежности к господской расе».
Тема личностных качеств человека и корпорации стала ведущей в нашем разговоре с филистром Еленой Матьякубовой. Речь шла прежде всего о самоорганизованности и честности.
Когда корпорацию восстановили и я увидела наших филистров, то поражалась глубинной внутренней интеллигентности, которая была всем им свойственна. Кто-то был помягче. Другой характер был у Ираиды Горшковой, она училась до войны в Лишенской гимназии. Входила в гайды, была очень творческой, в краеведении, фотографировала. Корпорация всегда была сестричеством, хотя туда входили и такие, кто друг друга терпеть не мог. Сидели за разными концами стола на собраниях. Но все равно выручать друг друга, в случае смерти, нехватки денег – это железно. Это связи, которые могли быть даже сильнее родственных. Очень строгой была Ольга Адамовна, одна из первых корпоранток. Всегда элегантна, умна очень, интеллигента. Она была репрессирована и знала, кто донес не нее, кто-то из корпоранток, что она пропагандирует буржуазное воспитание или что-то в таком духе. Чувствовалась в ней определенная обида, но она с достоинством выдержала свои годы в ссылке. Хотя – что значит донес, НКВД в то время работал разными методами, могли просто пригласить, расспрашивать и «правильно поставленными» вопросами получить нужную им информацию. У меня дедушка был репрессирован, я знаю, какие методы были. И человек мог попасться без задней мысли, без зла: ему выстраивали концепцию, в которую он вклинивался. Говорили: богатая? Да, богатая. Разъезжала? Да, разъезжала. Все наши студентки, корпорантки были из интеллигентных семей, что для Латвии 1920 –1930-х годов означало определенный уровень состоятельности. Бедными они не были, хотя все это не сравнимо ни с сегодняшним богатством, ни даже в ряде случаев и с советским временем. Но какие-то градации между ними были: кто-то приехал из деревень, маленьких городков. Может быть, какая-то ревность, личностные моменты были. Имена тех, кто поступил непорядочно, были известны. Но коман требовал ничего этого не разглашать. На мой взгляд, корпорация вообще воспитывает такие качества – благородства, интеллигентности, – которые никаким другим видом не воспитаешь. Просто получение образования этого не дает. Вот это вращение в этом круге и декларация определенных принципов, ценностей нравственных – это закладывалось, причем в том возрасте, когда молодой человек формируют свою идеальную модель будущего; человек, готовый служить, себя развивать, может быть, и карьеру делать. И корпорация была уникальной и одновременно универсальной возможностью для этого, делать это на этих образцах, полученных из литературы, истории и т. п. Юрист, профессор Синайский. Это был определенный круг.
В те года, чтобы получить образование, у них вырабатывалась прекрасная внутренняя дисциплина. И корпорация этому способствовала. Мы теперь конечно, не те, что были тогда. Может быть, эти ценности потерлись у нас, или – появился какой-то внутренний скепсис, или – мы видели жизнь такой многогранной, не знаю почему. Но в них эти принципы были заложены. Демократия – сторонницей которой я полностью являюсь, – может быть на благо только тогда, когда человек уже сформирован. А идеализация демократии – я понимаю, что она должна быть конечным результатом внутренней организации, профессионализма, качественной работы.
По папиной линии я местная, староверка (папа у меня из-под Резекне, из Малты). Староверы – это очень интересная тональность, я всегда ее чувствую, интуитивно (хотя я сама не полностью попадаю в этот тип). Определенная немногословность (хотя культура речи у них развита, в молельной нужно говорить, но это – другое), определенная дистанционность от ситуации, то есть они не очень располагают к общению. Достаточно ответственны – в глубинном плане (хотя советское время многих испортило, но все же – социальная память во многом оставалась), те, кто спасут, помогут. Но обращаться к ним сложнее. Хотя на индивидуальном уровне это уже не все так, конечно, там большее разнообразие. Папа у меня – Василий Логвинович Большаков, он был мастер на все руки, умел все, что связано с металлом, и вообще, имел сильную предпринимательскую жилку – и латвийскую, и староверческую, фермерское хозяйство было у него в крови (он ведь уже в 1990-е годы поехал в Смоленскую область, поднимать Россию, выкупил 33 гектара земли, ремонтировал дом, хозяйствовал, приглашал туда приезжать другие семьи). У деда – Логвина Большакова, – было еще 10 братьев и сестер. А сам дед был, между прочим, красным латышским стрелком (хотя и русским, и старовером, принадлежал Гребенщиковской общине, коммунистом никогда не был, наоборот – Латвию защищал; дожил до 1972 года, к нему еще пионеры приходили поздравлять с праздниками). Мама – из-под Орла. Богдановское поместье, сад. Дед был образован, гимназию закончил, при этом пчелами занимались. Подсчитывали – нанимать косцов или самим жать. Идеальные записи. Организационные качества были, ответ на каждое письмо. Самоорганизация. Но потом все это рухнуло, в 1930-е годы. И у людей изменились качества: появилась оглядка, стремление имитировать деятельность, а не заниматься чем-то. У наших филистров это сохранилось – дисциплина, самоорганизация.
Кроме того, в нашем комане есть одно условие: нельзя врать. Когда я вступала в корпорацию, усвоила это. Хотя одновременно я отлично понимала, что такое параллельность миров, что такое реальный мир и – идеальный мир, какая между ними вообще разница. Но я вспоминаю, что когда ты поступаешь в корпорацию, то – ты меняешься! То, что где-то декларируется красиво, то здесь – сообщество людей, которые пытаются, стремятся и помогают друг другу реализовать это в реальной жизни. Те нормы, те принципы, которые – повсюду, во всей литературе, в детской, юношеской, провозглашаются.
У нас была история с одной девушкой, корпоранткой, которая однажды совершила какую-то ложь, и довольно принципиальную. Это обсуждалось, она была как-то наказана (не помню сейчас, как). Но с моим педагогическим подходом – я помню, тогда сама решала для себя дилемму, насколько этот ее обман принципиален. Это была для меня внутренняя борьба. И все-таки я решила, что – да, она виновата, она нарушила коман. Ведь вот из этих мелочей все и складывается: когда мы себе разрешаем, прощаем, ведь ничего не произошло, ничего не рухнуло, никто не погиб, не умер. Но – это принципиальный момент, и нельзя, когда рушатся сами основы, когда нарушается четкая дистанция – что можно, что нельзя. Это был урок и для меня самой. Корпорация – это все время саморефлексия. Прощать себя или нет? Заниматься самообманом, когда мы сами себя уговариваем, или нет? И – конечно, когда девушки живут в такой атмосфере – хотя это все очень сегодняшние девушки, то каким-то образом – работает, когда ты находишься среди люди, которые ищут справедливости, добра и оперируют высокими ценностями.