Кусочек свинца срикошетил от шлема Каспероса, оставив серую борозду в краске. Сенсоры доспеха зарегистрировали попадание, и космодесантник вздохнул:
— Хотя я уверен, что, если мы убьем парочку из них, другие тут же присмиреют.
— Брат, мы тут для мирных переговоров, не забыл? — рассмеялся Торн. — Как только израсходуют боекомплект, сразу захотят поболтать.
Используя подручные средства, мятежники превратили усадьбу в примитивный бастион. На роль неприступной цитадели он не годился, но выглядел внушительно. Окинув оплот небрежным взглядом, Тельмар нашел пятнадцать возможных точек проникновения. Легче всего было выбить главные ворота.
— Сомневаюсь. Ты видел, в каком состоянии эти люди? — Касперос сдвинул брови. — Я думал, что положение тут скверное, но оно просто чудовищно! Тот, кто допустил подобный голод, заслуживает всяческого осуждения. Неудивительно, что крестьяне восстали при первой возможности.
— Непонятно только, почему мы из-за них должны терпеть неудобства, — отозвался Грифан. Сложив руки на груди, он взглянул на обломки аэролета, доставившего легионеров сюда, к внешней границе аграрного пояса. Воздушное судно весело пылало, в центре пожара все еще искрили эфирные двигатели. Экипаж, к сожалению, не выжил. Когда транспортник рухнул, сбитый прямым попаданием из старинного артиллерийского орудия, погибли все, кому не повезло отправиться в полет без керамитовой брони. — Говорю тебе, я назад пешком не пойду.
— Лентяй, — бросил Тельмар.
— Лень тут ни при чем, Касперос. Мы — избранные воины Императора. Мы не ходим на своих двоих, как простые люди. Мы воспаряем, подобно орлам, или в крайнем случае рысим, подобно волкам. Но ходить — ни за что! Только представь, как это отразится на боевом духе.
Тельмар промолчал — он занимался тем, что слушал и записывал какофонию стрельбы. Космодесантник решил, что впоследствии положит ее на музыку. Нечто приятное уху отдавалось в этих безыскусных ритмах ружейных залпов. Что-то почти… расслабляющее.
В детстве, на Кемосе, он часто внимал подобным шумам. Воспоминания о тех временах смешались в запутанный клубок образов, запахов и звуков, но перестрелки сохранились в памяти с поразительной четкостью. Свист низкоскоростных пуль, врезающихся в жестяные листы, и крики — неизменные крики.
Он помнил, что остался один, когда его нашли апотекарии легиона. Помнил голос Паука, спокойный и ободряющий. В какой момент речь Фабия изменилась? Или же голос остался прежним, а поменялось его восприятие Касперосом?
— Ты что-то мурлычешь. Опять сочиняешь музыку?
— Нет, — ответил Тельмар, вернувшись в настоящее. — Так, мне это уже начинает надоедать. Что говорят в местной вокс-сети? Кто-нибудь сообразил, что происходит?
— Еще нет. Похоже, мятеж — или нечто в этом роде — вспыхнул спонтанно. Думаю, еще один признак деградации общества. Судя по сообщениям, бунт охватил всю эту зону.
— Его координируют?
— Кое-как, — сказал Торн.
Касперос обдумал услышанное. Перед вылетом господин Фулгрим упоминал о возможных восстаниях, но, если на Визасе началась всепланетная революция, а не локальные выступления, воинам следовало как можно скорее известить Фениксийца. Приняв решение, Тельмар повернулся к Грифану:
— Давай представимся хозяевам.
— Ты вроде сказал, что мы не должны причинять им вред.
— Фулгрим не запрещал пугать их. И чем скорее мы это сделаем, тем быстрее организуем себе обратный проезд до Новы-Василос.
С этим Касперос решительно зашагал вперед. Его рука сама потянулась к набедренной кобуре с болт-пистолетом, и легионер подумал было о предупредительном выстреле, но отверг эту идею как непрактичную. Незачем тратить боеприпасы, если имеются другие, более эффективные способы.
Торн поспешил за ним.
— Так что, просто выбьем ворота?
— Если хочешь, заберись по стене.
— Нет уж.
— Тогда советую прибавить ходу, брат.
Они вместе бросились вперед. Добравшись до ограды, воины одновременно ударили ногами в старинные ворота, и преграда, слетев с петель, рухнула внутрь и развалилась на куски. По ферме разнеслось грохочущее эхо.
Тельмара, влетевшего по инерции во внутренний дворик, встретили ружейным залпом. Втаптывая в землю сплющившиеся пули, космодесантник направился к ближайшему скоплению мятежников. Грифан следовал за ним, заглушая раскатистым хохотом крики и вопли противников.
Обстрел понемногу прекратился, когда повстанцы осознали, что не могут даже замедлить бег легионеров. Затем скандирование революционных лозунгов сменилось встревоженным бормотанием.
Касперос забрал винтовку из рук съежившегося работника, проворчав:
— Отдай, пока себя не подстрелил.
Тот не пытался сопротивляться.
С легкостью переломив оружие пополам, космодесантник отшвырнул куски. Во дворике воцарилась тишина.
— Ну?! — рыкнул Тельмар.
Бунтари побросали ружья.
— Хорошо, — удовлетворенно кивнул Касперос. — Рад, что с этим мы разобрались. Теперь принесите мне рабочую вокс-станцию. Потом обсудим все, что здесь случилось, ага? Как цивилизованные люди.
Флавий Алкеникс внимательно посмотрел на мертвеца. Под рваной одеждой виднелось костлявое от недоедания тело, покрытое шрамами. Кожу испещряли широкие рубцы — следы плетей или кнута. Неизвестно, чем здесь орудовали надсмотрщики.
— Он ведь не был рабом, так? — спросил воин.
— Нет, — резко ответил Нарвон Квин. — Обычный простолюдин.
Нарвон говорил сердито; впрочем, он всегда сердился. Одна из немногих его черт, которая нравилась Флавию.
— Так или иначе, он мертв. — Повернувшись, Алкеникс окинул взглядом сжавшегося от страха надсмотрщика. Здоровый неотесанный мужик. Легионер знал, что люди такого типа, с мышцами вместо мозгов, обожают насилие. Такие личности идеально подходят для надзора за упрямыми невольниками — если, конечно, жестокость кары для вас важнее эффективности. — Часто здесь умирают рабочие? Или он просто переволновался, когда услышал о нашем прибытии?
Когда надсмотрщик молча покачал головой, Квин схватил мужика за шкирку и бесцеремонно встряхнул:
— Отвечай ему.
Толпа горняков вокруг них непрерывно росла — как только разошлась весть о появлении космодесантников, работы на шахте остановились. Все люди выглядели одинаково полуголодными. Многие из них были каторжанами или политическими преступниками, которых сочли недостаточно опасными для отправки в лунные колонии. Другим просто не повезло родиться в этом районе.
В теле надзирателя что-то хрустнуло, и он заорал. Нарвон с отвращением бросил его на землю. Горняки забормотали, видя, как унижают их мучителя. В глазах людей появился недобрый блеск. Флавий представил себе, что произойдет, если отдать вопящего надсмотрщика его бывшим подопечным. Вероятно, ничего хорошего.
— Бесполезно, — прорычал Квин.
Нарвон оставался в шлеме, и его голос искажали помехи. Алкеникс стоял с непокрытой головой — он рассудил, что общение наладится быстрее, если показать визасцам человеческое лицо, а не боевую маску легионера.
— Да, Нарвон, теперь он бесполезен. Постарайся не сломать следующего, — Флавий указал на спешившую к ним группу людей. Фаланга солдат в доспехах окружала мужчину в длинных одеяниях и мехах — здесь, на большой высоте, царил ощутимый для смертных холод. Заметив стражей, шахтеры начали расходиться.
— Следующему лучше не медлить с ответом, — буркнул Квин.
Ожидая хозяина комплекса, Алкеникс осмотрелся по сторонам. Обогатительная фабрика представляла собой скопление массивных угловатых построек, в которых неблагозвучно гремели и скрежетали примитивные, едва функционирующие машины. Трубы теплообменников выбрасывали в ледяной воздух химические пары. Снег на соседних склонах превратился в серую грязь; всё вокруг, включая людей, покрывал тонкий слой сажи. Ниже по горе, среди водосливов и груд шлака, лепились друг к другу лачуги из листов жести, служащие рабочим общежитиями.
Такая картина напомнила легионеру Кемос. Вернее, то, что он слышал о Кемосе. Флавий никогда не видел родного мира примарха и не имел особого желания отправляться туда. Судя по рассказам, планета была чрезвычайно непривлекательной, а Алкеникс предпочитал красочные пейзажи.
Вновь поглядев на мертвеца, он что-то заметил и нагнулся к телу. В складках грязного тряпья обнаружился потускневший медальон. Изображение на нем потемнело от старости, но Флавий разобрал очертания сжатого кулака. Потирая вещицу большим пальцем, космодесантник задумался о ее назначении.
Ощутив на себе внимание толпы, Алкеникс поднял глаза. Мужчины, женщины и даже несколько детей наблюдали за ним, бормоча одно и то же слово, будто молитву.
— Сабазий, — вслух повторил легионер. Любопытно.
Раненый надсмотрщик снова принялся вопить, и Флавий посмотрел на него сверху вниз:
— Умолкни, а не то я покажу тебе, что сломанная кость — это еще не страшно.
— У вас нет полномочий… — неуверенно начал мужчина в мехах, подойдя к воинам.
Выпрямившись, Алкеникс шагнул вперед и перебил его:
— Патриций Глабас, не так ли? Я легионер Флавий Алкеникс. Вас известили о нашем прибытии. — Лицо аристократа словно состояло из плоских граней, сглаженных холодом. Взгляд его был жестким, но беспокойным. — Вы должны показать нам ваши фамильные владения, включая данное предприятие.
— Я… я не предполагал… — запинаясь, вымолвил Глабас.
Он боялся. Патриций ждал, что его посетят итераторы — смертные, а не полубоги. Глабас как будто утонул в своих мехах, его солдаты крепче взялись за оружие. Флавий напрягся: в любой момент все могло закончиться скверно.
Квин выступил навстречу визасцам:
— Нас не интересует, что вы предполагали или не предполагали. Полномочиями нас наделил Фениксиец, которому теперь принадлежит этот мир.
Нарвон говорил настолько уверенно, что даже Алкеникс почти поверил ему. Флавий поморщился, недовольный прямолинейностью товарища. Аристократ тоже скривился, но по другой причине: Квин не удосужился снизить громкость динамиков шлема.