Ну а теперешние пророки? Конечно, они не чета прежним: у них на вооружении самоновейший инструментарий, включающий и электронно-вычислительные машины, и теоретико-вероятностные расчеты, и специально разработанные приемы (метод Дельфийского оракула, мозговые атаки, система паттерн, многие другие). Появилась даже специальная дисциплина — футурология («наука о будущем»), которая становится все более модной на Западе и которую там нередко противопоставляют всему учению о коммунизме с его историко-материалистической, марксистско-ленинской методологией.
«Ни единому из этих профессоров, способных давать самые ценные работы в специальных областях химии, истории, физики, нельзя верить ни в едином слове, раз речь заходит о философии. Почему? По той же причине, по которой ни единому профессору политической экономии, способному давать самые ценные работы в области фактических, специальных исследований, нельзя верить ни в одном слове, раз речь заходит об общей теории политической экономии. Ибо эта последняя — такая же партийная наука в современном обществе, как и гносеология. В общем и целом профессора-экономисты не что иное, как ученые приказчики класса капиталистов, и профессора философии — ученые приказчики теологов».
Эти ленинские слова звучат сейчас удивительно злободневно. В труде «Материализм и эмпириокритицизм» (1908), откуда они взяты, дан глубокий и поучительный анализ тогдашнего переворота в науке, когда многие видные философы потеряли самообладание в обстановке «кризиса в естествознании». Характеризуя тогдашнюю ситуацию как «новейшую революцию», потрясшую умы, В. Ленин писал: «Реакционные поползновения порождаются самим прогрессом науки». А в 1922 году еще раз подчеркивал, что «именно из крутой ломки, которую переживает современное естествознание, родятся сплошь да рядом реакционные философские школы и школки, направления и направленьица».
Сейчас, когда научно-техническая революция порождает на Западе растерянность и фаталистические настроения, ленинские работы приобретают особую актуальность. Они вооружают нас методологически, помогают разобраться в сути новейшего «социального кризиса», вызванного «переломной ситуацией», в истоках «разочарования в прогрессе», в подлинной ценности фразы о пресловутой «демонии науки и техники» и т. д. и т. п.
Конечно, прогностика на Западе получила определенное развитие, и никто не собирается отрицать ее достижения. Но, отдавая им должное, мы не в праве забывать об ограниченности многих ее построений, об их зыбкости, которая обусловлена буржуазной ориентацией, пренебрежением к марксистской методологии. Модели будущего, каким бы раем или адом ни рисовали они грядущее, мы не можем принимать на веру, если они спроектированы по наметкам телохранителей отживающего общества.
Разумеется, наивно было бы игнорировать ту или иную проблему, выдвигаемую научно-техническим прогрессом, только на том лишь основании, что ее в утрированной форме преподнес некий любитель сгущать краски, каких немало среди западных футурологов. Но само по себе наличие проблем, даже серьезных, не может, не должно служить источником беспросветного пессимизма, когда все и вся рассматривается только сквозь черные очки.
Казалось бы, какая разница — пессимистическое умонастроение или же оптимистическое? Реальной действительности, мол, все равно, как ее рассматривают, она от этого не хуже и не лучше. А разница все-таки есть. И немалая, ибо заупокойный звон по человечеству, нагнетая атмосферу уныния, никак не способствует мобилизации разума против стихии, созидательных сил против разрушительных, не благоприятствует преобразовательной деятельности во имя лучшего будущего.
Наоборот, это оказывает деморализующее влияние, парализует творческую инициативу, мешая трезвой оценке подлинных трудностей и опасностей, если они и впрямь подстерегают человечество. Между тем их преувеличение стало на Западе прямо-таки поветрием, а оно отнюдь не безобидно в условиях, когда средства массовой информации получили небывалое развитие. Ибо любое откровение футурологии в мгновение ока становится достоянием миллионов и в обстановке всеобщего уважения к науке выслушивается обычно с глубоким доверием, зачастую без должного критицизма, особенно если оно исходит из авторитетных уст.
Никто не оспаривает полезность и даже необходимость прогнозов-предупреждений. Но выводы из них могут быть разными, порой диаметрально противоположными. В зависимости от подхода. Вот один простой, но достаточно наглядный пример.
— Дело со здоровьем обстоит неважно во всем мире — и в бедных, и в богатых странах. Правда, по разным причинам: в одних — от нехватки самого необходимого, в других — от излишеств, — обрисовывает сегодняшнюю ситуацию известный советский хирург профессор Н. Амосов. — Цивилизация, техника, медицина, народное богатство, избавив человека от многих болезней, укорачивавших раньше жизнь, стали как бы источниками новых недугов, правда, по большей части не опасных вначале, но потом все больше угрожающих здоровью. Таковы неврозы и неврастении, бессонницы, гипертонии, стенокардии, аллергии, астмы… Их десятки. Количество пациентов множится быстрее, чем растет население. Всемирная статистика свидетельствует: за последние годы число людей, умирающих после 35-летнего возраста, начало потихоньку увеличиваться. Похоже, что медицина расстреляла свой боезапас и перешла к обороне…
Что ж, факты, перечисленные профессором Н. Амосовым, прямо скажем, не очень-то отрадны. Ну а их оценка, выводы?
Для какого-нибудь ипохондрика это повод для самой настоящей паники. Вот именно: для ипохондрика. Для человека, которого угнетенное состояние духа заставляет концентрировать внимание даже на пустяковых неприятных ощущениях, которому не дает покоя патологическая мнительность, порождающая тягостные опасения за здоровье и жизнь. Не такие ли ипохондрики от футурологии стращают нас фатально неотвратимыми ужасами научно-технического прогресса, как и вообще безысходностью, обреченностью рода человеческого?
Дескать, даже изобилие, то, к чему все стремятся, чтобы получить возможность ни в чем себе не отказывать, едва ли лучше нищеты и голода, когда люди лишены самого необходимого. Мол, разве не изобилие порождает излишества? Неумеренность в еде, злоупотребление алкоголем да еще курение. Вкупе же с малоподвижным образом жизни (а в эпоху автоматизации физический и даже умственный труд все больше перекладывается на плечи машин) все это неизбежно ведет к сердечно-сосудистым и иным заболеваниям, преждевременно загоняющим человека в гроб. Вот, мол, куда влечет нас роковой путь научно-технического прогресса — «вверх по лестнице, ведущей вниз»… И ничего-де тут не поделаешь — тупик. Да и стоит ли суетиться, что-то предпринимать? Все равно ведь «все в землю лягут, все прахом будет», как философически заметил рассудительный Уж из горьковской «Песни о Соколе»…
Впрочем, оставим эту, с позволения сказать, «философию» футурологам-ипохондрикам. Вот как оценивает положение вещей профессор Н. Амосов:
— Добиться, чтобы все или почти все люди были здоровыми, можно и должно. Только не стоит думать, будто для этого достаточно увеличить число больниц, врачей и лекарств. Дело не только в них. Даже, пожалуй, не столько в них, сколько в нас самих. Наше здоровье — в наших же руках!
Мы нередко сетуем на «этих никудышных эскулапов», когда врачи уже просто не в состоянии помочь нам. Нам обычно и невдомек, что, прежде чем укорять их в чем бы то ни было, надо бы спросить самого себя: не я ли сам виновник собственной болезни? Впрочем, к чему искать, кто виноват, когда беда уже стряслась? Не лучше ли загодя предотвращать несчастье? Прежде всего интенсификацией мышечных нагрузок.
Профессор Н. Амосов прав, считая смехотворным столь частые в наши дни жалобы: «Ах, какая трудная (беспокойная, нервная и т. п.) нынче жизнь!» Человеческий организм, поясняет он, был «сконструирован» природой чрезвычайно надежно — в расчете на голод, холод, инфекцию, крайнее физическое напряжение. За десятки тысячелетий человек мало изменился биологически. Люди и теперь рождаются с огромным запасом прочности — лет на сто (при разумном образе жизни и при нынешнем уровне медицины). В состоянии первобытной дикости этих жизненных ресурсов хватало всего на 20–30 лет. Если же их сейчас не всегда хватает на 100 лет, то нередко потому, что люди сами не берегут их, а то и попросту транжирят направо и налево, расплачиваясь за малоподвижный образ жизни, за пристрастие к спиртному и табаку…
И все же, быть может, виноват прогресс? Может, болезни перешли в контратаку потому, например, что старится население? Ведь когда увеличивается продолжительность жизни, пожилых становится все больше, а они болеют чаще молодых! Н. Амосов предостерегает от поспешных выводов: умножающаяся масса больных (в том числе и возомнивших себя таковыми) обгоняет по темпам роста постарение населения. Так что причину этого еще только предстоит выяснить. Загрязнение окружающей среды? Но оно лишь в немногих местах достигло опасных пределов. Что касается бурно развивающейся атомной энергетики, то страх перед ней не обоснован. АЭС не более опасны, чем любой иной промышленный объект. Они, например, безвреднее тепловых. Не возводится ли так иной раз напраслина на научно-технический прогресс?
Нелепо воспринимать сказанное как похвальное слово бодряческому оптимизму, умаляющему некоторые опасности и трудности. Нет, недооценивать их нельзя. Но и переоценивать тоже. Нужен трезвый подход к действительности.
Образцом разумного подхода к проблемам настоящего и будущего со всеми его перспективами и, увы, ограничениями может служить, вероятно, точка зрения новосибирского ученого И. Сипягина, вице-президента ВАСХНИЛ. Правда, говорит он о других вещах, о преобразовании биосферы, но его выступление близко по смыслу к амосовскому: не паникерствовать, а действовать! Осторожно, продуманно, но действовать, а не предаваться унынию и фобиям.
«Некоторые особенно темпераментные защитники природы договариваются до того, что „природу нужно возвратить к ее естественному состоянию“, — пишет И. Сипягин. — Эти мнения следует считать не только совершенно оторванными от действительности, но и глубоко реакционными, хотя, может быть, их авторами и руководили самые лучшие намерения…