Отряд продолжил путь, предварительно зарядив винтовки и держа их наперевес. Двадцать человек неустанно глядели по сторонам. Им казалось, что за каждым кустом, за каждым деревом, за каждым выступом скалы прячется враг. Вдруг они заметили, что не слышно ни пения птиц, ни жужжания насекомых. Сержант посмотрел вверх. Высоко в небе летали стервятники, но ни один не кружил над их головами, словно даже эти птицы смерти избегали участка горы, по которому проходил их путь.
Рота дошла до горной речки. Малагенец заверил, что увиденная там картина выглядела абсолютно безобидной, но по какой-то неясной причине показалась до крайности зловещей. Над речкой кто-то возвел больше дюжины мостов. На участке длиной не более ста метров они насчитали их тринадцать штук: каменные мосты, мосты из бревен, из веток и камней. Построенные кое-как, частично разрушенные. Мосты, множество мостов, которые не служили священному делу соединения двух берегов, а преследовали лишь одну цель: свести с ума людей, которые на них смотрят. Зачем их построили? Кому понадобились тринадцать мостов на таком крошечном пятачке? Да еще и построенных кое-как!
Кое-кто из солдат засомневался. Стоит ли двигаться дальше? Любой мигом бы понял, что они оказались в непонятном, фантастическом и призрачном мире. Многие солдаты предпочитали вернуться под благовидным предлогом: предупредить начальство. Но сержант приказал двигаться вперед.
Однако они не были готовы увидеть картину, ожидавшую за следующим поворотом. Уже некоторое время их сопровождал тошнотворный запах разлагавшегося мяса. Солдаты, шедшие впереди, раздвинули кусты и замерли с открытым ртом.
Трупы двоих гражданских гвардейцев, погибших довольно давно, были зарыты в землю до пояса друг подле друга, как два куста герани. На них еще виднелись зеленые мундиры, но от тел остались почти одни кости. Картина ужасала и одновременно сбивала с толку: зачем понадобилось убийце зарывать тела в землю таким диким способом? Солдаты отступили назад, стеная и чертыхаясь.
Следующее явление они не увидели, а услышали. Пока сержант пытался урезонить солдат, напуганных видом трупов, раздался какой-то стук.
Никто не понял, что это было. Издалека доносились глухие непрерывные удары. Отряд двинулся в их сторону, и скоро среди скал показался проход. Каменные стены были увиты вековым полузасохшим плющом с темно-зелеными листьями. Солдаты продвигались медленно, осторожно шагая по рыхлой, богатой железом почве. В конце туннеля обнаружилась стена, представлявшая собой как бы фасад горы. Но самое удивительное было другое: в стене имелась дверь, грубо сколоченная из нестроганых досок. Двадцать солдат невольно нацелили свои винтовки, потому что из-за нее и раздавались удары. Этот звук нельзя было описать: казалось, тысячи молотков стучали и стучали сами по себе, вразнобой, словно в недрах горы скрывалась кузница Вулкана.
Сержант приказал солдатам опустить винтовки, он хотел пройти вперед и боялся, что кто-нибудь нечаянно нажмет на курок. Он направился к двери в сопровождении двоих солдат. Дверь не была заперта на ключ, достаточно было просто нажать на нее прикладом.
На этом месте Малагенец прервал свой рассказ. Ему не хотелось вспоминать прошлое, точнее, хотелось его забыть. Однако армия есть армия:
– Продолжайте, черт вас дери.
Сержант мысленно вернулся в пещеру в тот самый момент, когда он и двое солдат открыли грубую дверь и потихоньку вошли внутрь. За дверью они обнаружили крошечную каморку, похожую на жилище пещерного человека. Грязь там была страшная. На выступе скалы висела шляпа-котелок, на полу лежала подстилка и в огромном количестве валялись пустые бутылки и кукурузные початки, перевязанные бечевкой. Воняло старой мешковиной, сладким вином и табаком, запах которого, казалось, въелся в каменные стены стального цвета.
В стене напротив двери виднелось отверстие. Назвать его второй дверью было бы сложно, скорее это была просто дыра, в которую мог пройти человек. В горной породе кто-то выдолбил проход в форме не слишком правильного прямоугольника. Они проникли в эту дыру, словно ведущую в недра горы, и посмотрели вверх.
– Мы как будто очутились внутри строящейся Вавилонской башни, – сказал Малагенец.
Внутри гора оказалась полой, напоминая вселенских размеров улей. Нелепые, кое-как сколоченные лестницы с разновеликими ступеньками в полном беспорядке поднимались вверх. Сержант насчитал более двадцати уровней, более двадцати этажей, и на каждом из них – множество закоулков и тупиков. Эти воздушные катакомбы располагались на каменных платформах без перил, нависавших над страшными безднами, от одного взгляда на которые кружилась голова. Южный склон горы напоминал дуршлаг, испещренный отверстиями, пропускавшими солнечный свет. Около дюжины ярких лучей мощными потоками рассекали сумерки подземелья, точно театральные прожекторы. Смысл и предназначение этой постройки были непостижимы, словно кто-то выполнял задание спятившего фараона.
Малагенец поднял взгляд еще выше. Ему показалось, что на самой вершине полой горы виднеется дверь, словно там построили маленькую комнатку, в которую с самого нижнего этажа ведет лестница. Дверь открылась, и на площадку вышел коренастый человечек в нижнем белье с грязными черными волосами. Он рявкнул, словно пьяный император: «Винкауд сюда, винкауд!» – и снова исчез за дверью. Сцена длилась всего несколько секунд, а неожиданное появление этого пьяницы в подштанниках на подтяжках показалось сержанту таким бредом, что он глазам своим не верил.
Ордоньес спросил, кто, по его мнению, выстроил столь невероятное сооружение. Малагенец вздохнул и с ужасом ответил: это демоны, не ведающие усталости, чудовища с туловищами в форме буквы «Т», если можно так выразиться. Вертикальная часть этой «Т» – цилиндр, горизонтальная – половинка шара. От цилиндра отходили длиннющие руки и ноги из странного вещества, мало похожего на плоть и кости. Конечности напоминали деревянные бруски на шарнирах, но гибкость их опровергала подобное предположение. Руки, если только язык повернется назвать их руками, оканчивались множеством пальцев разной длины и толщины, которые казались длиннее, гибче и сильнее человеческих, а кончики их были твердыми и острыми. Когда монстры сжимали пальцы в кулак, они превращались в кирки, которые пробивали стены, а широкие ладони чудовища использовали как лопаты, чтобы убирать породу. Можно подумать, что под их растительной кожей прячутся железные кости. Монстров было не менее пяти сотен, и работали они как заведенные. Длинные вереницы этих созданий спускались по лестницам с осколками камней в руках, а затем со звериной ловкостью взбирались обратно.
– Настоящий храм дьявола, – пробормотал сержант.
Трое военных смотрели вверх и не заметили, как к ним приблизилось маленькое существо. Им показалось, что кто-то шлепает по полу мокрыми босыми ногами. В полутьме они различили странное создание в перьях с перепончатыми лапами.
В любой драме обычно присутствует элемент комедии – как ни странно, этим элементом была гусыня. Самая обычная гусыня! Птица загородила непрошеным гостям дорогу, взглянула на них своими наглыми глазками и пронзительно загоготала: «Га-га-га! Га-га-га! Га-га-га!»
На расстоянии пятидесяти шагов от гусыни стоял один из монстров и рассматривал пришельцев своими желтыми глазами. Его ветвистые руки были заняты: в них он держал щебень и обломки породы. С людьми монстр столкнулся случайно и от неожиданности застыл. Только глаза пристально смотрели на чужаков. Сержанта поразило непривычное чувство: казалось, чудовище не просто их разглядывает, но и прослушивает их сердца. При этом оно никак на них не реагировало, словно страх и боль людей оставляли его равнодушным. Но тут случилось нечто неожиданное: один из солдат пнул гусыню ногой, словно мяч. Монстр выронил свою ношу, а сержант закричал:
– Уходим, уходим!
На склоне их ожидали остальные солдаты.
– Назад, отступаем! – приказал Малагенец, уводя отряд по дорожке, протоптанной между скал.
Они заняли превосходную позицию: двадцать винтовок целились в узкий проход, единственное место, откуда на них могли напасть.
Сначала ничего не происходило. Малагенец поцеловал медальон Девы Росио[6], который обычно надевал на шею, особенно если предвиделась заваруха. Грохот кузницы не стихал и был таким же мощным, как раньше. Еще парочка поцелуев Святой Деве, и появился первый монстр.
Чудовище, заставшее их в пещере, двигалось прямо на отряд. Сумрак остался позади, и на склоне горы, залитом дневным светом, стала очевидна устрашающая сила монстра. Широко разинув пасть, напоминавшую капкан, он стремглав бросился на солдат. Кожа его переливалась оттенками позеленевшей меди и насыщенно-алого осеннего листа. Во рту виднелись ряды зубов – острых шипов длиной не менее пяди. Чудовище ринулось в атаку, широко раскрыв свои разветвленные руки, каждый палец которых оканчивался когтем, похожим на маленький серп. Долговязое, на полголовы выше самого высокого из солдат, оно стремглав летело прямиком на отряд. Попасть в эту приплюснутую голову и узкое туловище было делом непростым. К тому же монстр непрерывно визжал, словно кто-то пилил ножом камень.
Солдаты не стали дожидаться приказа и изрешетили его пулями. Когда дым рассеялся, мертвый великан лежал на земле. Его ноги и руки, превратившиеся в клубки растительных волокон, корчились в агонии, сгибаясь и скручиваясь самым причудливым образом.
Маленькая победа придала отряду сил. Молодой солдатик отважился выйти из строя и потрогать поверженную тушу прикладом. Он даже пошутил:
– Вот так здорову-у-ущая ящерица, мой командир, почти такая же, как те, что живут в моей деревне. – Все засмеялись, впрочем, смех их звучал несколько наигранно. И в этот момент грохот кузницы смолк.
Сделалось очень тихо. Они так привыкли к нестройному шуму тысячи молотов, что неожиданная тишина их напугала.
Сначала появились три чудовища. Они нападали точно так же, как их собрат: разинув пасть, широко раскинув руки и издавая ужасные, пронзительные звуки, похожие на воронье карканье. Кровь из их ран не текла, будто бы пули попадали в пробковые панели. Солдаты быстро их уничтожили, но в проходе появились пять или шесть новых чудовищ. Этих тоже убили, но на сей раз все оказалось сложнее: двадцать винтовок палили в монстров, но даже рухнув на землю, они пытались доползти до солдат. Чтобы мерзкие твари перестали двигаться, на каждую приходилось потратить пять или шесть пуль.