– Мои вещи! – вскрикнула она.
Монстр подобрал чемодан с земли, но не отдал, а брезгливо швырнул в лесную чащу. Содержимое вывалилось, женское белье повисло на ветках елей и верхушках кустов. Двое высоких фунгусов взялись за жерди паланкина – один впереди, а другой сзади – и тронулись в путь, но не по дороге, а напролом через лес. Маленький монстр взгромоздился на крышу и строил страшные рожи, оглядываясь на людей, наблюдавших за удаляющейся процессией.
Градоначальник не мог предвидеть того, что случилось дальше. Как только чудовища унесли его дочь, горожане засобирались прочь из Вельи. Картина, виденная им накануне, когда менайроны собирались напасть на город, повторялась, однако на этот раз люди действовали более слаженно и дисциплинированно. Они загружали в повозки имущество и мебель, затем туда усаживались все три поколения родственников, и повозки отправлялись в сторону Испании. Градоначальник встревожился. Что они такое затеяли? Майлис – заложница менайронов, и, если жители покинут город, чудовища очень скоро об этом узнают и ее накажут. Несчастный заглядывал в каждую повозку, умоляя сограждан изменить свое решение – ради всего святого, не уезжайте, иначе Майлис обречена! Но его никто не слушал.
Обитатели долины с давних пор знали, что если однажды эти горы оживут, им конец. Этот день настал, и люди бежали из города. Никто не испытывал чувства вины: если менайроны уничтожили целый полк, что они сделают с ними?
Майлис не могла знать о том, что ее многочисленные сограждане и соседи бежали из Вельи. В это время она продолжала свой путь в паланкине, сплетенном из веток. Носильщики неслись с удивительной быстротой, прокладывая дорогу через лес, словно две скользкие кометы. Подобная скорость давалась им без труда: ноги менайронов обладали способностью передвигаться молниеносно и находить себе опору, почти не касаясь земли, поэтому казалось, что кабинка летит по воздуху. Чудовища не искали тропинок, а выбирали кратчайший и прямой путь, что вынуждало их спускаться по крутым склонам, а потом снова взмывать вверх. Скалы были почти отвесны, подъемы и спуски головокружительны, и Майлис приходилось обеими руками вцепляться в сидение. Но самым неприятным было другое: маленький фунгус с зубастой пастью и мясистыми веками ехал на крыше паланкина, держась за нее пятьюдесятью пальцами, сплетенными из корней. Иногда его злые глазенки заглядывали в просветы между переплетенными ветками и с хищной жадностью рассматривали пленницу.
К счастью, они неслись так быстро, что весь путь занял совсем немного времени. Неожиданно Майлис почувствовала, что паланкин остановился, и маленький фунгус открыл ей дверь. В дороге ее укачало, а выйдя наружу, она увидела самое ужасное порождение человеческих рук: поле битвы на другой день после сражения.
Землю покрывали сотни убитых людей и лошадей, большая часть их была растерзана на столь мелкие кусочки, что Майлис с трудом различала, кому принадлежал раньше тот или иной фрагмент – человеку или животному. Больше всего ужасали головы солдат: рты и глаза будто бы разом широко открылись от ужаса. Ровная поляна была не слишком велика, как это часто случается в Пиренейских горах, и мертвецы громоздились повсюду, ровно устилая небольшое пространство. Чуть в отдалении, на правом краю мрачной панорамы Майлис заметила какое-то движение: это были чудовища – несколько дюжин фунгусов сбрасывали убитых солдат в расселину.
Трещина в скалах казалась щелью гигантской копилки, и трупы падали вниз бесшумно, словно не долетали до дна. Лапы чудовищ оканчивались когтями, похожими на орлиные, но куда более длинными и острыми. Этими когтями, словно крючьями, фунгусы цепляли мертвецов, волокли по земле и не глядя кидали в расселину. Вниз летели солдаты, лошади, обломки повозок и бесформенные куски плоти, как будто монстры не видели разницы между неодушевленными предметами и мертвыми телами. Майлис прижала руку к груди, словно боялась потерять сознание: столь грубое обращение с погибшими потрясло ее сильнее, чем вид любого чудовища.
Маленький фунгус увидел собратьев за работой и бросился к ним, словно забыв о поручении доставить пленницу к Пустой горе. И тут Майлис стала свидетельницей сцены, которую никак не могла себе объяснить: остальные монстры решительно отвергали маленького фунгуса. Им было неприятно его присутствие, их раздражали его объятия. Стоило ему приблизиться, как чудовища вытягивали вперед свои гибкие и упругие щупальца, отделявшиеся от их цилиндрических тулов, отгоняли его и даже отпихивали. Маленький монстр падал на землю, взвизгнув, как поросенок, поднимался на ноги и делал очередную попытку приблизиться к собратьям. Он повторял ее три или четыре раза, но с каждым разом его отталкивали все решительнее и, наконец, принялись хлестать по голове своими длинными мокрыми языками. Монстр заплакал от отчаяния: по крайней мере, когда он вернулся, веки его покрывала белая пена. Майлис внимательно посмотрела на маленького фунгуса и сказала себе: «Имея растительную природу, они лишены нервов, а значит, не ведают боли. И все-таки страдают».
Маленький фунгус вернулся к Майлис в еще более скверном расположении духа. Пронзительным и отрывистым тявканьем он приказал пленнице поторапливаться и заставил ее пройти по страшному ковру из солдат, убитых в сражении. Потом они зашагали по тропинке, ведущей в проход между двумя скалами, напоминавший туннель без крыши. Майлис передвигалась с трудом; ей было дурно. Горы покойников и безжалостное обращение с усопшими поразили ее до глубины души. Монстр в нетерпении подтолкнул ее за талию, в какой-то момент его когти коснулись ягодиц, и это ее возмутило.
Такое бесцеремонное обращение она не потерпит даже от чудовища. Майлис повернулась к нахалу, глаза ее вспыхнули гневом. Она замахнулась зонтиком, который по-прежнему держала в руке, и огрела его одновременно по дюжине пальцев. Фунгус взвизгнул от удивления и обиды, но тут же получил второй удар, сильнее первого. Он оскорбленно закаркал, словно стая ворон, но больше до нее не дотрагивался. Чудовище получило приказ доставить пленницу живой, и Майлис прекрасно это знала. Как гласит пословица здешних мест: «Пес брешет, да не кусает». Строго подняв учительский палец и направив его в ту точку, где у фунгуса, по идее, должен располагаться нос, Майлис приказала:
– Молчать, кому я сказала!
Маленький монстр заскрежетал зубами, но стих.
– Тебе поручили меня проводить, – раздраженно добавила она. – Так выполняй приказ, и не смей до меня дотрагиваться. Ты понял?
Фунгус все понял и отошел подальше, выразив недовольство глухим ворчанием. Однако он послушался. Майлис открыла зонтик, чтобы защититься от солнца, и зашагала по дорожке, которую указал ей маленький монстр. Чудовище отстало, а она погрузилась в себя, задумавшись о Хик-Хике. Вспомнилась прошлая осень, когда они познакомились и он зачастил в их дом. Она становилась на колени спиной к гостю и засучивала рукава, показывая свою белую кожу. Майлис прибавила шагу. Чем больше она думала о Хик-Хике, об общем прошлом, принадлежавшем только им двоим, тем больше негодовала. Шагая по красноватой, богатой железом почве, она злилась на Хик-Хика: они могли быть счастливы, живя в любви и понимая друг друга. С другой стороны, он заявлял, что собирается заставить чудовищ служить революции. Но зачем человеку, не способному изменить собственную жизнь, пытаться изменить мир?
Майлис по-прежнему шла по зловещему каменному коридору, сжимая обеими руками рукоятку зонтика, словно он мог ее защитить. При каждом шаге под сапожками поскрипывал железистый песок, а каменные стены казались отлитыми из вороненой стали. Они высились по обе стороны прохода, и кое-где за них цеплялись побеги плюща с такими темными листьями, что казались совсем черными. Было сыро, ноздри Майлис наполнились влагой. Она слышала, как бьется сердце: быстро, как у крольчонка.
Неожиданно ей показалось, что воздух загустел. Причиной этому явлению были все те же существа – фунгусы. Большое скопление фунгусов будто бы сгущало воздух. Майлис увидела их в конце коридора, как раз там, куда направлялась. Дюжины и дюжины монстров ожидали ее прихода. Нет, пожалуй, их собралось гораздо больше: одинаково мощные и крепкие, они отличались ростом и окраской. У одних головы были широкими и плоскими, у других – вытянутыми вверх. От туловищ разной толщины в обе стороны отходили диковинные конечности, напоминающие лапки у многоножки. Майлис видела глаза на безносых лицах, видела рты, лишенные губ, – узкие, как щели в почтовом ящике, или грустной скобочкой обращенные вниз. Дюжины и дюжины желтых, ничего не выражающих глаз, похожих на глаза пресмыкающихся, пристально смотрели на нее – одинокую женщину в черном платье с открытым зонтиком в руках. Колени стали мягкими; впервые в жизни она поняла, что означает выражение «ноги как ватные»; они подкашивались и больше ее не держали. Силы покидали Майлис, а сердце сжалось в комочек, но тут она обратила внимание на две детали.
Во-первых, монстры выстроились полукругом, в центре которого стоял деревянный стул. Во-вторых, возле стула лежало бесчувственное тело. Это был он. Нелепую сцена довершила появившаяся откуда-то гусыня: ее перепончатые лапы опирались на бутылку зеленого стекла, она по-собачьи тявкала и махала крыльями. Майлис закрыла зонтик и наклонилась:
– Господин Хик-Хик? – Ответа не последовало, и она повторила: – Хик-Хик?
Переход от ужасного к смешному нередко случается внезапно. Похититель Майлис, перенесенной сюда неведомой силой и переживавшей самый страшный и одновременно судьбоносный момент своей биографии, встречал ее в состоянии беспамятства.
Человек лежал навзничь, выпятив круглое пузцо, и храпел, а вокруг валялись пустые бутылки. Это был не кто иной, как Хик-Хик.
И он был мертвецки пьян.
Если Коротыш воображал, что героическое поведение во время Великой битвы поможет ему стать полноправным членом сообщества фунгусов, то он жестоко ошибался. Сородичи считали его ответственным за судьбу Кривого и думали, что по его вине Хик-Хик заключил первого фунгуса в человеческий дом и обрек его вечно смотреть на угли в очаге.