ощутила, что почувствовал Коротыш, упав с высоты на твердые камни: «падение».
– Вы сломали ему ноги! – возмутилась она.
– Все с ним в порядке, – усмехнулся Хик-Хик. – У них нет костей. Через пять минут этот чертенок снова будет гонять, как угорелый. Вот увидите.
Он окликнул Коротыша. Тот с трудом поднялся, ноги его подкашивались, словно тряпичные. Хик-Хик подгонял монстра жестами и выкрикивал в его адрес ругательства. Лысая Гусыня тоже поторапливала Коротыша своим гоготом. Маленький фунгус задрожал, но выпрямился: казалось, его упругие, словно резиновые, ноги исцелились. В следующий миг он почти без труда поднялся по пандусу на площадку и подошел к людям.
– Вот видите, – торжествовал Хик-Хик.
Но на этом урок не закончился. Группа фунгусов долбила неподалеку каменную стену. Хик-Хик что-то прошептал на ухо Коротышу, и тот помчался к ним передать приказ хозяина.
– Будьте внимательны, и поймете, о чем они говорят, – пояснил Хик-Хик своей спутнице.
Майлис увидела, как Коротыш приблизился к собратьям, долбившим стену, и «заговорил», передавая им чувства своего сердца. Хик-Хик нарочно устроил все так, чтобы в разговоре фигурировали три понятия, означавшие «ветка», «боль», «падение», которые Майлис только что ощутила и более или менее запомнила. Импульсы, исходившие из груди, Коротыш сопровождал причмокиванием и поросячьим хрюканьем, и Майлис, постигшая премудрости филологии, сразу угадала, что это междометия. И вдруг ее осенило: она понимает, о чем чудовища говорят друг с другом. Коротыш говорил: «Укрепите стену ветками / а не то, она упадет / и причинит вам боль».
Надо же, она все поняла! Майлис вспомнила свои учебники по лингвистике и в восторге воскликнула:
– Значит, у них имеется собственный синтаксис!
Хик-Хик, разумеется, ни разу не слышал слова «синтаксис».
– У них связная речь, их язык обладает структурой! – пояснила ему Майлис.
Но заразить своим восторгом Хик-Хика ей не удалось.
– Может, и так, – буркнул он. – Но сказать им абсолютно нечего. Скучнейшие существа. И полные идиоты.
Хик-Хик был невысокого мнения об умственных способностях фунгусов. Он пояснил, что они понимают только прямые указания и не умеют широко мыслить.
– Если я им, к примеру, скажу: «Постройте лестницу до Луны», – разглагольствовал он, – они сложат пирамиду из бревен, и сколько бы она ни разваливалась, будут возводить снова и снова. Так и промаются до скончания веков или до того момента, когда я прикажу остановиться.
Готовясь произнести следующую фразу, Хик-Хик посмотрел на Майлис с неожиданной нежностью:
– Но если бы я сказал: «Глаза моей любимой как две луны», они бы ответили: «Луна – это луна, а глаза – это глаза! Мы тебя не понимаем!»
В словах: «Глаза моей любимой как две луны» звучало желание, но Майлис сделала вид, что ничего не заметила.
– Если они подслушивают наши чувства, – предположила она, – значит, им известны наши мысли.
– Нет, – поправил ее Хик-Хик. – Они могут читать наше сердце, но не наши мозги. Однако они знают, когда мы врем, потому что чувствуем мы одно, а говорим и делаем другое. Знают, когда мы чему-то радуемся, когда нам страшно. И если кто-то или что-то нам нравится или, наоборот, не нравится, им это тоже известно.
Майлис рассматривала толпы фунгусов. Они были всюду: со всех сторон, на верхних и нижних площадках. Одни висели на каменных стенах, словно тысячелапые мартышки, другие долбили или перетаскивали породу; казалось, присутствие людей оставляло их равнодушными, на самом же деле монстры пристально за ними следили. Зрелище заворожило Майлис. Ей всегда казалась, что лингвистика сосредоточена в книгах, она не могла представить себе эту науку в виде уникального и чарующего спектакля. Ей открылся самый удивительный язык на нашей планете, и на несколько минут она даже забыла о своем положении пленницы. Майлис зажмурилась, чтобы лучше ощущать послания, передаваемые фунгусами, и чувствовала в груди тихий гул и осторожное копошение. Это сотни и сотни необычных существ разговаривали между собой, их беззвучные голоса протекали сквозь ее тело, словно вода сквозь марлю. Пока она, закрыв глаза, вслушивалась в их беседу, Хик-Хик приблизился и нежно прошептал ей на ухо:
– Вы ощущаете гомон их голосов?
– Да, – ответила Майлис, не поднимая век.
– И понимаете, что они говорят?
– Нет.
– Это потому, что вы пока не говорите на их языке. Среди фунгусов нет самок и самцов, – продолжил он. – Поэтому им трудно понять, как мужчина может желать женщину. Они ощущают, что я вам совсем не нравлюсь, ни капельки. И что вы мне очень нравитесь. Хотите знать, что еще они говорят?
Майлис в негодовании открыла глаза и попятилась, чтобы оказаться подальше от поклонника. Она была заперта в мире, чьи обитатели знали все о ее чувствах, о ее предпочтениях. Здесь, в недрах Пустой горы, ее будто бы раздевали догола. Даже когда бедняжка снимала с себя одежду, она не чувствовала себя такой нагой.
В тот день, когда Майлис впервые провела в темнице целые сутки, ей стали понятны правила, которым надлежало следовать, и границы предоставленной ей свободы. Она имела право перемещаться по всем помещениям внутри горы, но стоило приблизиться к выходу, как перед ней неожиданно и словно невзначай вырастали фунгусы. Несколько чудовищ, таскавших щебень или занятых какими-то иными делами, окружали ее, преграждая дорогу. Если же она делала еще несколько шагов в сторону выхода, монстров собиралась целая толпа. Иногда она оказывалась в таком тесном окружении, что на платье оставались следы сероватой пахучей слизи.
К вечеру Майлис смертельно устала. Прошлой ночью она не сомкнула глаз и теперь валилась с ног. Она присела на какой-то камень и стала наблюдать за бессмысленной и грандиозной стройкой, на которой работали эти неутомимые существа. Ее утешала одна мысль: пока Хик-Хик пытается добиться ее расположения, он не покинет Пустую гору. А пока он здесь, чудовища тоже не выйдут наружу, а значит, Старику и Альбану ничего не грозит. Как бы то ни было, человеческие существа не в силах терпеть соседство чудовищ. Испанские войска потерпели поражение, гвардейцы тоже погибли. Может пройти много месяцев, пока ленивое и далекое мадридское правительство не начнет действовать. Оставался единственный выход. «Я должна предупредить французские власти, – заключила Майлис. – Но как это сделать, если я заперта здесь, в недрах горы?» От отчаяния сердце ее сжалось в комок, становилось трудно дышать.
К ней подошел Хик-Хик, казалось, он в любой момент знал, где она находится. Увидев, как тяжело она дышит, он предложил ей отправиться в комнату и отдохнуть – ее мигом доставят наверх. Пользуясь сарказмом, как щитом, Майлис ответила, что ложиться не спешит: не так-то просто заснуть в сырой постели. Хик-Хик дружелюбно рассмеялся:
– Вы не поняли. Одеяла из мха не греют, а создают прохладу. На дворе лето.
Пожалуй, стоило последовать его совету, тем более что наступила ночь. Майлис вернулась в комнату и легла на матрас, также сделанный из плотного зеленого мха. Однако заснуть не получалось. Вскоре она поняла причину: в сырой постели одежда промокла и мешала спать. Чтобы почувствовать мягкую прохладу мха, надо было раздеться и спать нагишом, не прикрываясь одеялами. Сняв платье и белье, она сразу ощутила, как расслабляется и обмякает тело.
Матрас из мха обволакивал ароматами леса, проникавшими ей через ноздри в мозг. Казалось, она засыпает в безмятежной тихой роще, как в детстве, когда она убегала из дома. В этой постели из голубовато-зеленого мха она, нагая, погрузилась в сладкий сон, бессознательно отдаваясь во власть грез. Лунный луч проникал через щель в стене и наполнял комнату серебристым светом, от которого ее кожа казалась еще белее. С возрастом Майлис не утратила свою красоту: упругая грудь, плотные ягодицы, длинные ноги, белые и гладкие.
Спала она беспокойно, во сне ее преследовали странные и яркие видения. Когда же она наконец крепко уснула, что-то неожиданно ее разбудило. Майлис открыла глаза и почувствовала ужас ребенка, который уверен, что у него под кроватью прячется чудовище. Однако в данном случае имелось три принципиальных отличия: чудовища существовали на самом деле; и не одно, а несколько дюжин; под кроватью они не прятались, а толпились вокруг.
Фунгусы – целая сотня или даже больше. Сколько времени они провели в ее комнате? Фунгусы: они сгрудились в тесном пространстве и рассматривали спящую Майлис. Вокруг кровати стеной стояли их туловища, а прямо над ней нависали огромные приплюснутые головы. Глаза болезненно желтого цвета смотрели на нее, не мигая.
Пока плененная Майлис жила в недрах Пустой горы, в окрестностях бродил некто, желавший покончить с Хик-Хиком. Имя его было Касиан.
Все надежды и чаяния Касиана улетучились, пока он наблюдал за Великой битвой между фунгусами и солдатами. Он видел все: боевые действия войска, неожиданную победу фунгусов, уничтожение полка и убийство Ордоньеса. Все это его изумило – не более. Зато появление в конце битвы Хик-Хика вывело Касиана из себя. Невыносимее всего было поведение фунгусов, которые беспрекословно подчинялись пройдохе. Эта картина разрушала все планы Касиана, он понял, что каким-то невероятным способом Хик-Хик завладел Властью. Но вопрос оставался без ответа: как этот ничтожный человечишка добился того, чтобы чудовища его слушались? Прибить бы его – да и дело с концом.
После битвы, когда фунгусы и их предводитель направились к Пустой горе, Касиан, держась на почтительном расстоянии, последовал за ними. Он не переставал удивляться легкости, с которой передвигались эти существа. Монстры обладали необыкновенной способностью сливаться с окружавшей их растительностью, заметить их было так же трудно, как жужелиц в куче угля. Хик-Хика окружали сотни фунгусов, и несмотря на то, что Касиан об этом знал, ему с трудом удавалось различать маячившую вдали спину в черном пальто, за которой двигались неясные тени.