Я приоткрыл штору. Я знал, что́ увижу, но все равно не сдержал шумного выдоха. На противоположной стороне улицы раскинулся сад кладбищенских скульптур. Ники сидели, стояли в клубах могильного тумана, их было не меньше десяти. А Стефан в теле Ариадны прохаживался перед, неотрывно следя за постановкой ног.
– Что он требует?
– Чтобы Оля отпустила двери, – ответил Виктор у другого окна. – А мы не мешали войти и забрать девушку.
– А реавторизация? – Я посмотрел на Мару. – Чтобы обезвредить тело?
– Дедал не дает. Говорит, запрещено преемником.
– А если в системе появится маркер Минотавра, – процедила Ольга, – ники среагируют на него в первую очередь. Черт возьми! – Она взбешенно отвернулась. – Если бы я не медлила, идиотка!..
– Тебя убили бы первой, – осадил ее Мару.
Ольгу это не убедило.
– Если отпустить двери, пока они снаружи, – продолжила она, – ники не смогут попасть внутри. Мы будем в безопасности.
– Но окна были открыты! – воскликнула Куница. – Они могут уже быть внутри! Как она и сказала!
– А могут не быть! – рявкнула Ольга. – Вик прав, она… Он… Не важно! Всё может оказаться блефом! Мы не знаем, в каких отношениях ники с Дедалом! Может, они не станут нападать на синтропа!
– Ценой чего ты собираешься это выяснить?! – взвилась Куница.
Виктор посмотрел на часы и сдавленно, поглядывая на обеих, вдохнул.
– Теоретически… Только теоретически… Если Оля захлопнет двери, а часть ник все же окажется внутри, даже получив команду убить нас, они будут заперты и не смогут свободно передвигаться. Мы можем устранить их по одной.
– Вик… – предостерегающе промолвила Тамара.
Тот откашлялся, миротворчески раскрыл ладони.
– Я имею в виду… Нам не надо вестись на чужие условия, чтобы все закончилось. Достаточно дождаться, когда девушка умрет, а это вопрос дня-двух, насколько я понимаю. Тогда искры навсегда останутся недоступными и…
Куница свирепо дернулась в его сторону:
– Что – ты – несешь?!
Казалось, она собирается наброситься на него, но в последний момент – из-за возгласа Мару, в основном – застыла, как вкопанная. И громко, беспомощно взвыла в потолок:
– Неужели непонятно?! Дедалу плевать, что будет с искрами! Тогда почему мы из раза в раз пытаемся кому-то в чем-то помешать?! Почему мы, черт возьми, рискуем своими жизнями, жизнями наших контрфункций, чтобы… Да чтобы, вашу мать, что?! Кто-нибудь вообще понимает, что случится, если искры попадут не к тем людям?! Где-то торжественно начнется армагеддон?!
Виктор смолчал. Куница обвела гостиную яростным взглядом:
– Хватит, хватит, мать вашу, в это играть! В это «о, смотрите, мы что-то значим»! «Мы участвуем в больших делах»! Нет! Не участвуем! Пусть эс-эйтовцы останавливают эту свору, когда дело дойдет до ядра-тау, но мы сделали свой выбор, и вся суть его – не подставляться, не рисковать! Наши жизни – не наши! Хватит пытаться вернуть их себе!
Часть меня знала, что Куница права, и потому молчала – на удивление, вместе со всеми. Но другая, не особо заботясь о чужом мнении, снова выглянула на улицу. Там Стефан задумчиво водил стопой по шероховатостям асфальта, прощупывая их то пальцами, то пяткой. Он не успел обуться, заметил я. Да и одеться: черную майку на тонких лямках я видел, еще когда Ариадна спала. Спортивные штаны тоже были из чужого гардероба. Ему должно было быть холодно. Мне должно было быть холодно. Но я не чувствовал улицы, и едва ли из-за одной куртки.
– Мы должны сделать так, как он просит. – Я отпустил штору. – Тогда он никого не тронет.
Ольга взглянула на меня с тяжестью эсхатологического выбора:
– Тебе хочется так думать, или есть конкретные причины?
– Полторы минуты, – напомнил Виктор. – Надо решать.
– У него тоже мало времени. Еще меньше ресурсов. И много вещей, которые нужно успеть. Уверен, все его угрозы искренни, но он был бы рад не тратиться на нас.
Ольга стиснула зубы и отвернулась. Зря, конечно. Я мог разделить с ней эту ответственность. Да что там – я был готов закончить все сам.
Куница вдруг расхохоталась. Мы вздрогнули от резкой смены ее настроения.
– Простите, – прикрыла рот она. – Простите, но насколько я не верю, что можно восстать из мертвых, настолько этот бред все больше напоминает Стефана. Дика говорила, что он застревающий тип, но чтобы до такого? Вот же парнишу закусило.
Она отвернулась, прячась в ладонях. К ней тут же подоспел Мару.
– Я в порядке, в порядке, – отмахнулась она, хохоча и всхлипывая, и все одним звуком, – только устала очень. Может откроем уже гребаную дверь?
Ольга обвела комнату пристальным взглядом, задержалась на каждом. Виктор был последним. В гнетущей тишине захлопнулась крышка его карманных часов.
Мы вышли в коридор. Виктор вызвался отпереть замки, но Ольга мрачно его отстранила, и вскоре из-за ее всезаслоняющей спины послышались звуки обратного отсчета. Шорох задвижки. Проворот ключа. Вой сквозняка в приоткрытую щель. Оборвав его, Ольга отступила к стене, открывая нашим взглядам мертвенность и белизну, поперечно черную полосу асфальта и сад химер напротив.
Стефан шагнул на проезжую часть.
Он двигался медленно, как Ариадна поначалу. Они оба были не в ладах с телом, которое им осталось. Но перед крыльцом Стефан остановился, посмотрел на этаж выше, и я, наверное, первым различил тяжелый шорох брезента о камень. Крыла о кирпич. Наверное, я буду слышать его еще годы.
Сверху проема показалась когтистая лапа, за ней – просевший под гравитацией обрывок крыла. Ольга отшатнулась. Перегнувшись через верхний добор, ника втянула себя внутрь прихожей, и перепонка, раскрывшись, полностью занавесила улицу.
– Они здесь, да? – выдавила Куница, шаря взглядом по проему.
– Да, – выдохнул Виктор.
Мы все отступили. Следя по стене вмятинами, ника вскарабкалась на потолок. Еще две медленно вползли по полу. У шкафов они выпрямились, оттесняя нас еще глубже, но в прорези света между крыльями я успел заметить Стефана. Он запирал входную дверь.
Не знаю, сколько мы молчали. Наконец, он молвил, выходя вперед:
– Они останутся здесь, пока я не выйду в другом месте. Тогда они последуют за мной. Не закрывайте окна.
Мы смотрели на него, лишь на вид знакомого, и… Не знаю. Я не понимал, как можно было подумать, что это она. Ариадна так не двигалась. Ариадна так не смотрела. Но что самое парадоксальное – и уязвляющее, что уж – я никогда не видел на ее лице столько осознания.
– Ты… – выдохнула Ольга. – Это правда ты?
Стефан обвел нас взглядом, остановился на мне, стоявшем за Мару, потом на Тамаре – но, может, на том, как Виктор держал ее, не давая смотреть на ник:
– Соберись, Оль. У тебя десять секунд.
Он поднял раскрытую ладонь. Ольга шумно выдохнула.
– Это из-за дубль-функции? – спросил Виктор. – Ты остался привязан к мозгу Ариадны?
Не глядя на него, Стефан загнул два пальца.
– Восемь. Сосредоточься.
– Давай же, – прошипела Куница. – Сделай это. И пусть проваливает.
Ольга мотнула головой.
– Если, – обронила, прокашлялась, нашла другой голос. – Если мы позволим тебе пройти и забрать эту девушку вместе с искрами, ты клянешься, что никого из нас не тронешь?
Стефан помедлил, загнул еще палец:
– Что стоят клятвы тех, у кого оружие?
Почти Шекспир, подумал я и тут же встретился с северно-ледовитым океаном. Я бы соврал, сказав, что не ждал этого.
– Еще я заберу его. – Стефан кивнул на меня. – В качестве заложника. Но перед тем, как вы начнете эмоционировать, замечу: он сам собирался напроситься. Михаэль?
Я вздохнул:
– Все так.
Мару был ко мне ближе – во всех отношениях – и потому получил фору. Он крутанулся, накидываясь на меня, насильно оттесняя за спины остальных.
– Я тебе сейчас подзатыльник отвешу, – прошипел он. – Что ты задумал?
Я вытянул шею, пытаясь не потерять из вида белое лицо, и черные волосы, и недосложенные пальцы.
– Миш!
Мару резко стиснул мое плечо, растерялся, потому что до боли. Все хорошо, попытался объясниться я, так надо, я буду в порядке. Но Мару смотрел на меня, как на машину с неисправными тормозами. Как иногда на Хольда.
– Это перебор по всем статьям, – простонал он в стремительно тающем гневе. – Я не собираюсь тебя отпускать, и никто не отпустит. Бросай свои героические замашки! Ты…
Я перебил его, взяв за руку:
– Хольд был готов пожертвовать собой, чтобы я сделал кое-что. У меня нет права отступить. Это важнее всего, что происходит. Я буду в порядке.
Мару дрогнул. Он все еще был бессилен перед его именем. А тому, кто никогда не был, я громко напомнил:
– Ты сказал, что не станешь мешать мне вернуть госпожу М. Даже если сам поступил бы иначе. Делай, что хочешь. А я сделаю, что должен. И даже притворюсь, что не собираюсь найти способ спасти Ариадну.
Стефан взглянул на меня сквозь километры плотной, поступательно гасящей свет мерзлоты.
– Я убью его, если вы попытаетесь помешать мне. Если согласитесь помочь кому-либо помешать мне. Если Оля станет Минотавром. Если найдется другой способ ограничить мою функциональность. У меня нет времени играть в слова, поэтому прочее додумайте сами. И нет, превентивный удар эффективен только когда о нем не знают, Виктор. Если по каким-то причинам я не смогу убить его лично, его убьет кто-то другой. У меня есть свободные руки.
Виктор сдавленно выдохнул. Стараясь ни на кого не смотреть, я высвободился от Мару и вышел на середину коридора.
– Оля, ты готова? – Стефан опустил руку.
Я встретился с ней взглядом. Он обещал мне взбучку, и карцер, и тысячи часов воспитательных бесед.
– Обещай, что не причинишь ему вреда, – процедила она. – И если у тебя что-то пойдет не так, ты не тронешь его и никому не позволишь.
– Заложники… – помолчав, откликнулся Стефан. – Я вспомнил, сколько с ними мороки.
Он окинул меня долгим, подсчитывающим издержки взглядом и продолжил: