– Не сейчас.
Она упала рядом с ним на колени:
– Понимаю, у вас перестановка функции и всякое такое! Но я преемник Минотавра! Вы не можете меня отфутболить!
Дедал опустил переднюю часть тента, скрывая новорожденный свет, и повторил в такой по порядку раз, до какого еще не развилась человеческая математика:
– У каждого своя оптимизирующая функция.
Затем – поднялся.
Затем – добавил:
– Пришло время вам исполнить свою.
Спецэффектов не последовало. Ни пророческого грома, ни зловещего воя ветров. Разве что где-то внутри самой Габриэль – да, там все вспыхнуло, перевернулось и стянулось в висельный узел, когда она поняла, что́ Дедал имел в виду.
– Криста…
Когда он продолжил, отливая из бестелесных слов самую постоянную, плотную, единственно значимую реальность:
– Аделина Верлибр умерла сегодня утром.
Глава 23Человек человека
Мы ехали в объезд города, по низкорослой смурной области, готовящейся к зимней спячке.
– Досадно, – протянула Нимау в соседнем кресле. – Так далеко зайти. И за секунду проиграть.
– Это не проигрыш, а выход из чужой игры.
В минивэне помимо нас были еще три феи. Одна вела, две другие сидели на последнем ряду и уже минут десять гадали, что за стук в задней части сопровождает каждую неровность на дороге. Я полагал, что это колесо и что совсем скоро из-за него мы остановимся. Потому что мне нужно было совсем в другую сторону. Только я еще не знал, в какую.
– Тогда, по новому плану, – продолжила Нимау, – мы находим его. Созерцаем издалека. После ты зовешь меня. Я указываю, где все случилось, до последнего колышка. Особенно если по приезде мы обнаруживаем сырой бетон.
Я кивнул, глядя в окно. Судя по координатам, изредка прилетавшим от Дедала, Стефан уже десять минут находился на одном месте. «Хм», – обронила Нимау чуть раньше, вбив цифры в навигатор.
– Национальный заповедник. Асфальтированных дорог и обзорных площадок больше, чем лесов.
Замечательные новости от будущего меня будущему Адаму.
– Или… Если мы успеем до того, как Стефан зальет бледное умертвие хотя бы наполовину, можем разыграть численный перевес. Попробовать перехватить ее. А после доставить куда скажешь.
Я наконец вернулся мыслями в салон:
– Если бы кто-то из вас мог сделать это, в списке были бы ваши имена, а не мое.
Она разочарованно вздохнула. Я покачал головой, снова отвернулся к окну и озвучил то, в чем убедил себя еще в кирхе:
– Сделай так или не делай так – нас убьет своим решением не один, так другой. Все происходящее – затянувшийся срач между Стефаном и Хольдом. Какая разница, кто из них прав, если они сошлись в главном: троицу не пересчитать? С меня хватит. У каждого своя оптимизирующая функция. Выяснять, кто из них правее, – не моя.
В днище снова что-то ударилось. Кузов развинченно вильнул, и фея на водительском сиденье ударила по тормозам. Минивэн прижался к обочине. Я молча встал и потянулся к ручке дверцы.
– Ты уверен? – уточнила Нимау мне вслед.
– Я сделал все, что мог. Теперь я нужен своей контрфункции.
Я вышел и огляделся. Минивэн остановился метрах в десяти от развязки. Высокий синий щит режиссировал повороты. Направо – аэропорт. Налево – город. Вперед – все то же окраинное полугородье, вперемешку с лесами, болотами, развалинами и кирхами. Некоторое время я бездумно глядел на редкие машины, скользящие по многоуровневой асфальтовой петле. Затем сделал шаг. Нога весила тонну. Я сделал еще один. Он оказался таким же неподъемным. Я знал, что облегчил себе выбор, превратив реальность в схематичное уравнение, игнорируя тот факт, что застрявший между двумя сторонами знак равенства – целая чужая жизнь. Которая была мне важна. За которую мы так долго боролись. Но я…
Я не мог.
Я должен был идти. Найти Кристу. Дать ей найти себя. Остальное не имело значения. И я шел. Смотрел на ноги, ведущие меня навстречу неизбежной нашей случайности: к спуску с развязки в сторону города, на какой-то дубль, дубль дубля, мимо пустых обочин и перьевых облаков тумана, растворявших горизонт.
Над головой застыла мраморная плита неба. Я шел против движения, но машин из города почти не было. Вскоре начались деревья. Довоенная, окольцованная белой полосой аллея, тянущаяся вдоль дороги, из тех, что оптимисты считали достопримечательностью, а пессимисты – причиной частых ДТП. Хольд как-то сказал, что большинство аварий с одной жертвой, въехавшей в дерево, на самом деле самоубийства. Теперь вот повторил, уже в моей голове. Потому что, выйдя из аллеи, я заметил мчащуюся навстречу черную пассату. Дорога чередовала неровности, и они должны были сбивать скорость, но машину уже поглотил знакомый водоворот инерции. Она не остановится, понял я.
Все это уже происходило.
Пассата пронеслась мимо. Я обернулся на звук визжащих тормозов. Не долетев до деревьев, автомобиль дернулся. Из-под колес повалил пар. Вслед за ним брызнула резиновая стружка плавящейся шины, и пассата, крутанувшись, перекрыла дорогу. Так и замерла.
Все стихло. Даже эхо эха. Я хотел подойти, а еще – отвернуться. Узнать, все ли в порядке, но куда сильнее – уйти. Так что, когда открылась водительская дверь, я стоял там же, где прежде. Никто не вылез. Я тоже ничего не предпринимал. Нашему бездействию внимали, дорога – пусто, деревья – молча. Я не узнал машину. Не разглядел водителя. Но все равно знал: это она.
Это всегда была она.
Наконец я увидел свитер. Горчичный. Почему-то я всегда замечал ее одежду раньше лица. Растянутый ворот оголял плечо и поперечную полосу от ремня безопасности, такую темно-красную, что совсем скоро синюю.
Лицо, в отличие от свитера, я признал не так быстро. То есть, да, это была Криста, и она приближалась, пошатываясь, с паузами длиннее, чем требуется шагу. Но в глазах ее стояла чернота. Зрачки расширились настолько, что поглотили радужку. Боль, с патологоанатомической отстраненностью подумал я. Еще, может, наркотики.
Криста приблизилась, толкнула меня в грудь. Я отступил. Она снова ударила. Я шагнул назад. Эта безмолвная пантомима повторилась раза три, прежде чем она, и без того смотря, но не видя, отвернулась и загипнотизированно вернулась в пассату. Хлопнула дверь. Пыхнули стоп-сигналы. Машина выровнялась по разметке и плавно потекла назад.
Следя за ней, я ни на секунду не задумался, что все это надуманно, неправдоподобно. Что ее не должно было здесь быть. Я воспринимал лишь клочок дороги, деревья, пассату, отматывающую дорогу в обратном направлении, и то, как машина задним ходом проплыла мимо и снова начала отдаляться от меня. Десять метров. Двадцать. Медленно, будто по инерции.
Еще метров через пять машина покинула область, которую мой мозг воспринимал как «сейчас». И я подумал о «потом». О том, что еще будет. Ради чего я оказался здесь. Пассата остановилась, мигнули прорези фар. Я вышел на проезжую часть.
Криста вдавила педаль.
Свитер. Это был свитер. Пятно цвета в несущемся лобовом стекле. Я поднял раскрытые ладони, но оно все ярчало, и приближалось, и дорога между нами вибрировала, аккомпанируя перегретому аккумулятору. Пассата летела, не тормозя. Я тоже не планировал сдвигаться. Для меня, в сущности, не имело разницы, с каким реквизитом она это сделает. Со мной. Или с деревом. Или в метро. Это был бы конец для обоих.
Но потом Криста завопила – я скорее увидел, чем услышал, – и вслед пронзительно завизжали тормоза. Кристу швырнуло на руль. Я сделал три шага, всего три, в другое время даже б не заметил, и положил ладонь поверх капота. На нем уже была вмятина.
– Кто ты?! – вопила Криста. – Кто ты такой?!!
Пассата снова дернулась, но сразу застыла.
– Сними ногу с педали, – попросил я.
Криста вцепилась в волосы и бессловесно закричала.
– Тебе нельзя водить, – громко продолжил я. – У тебя даже прав нет. Сними ногу с педали и выйди из машины.
Я имитировал – не знаю, наверное, рациональное мышление. Какую-то взрослую материалистскую оптику, с которой было проще искать выживших в обломках. Потому что Криста вопила откуда-то с нижних слоев моего восприятия:
– Оставь меня в покое!!! Все кончено!!! Слышишь?! УХОДИ!!!
Я обошел капот, встал у запертой водительской двери:
– Открой, пожалуйста.
Заткнув уши ладонями, Криста снова закричала.
Я положил локоть на дверную арку, уткнулся в него лбом. Криста по-прежнему выла, как животное, а я стоял и ждал, когда у нее закончатся силы, даже не слушал. Мозг обезвреживал высокие частоты.
В какой-то момент внутри машины зазвонил априкот. Криста, кажется, швырнула его об пол, и он замолк. А потом зазвонил снова. И снова. Звонки повторялись с периодичностью, которую мне было сложно отследить из-за сломанного времени, но это было как в фильме ужасов. Только теперь без «как».
Наконец смартфон замолк. Крики, вопли тоже. Из салона доносились лишь нездоровые гортанные хрипы. Когда иссякли и они, я спросил:
– Как это случилось?
Юлия Домна. ФУНКЦИЯ: ВЫ
– Авария… Когда вырубило по всему городу… – Ее голос звучал как помехи. – Операция шла, когда авария…
Авария, согласился я.
– Генератор запустился не сразу… Через шестьдесят четыре секунды… Но это… Роман сказал… Скачок… И нехватка кислорода… Все из-за аварии.
Аварии, повторил я.
– Ш-шесть… Шестьдесят… Шестьдесят… И ее… А меня…
И меня.
И Стефана.
Нимау.
Ядро-тау.
Даже Ариадну на пару букв.
Сегодня нас всех звали «авария».
– Пожалуйста, – я вслепую пощелкал дверной ручкой. – Открой.
Криста, кажется, отдернулась:
– Кто бы ты ни был… Уходи.
– Очень хочу. Но не могу.
Она снова заплакала, хрипя, как утопленное радио. Мама, мамочка, как так. В чем теперь смысл, зачем, если без тебя. Это моя вина, я не думала, прости, прости, я же так люблю тебя, мамуля, мамочка, почему ты вместо меня, лучше я. Лучше я.
Не помню, в какой момент, но она все же открыла. Выбросилась мне в руки, и мы оба осели на асфальт. Было мокро и скользко. Но не холодно. Рвано и горько. Но негромко. Я гладил ее нечесаные, в зарождающихся колтунах волосы и молчал. Утешение – выдумка, продающаяся вместе с гробами, и одного мне хватило, чтобы запомнить.