– Промокни. Остальное – дай сюда. И учти, пожалуйста. – Энтроп смерила меня предупреждающим взглядом. – Все, что говорил этот человек, Минотавр, – его личные предположения. Я не знаю, почему он думал то, что думал. Он не раскрывал источников. Но ни Госпожа М., ни любое другое полотно из моей коллекции не могут быть подтверждением его слов.
Присев, я утопил в вине салфетку и переспросил:
– Госпожа М.?
– Так зовут натурщицу. – Эдлена отошла к раковине. – Даму в синем. «Госпожа М., расшивающая покров для Змееносца» – полное название картины. Это фальсификация под Рене Дескарсена.
– Фальсификация?
– Подделка, – подсказал Влад, заглянув под стойку с другой стороны.
– Я знаю, что такое фальсификация, спасибо. Я удивился, что как коллекционер вы так спокойно говорите об этом.
– В той комнате все картины – фальсификации, – ответила Эдлена. – Представлены тремя крупными блоками: средневековые гравюры, французские художники старого режима и подделки разных эпох точечно.
– Ух ты… В таком случае это очень хорошие подделки…
– Очень. И сделал их один человек. Специалисты до сих пор не знают его имени.
Я выпрямился и удивленно посмотрел на картину у ноутбука. Портреты, что висели в той комнате, библейские лубки, гравюры под стеклом размером с тетрадный лист – на первый взгляд, между ними лежали сотни лет развития художественной мысли. Поверить, что эти работы принадлежали кисти одного художника, было трудно. Ведь это значило, что когда-то жил один неизвестный мастер, умевший рисовать, как двадцать известных.
– Мы, коллекционеры, называем его Фальсификатором из Вандеи. – Эдлена вернулась и сунула мне мусорный пакет. – Самые романтичные из нас – художником, подделавшим тысячу шедевров. Тысячи там, конечно, никогда не было. Четыреста восемьдесят три работы атрибутируется на данный момент. Мы уверены, это не конечное число, но даже самой искушенной публике неизвестно, сколько на самом деле было написано картин. Большинство разбросаны по дорогим частным коллекциям. Моя – самая большая. Но недостаточно. Не так, как нужно.
Энтроп поглядела на портрет женщины в синем платье, и это был взгляд, полный мрачных предчувствий, но и сокровенного восхищения тоже. Тихая, запертая в кладовке страсть.
– «Госпожа М.» – относительно свежая находка. В нулевых она всплыла на одном из аукционов и отошла Музею Французской Революции вместе с подлинником Дескарсена – «Портретом доктора де С., играющего в шахматы со смертью». Некоторое время картины выставлялись вместе. Из-за идентичной манеры написания и перекрестных сюжетов они считались подлинниками Дескарсена, законченными им незадолго до казни. Но спектральный анализ верхних слоев подтвердил временну́ю разницу более чем в сто лет. Примечательно, что фальсификатор подправил и самого «Доктора де С.»: была завершена рука, добавлены рамка и подписи, объясняющие замысел. Вы можете сами увидеть это.
Эдлена подошла к картине и музейным проворотом запястья обвела верхнюю часть. Над плечом госпожи М., в богатом убранстве знатного дома, висела другая картина. Она изображала довольного мужчину в синем халате за шахматным столиком и отвернувшуюся от него Смерть. Судя по выражению лиц, в этой партии удача благоволила доктору.
– Оригинальная картина внутри подделки? – иронично прокомментировал Влад. – Неужто такой оммаж сразу не вызвал подозрений?
– В самой работе Дескарсена использован тот же прием. Вот здесь. «Юпитер убивает Эскулапа за воскрешение Ипполита».
Внутри картины в картине энтроп указала на стену за доктором, но я уже и сам заметил темный прямоугольный холст. В миниатюре сюжет был почти неразличим. Много белых фигур в коричнево-зеленом тумане, по-античному драматичные позы.
– Кто-то убежден, что и «Убийство Эскулапа» в подлинном размере является жемчужиной чьей-то коллекции. Будь оно так, мы переоткрыли бы старый режим. В работах Фальсификатора всегда много иронии, опережающей эпоху, которую он подделывает. Она-то его и выдает.
– Так, – собрался я. – Это круто, правда. Но при чем здесь Минотавр?
Радость обладания вмиг сошла с ее лица. Энтроп отвернулась от картины и возвратилась к уборке.
– Предполагается, что Фальсификатор работал с конца девятнадцатого века вплоть до Второй мировой. Примерно сорок лет. Хороший для таланта срок. Потом он исчез, возможно, умер, возможно, нет, но по окончании войны так и не вернулся к работе. Существует большое количество гипотез, кем и откуда он был. Даже Вандея – место обнаружения первой его работы, а не родина. Доподлинно известно лишь то, что Фальсификатор делал это ради денег. Он продавал сам, много и хорошо, и у его работ сложилась обширная межконтинентальная география. Дай пакет.
– А? – не понял я. – А!
Влад на ощупь загружал посудомойку. Я видел, что он впитывал каждое Эдленино слово вместе со мной.
– Я была далеко не первой, кого навестил господин Минотавр. Одним-единственным вопросом он производил незабываемое впечатление. Либо сумасшедшего, либо идиота.
– И что он спрашивал? – Я смотрел, как в пакете исчезают бордовые, напитавшиеся вином салфетки.
– Как встретиться с автором.
Я моргнул:
– Но, погодите, разве картинам не больше ста лет?
– Преимущественно. Однако господин Минотавр считал, что Фальсификатор жив.
– Но люди столько не живут…
– А не-людям не хватает воображения для творчества, – добавил Влад, явно заинтригованный.
Эдлена рывком затянула мешок. Потому что закончила с мусором, но и в преддверии сказанного тоже:
– Господин Минотавр считал, что Фальсификатор – это троица.
Мы с Владом вопросительно переглянулись.
– Троица кого? – не понял энтроп.
– Сейчас мы точно думаем о разном… – пробормотал я.
– Они все мертвы, – сказала Ариадна.
Тут даже Влад шарахнулся. Что уж говорить обо мне. От ее бесшумного появления я дернулся, ударившись о ножку стула, и боль в мизинце, вспыхнувшая секунду спустя, засвидетельствовала крепость нержавеющей стали.
– Народ прав, – прохрипел я, когда Ариадна прошла мимо. – На тебя нужно повесить колокольчик.
Она выложила на стойку магнитную карточку и, взглянув на Эдленину одежду, разводы вина, непригодившиеся бумажные полотенца, рассыпанные вокруг, спросила:
– Все в порядке?
– Типа того.
Влад умильно вздохнул.
– И почему я не удивлен, что снежка знает все?
Глядя на нее, я был вынужден признать, что тоже не удивился. Но не потому, что привык к устройству Ариадниной памяти, к тому, что чужие знания в глубине ее оживлялись лишь правильно подобранными словами, и…
Нет.
Я вдруг понял, что уже слышал это.
Но вы и сами знаете. Они все мертвы.
– Троица – наш миф, люди его переоткрыли. – Эдлена убрала ключ в карман сорочки. – Он зародился во времена, когда всполохи цивилизации едва освещали глубины континентов. Огромные расстояния, пустыни, океаны… Мало кто видел их своими глазами. Приходилось верить. Но даже если сейчас троиц не осталось, само их существование является естественным доказательством переходящего онтогенеза наших видов. Того, что пока не удалось научно зафиксировать на уровне особи, но уже получилось воссоздать, экспериментируя с клетками в лабораторных условиях. Мутация атра-каотики в атра-каотику-сумму.
Наверное, у меня было лицо самого отстающего ученика в классе, потому что Ариадна пояснила:
– Она имеет в виду эволюцию энтропа в синтропа. В пределах особи.
– Ого, – растерялся я. – А так бывает?
Влад разделял мои сомнения:
– Ты говорила, у эксперимента были какие-то совершенно дикие, экстремальные условия. Как-то не очень похоже на естественный, я повторюсь, естественный онтогенез.
Эдлена устало села за стойку.
– Троицы обладали видовыми признаками как энтропа, так и синтропа. С биологической точки зрения это возможно, только если они были носителями атра-каотики в обеих формах.
– Но их форма убивает нашу, – недоуменно напомнил Влад. – Синтропы убивают нас так же, как мы убиваем людей. Ты же сама говорила, до первых ингибиторов побратимство скашивало нам столетия жизни! А им хоть бы хны. Существо-носитель обеих форм должно было убивать само себя – а это, уж извини, саботаж всех возможных отборов.
– Знаешь что, Влад?! Лучше б ты меня так внимательно слушал, когда я говорила тебе не шляться по коммунальным пятиэтажкам в Старом городе!
Камень был брошен, и он достиг цели, и, потемнев в лице, Влад ответил с хладнокровным презрением:
– Верую, ибо нелепо, Скрижальских. Мифы – опиум людей.
– Я не верю, а знаю. Потому что встречала троицу.
Взгляд ее, обессиленный, мазнул по картине:
– Я была слишком мала, чтобы понять существо перед собой. Чтобы вычислить, осознать его подлинную мощность. Оно видело связи в масштабе всей планеты. Вместе с маркерами – как синтроп! Бо́льшая часть событий, которыми жило это существо, никогда не происходила. Оно видело все исходы, все следствия. Все рождения. И не-рождения. Все гибели. Всё. – голос Эдлены дрогнул. – Предполагать, что какой-то там… художник, при всем моем… интересе к нему… может быть величайшим существом в мире?.. В этом-то? Который троица могла бы просчитать и полностью переделать под себя? Ведь это то, что они всегда делали. Перекраивали эпохи.
– Если это так… – обронил Влад. – Даже одного такого существа в истории хватило бы, чтобы сейчас мы колонизировали космос. Куда они, такие великие, делись? Почему все мертвы?
Я вздрогнул. Я знал.
К лучшему из исходов.
– А ты подумай, – потемнела Эдлена в подтверждение моих мыслей. – Троицы умели считать вероятности, как мы, но на объемах данных, как у синтропов. Они даже могли управлять связями, как симбионты, хотя в норме это ювенальный навык, который отваливается с возрастом. А еще они умели авторизироваться не только в носителях атра-каотики-суммы. При должном усердии они могли присвоить себе всех мыслящих существ в мире, проникнув в них изнутри системы, заставить целые народы зайти в море, чтобы уничтожить неугодную человеческую цивилизацию, например.