уг понял, что почти три года верил в ложь. По словам Эдлены, Минотавр пришел к ней так же осенью. На самом деле, подсчитал я, не так же, а чуть раньше – в конце сентября. Три года назад, в это же время, он месяц как паломничал по лабиринтам, и все уже вслух обсуждали, что открытки с живописными европейскими видами лишь намеренно запутывают следы. Он не был функцией Дедала, у него отняли нормальную жизнь и будущее, а значит, все, что Хольда Ооскведера держало в годы максимально истончившихся связей с нами, – это маркер Минотавра. Но и с ним, почему-то думали все, он найдет способ справиться.
Я тоже так думал.
В конце декабря, когда Мару дозвонился до него и сообщил, что́ случилось с Ариадной и Стефаном, Фебой и Константином, Минотавр вернулся другим. То есть он и прежде был невыносим, но теперь бросался на каждого встречного, глушил виски, наверное, бочками и месяцами не выходил на улицу. Тогда же он перестал спать. В довершение всего человек, который открыто заявлял, что Дедал присвоил наши жизни, воспользовавшись минутной слабостью, а не осознанным согласием, позволил Фицу с Элизой совершить перестановку функций за пассионария, чьего имени они даже не знали. Просто так, технически, чтобы они могли спрятаться в месте – вместе, – которое он считал своей тюрьмой.
Три года я думал, что под прикрытием паломничества Минотавр пытался сбежать. А он, выходит, разыскивал… троицу? Фальсификатора? Госпожу М.? Пока я несколько лет уверял себя, что лишь огромная трагедия обессмыслила его поиски свободы – потому что с мертвецами на совести никогда не стать свободным – он с самого начала искал что-то еще.
– Надо ускориться, – сказала Ариадна.
Я оступился. Она поравнялась со мной.
– Эй! Ты откуда?!
– Предупреждала Влада об уходе.
– А… Погоди. Разве нормально оставлять их так?
– Мы приехали сюда, чтобы оставить их так.
Что-то подобное я припоминал, но все равно не ждал, что Ариадна поддержит меня. Я не делал ничего хорошего.
– Пожалуйста, скажи, что это идиотская затея, – взмолился я.
– Одна из самых идиотских за последнее время, – согласилась Ариадна.
– Тогда зачем ты идешь со мной? Разве я не должен быть идиотом в одиночестве?
– Две идиотские мысли подряд свидетельствуют о пределе твоего здравомыслия. Ты правда думал, что я отпущу тебя одного?
– Я надеялся, ты меня отговоришь.
– Как?
– Ударишь чем-нибудь тяжелым по голове.
Судя по задумчивому молчанию, в котором мы прошли метров десять, Ариадна примеривалась к предметам из дома Эдлены.
– Хорошо. Буду иметь в виду.
– Нет. Погоди. Это шутка.
– Извини, Михаэль. Но с учетом того, как бесполезно тебя переубеждать словами, против эффективности тяжелого предмета становится трудно возражать.
Я машинально потянулся к верхнему свету, но Ариадна сказала:
– Даже не думай.
В качестве совета это значило противоположное. Если бы сейчас кто-то сидел на кухне или просто проходил мимо окна, выходящего во двор с серебрящимися от дождя пассатами, то свет в саннстране сработал бы как сигнальная ракета. На глухую середину ночи мы не уповали. У большинства из обитателей лабиринта сутки начинались в час перестановки функций.
– Кажется, я начинаю сомневаться, что выжил бы в фильме ужасов, – пробормотал я и убрал руку.
– Только сейчас? – уточнила Ариадна, перебирая Минотавров хлам в бардачке.
Она подставила какой-то предмет под белый, притягивающий пылинки фонарик априкота, и я различил баночку обувного воска. Я видел ее еще лет семь назад. В саннстране Минотавр годами устраивал передвижной филиал мансарды.
Наклонившись, я заглянул сквозь уджат в темноту бардачка, но ничего не увидел. В последние дни здесь явно никто ничего не трогал.
– У Минотавра есть второй телефон, – наконец сказал я.
Луч света на секунду замер, мазнул по моему колену.
– Ты видел его?
– Да. Раза четыре. Последний – год назад, когда ты спала. Очень старая модель, еще с кнопками. То, что он скрывает от нас, должно быть там. В этом же смысл телефонов, о которых никто не знает?
– Ты знаешь.
Вспомнив еще одно место, куда Минотавр сваливал все подряд, я отыскал рычаг регулировки сиденья.
– Мне восемь лет как одиннадцать, Ариадна. Ну, почти двенадцать. Так что иногда я делаю вид, что ничего не понимаю – и мне, в качестве утешительного бонуса, до сих пор верят.
Водительское кресло отъехало, лязгнув рельсой. Ариадна молча вернулась к бардачку. Согнувшись в три погибели, я принялся рыться в мусоре под минотавровым сиденьем – обертках от еды в основном, – пока Ариадна монотонно инспектировала предметы из бардачка:
– Абонемент в горнолыжный комплекс.
Или:
– Фотография чьего-то ребенка.
Или:
– Яблочные семена.
Плечо затекло, и я выпрямился. На ладони Ариадны тускло поблескивала горсть мелких плоских семечек в пакетике на зип-локе.
– Зернышки молодильных яблок, – наконец, признала она.
– Ух ты, – ответил я.
– То есть, – она перевернула пакетик, – это ты тоже знаешь.
Я подтянулся к ее креслу.
– Под тобой тоже гляну, хорошо?
– Молодильные яблоки крайне опасны для обычного человека. Его клетки не готовы к откату, как наши.
Я рассеянно отодвинул локоть Ариадны и впотьмах нашарил рычаг.
– Поэтому здесь только зернышки. Отличное средство от похмелья. Можешь дать на секунду фонарик?
Ариадна протянула мне априкот:
– Какими еще атрибутами пользуется Минотавр?
– Я не буду отвечать на этот вопрос без его адвоката.
Я снова сложился. Луч выхватил странный цилиндрик, лежащий на боку.
– В конце концов… он Минотавр. Он может использовать их все.
Я дотянулся до цилиндрика и выпрямился, подсветив его априкотом. Это оказался пузырек из темного, обклеенного рулонным пластырем стекла. Я встряхнул его.
– Таблетки, – по звуку определила Ариадна.
Я отдал их ей и сунулся дальше:
– Снотворное, наверное.
– Тут написана доза. Половина в день.
– Очень сильное снотворное.
– Это называется наркотики.
Я вдохнул, подавляя зевок:
– Он алкоголик, Ариадна, а не наркоман. В понимании Минотавра это две взаимоисключающие фракции. Как собачники и кошатники, например. Или люди, поддерживающие его, – и люди, поддерживающие Стефана. Тут ты в курсе.
Ариадна промолчала. Я заметил небольшой продолговатый предмет за ее ногой. В пятницу утром я был бы в ужасе от того, что делал. И от того, что, делая это, не сомневался в себе. Не потому, что недосып придавал мне героизма (хотя не без этого, минус пятнадцать к здравомыслию) – просто я страшно устал. От неведения, чужих многоходовок. От того, что все что-то знали и что-то скрывали, а я не знал ничего.
Я мужественно отодвинул Ариаднину ногу в этих магических колготках и подобрал предмет. Это был телефон. Тот самый, со странными, будто резиновыми кнопками и крохотным окошечком экрана. Он был включен, держал последние четыре процента зарядки. Пиксельное окошко в центре уведомляло о семи непрочитанных сообщениях. Отложив наш априкот на приборку, я рассеянно нажал на кнопку входящих. Телефон запросил пароль. Помедлив, я набрал: Три. Четыре. Три. Четыре. Девять. Спасибо, Влад. Телефон подумал, слил еще один процент зарядки – и раскрыл папку сообщений.
Последнее непрочитанное сообщение пришло сегодня из банка. Я открыл его и увидел годовую комиссию за обслуживание счета. Он был валютным, а значит, не имел никакого отношения к деньгам, которыми заведовал Виктор. Остаток в примерном пересчете показался мне астрономическим.
Предыдущее сообщение прислал в субботу вечером некто, записанный инициалом Р. «Жду среды». Вспомнив, как это делал Минотавр, я нажал на стрелочку вбок и стал перемещаться по цепочке связанных сообщений.
Пятница, 22:31.
Р.: Мне доложили, что Обержин мертв. Это по плану? Пзвн.
Пятница, 13:19.
Р.: Отправил?
Пятница, 11:56.
Р.: Не вздумай соваться туда сам. Отправь кого-нибудь, кто ей неинтересен.
Пятница, 11:03.
Р.: Пзвн!!
Пятница, 03:54.
Р.: Пзвн.
Пятница, 00:18.
Р.: Я тебе сдохну. Пзвн.
Четверг, 23:11.
Если не объявлюсь к следующей среде, либо сдох, либо еще дохну. Забери офелий.
Я вздрогнул, сообразив, что последнее сообщение был исходящим, и судорожно перемотал в самое начало. «Жду среды». Что это значило? Что он собирался делать в эти – идущие прямо сейчас – дни?
Среда, 05:54.
Р.: Жду вас троих в 7.
Среда, 02:34.
Р.: Пзвн.
Среда, 00:16.
Я облажался. Нам конец.
Понедельник, 21:19.
Надеюсь, теперь он сполна насладится своим эволюционным прорывом.
Понедельник, 21:18.
Потому что нехер мне рассказывать, что лучше для людей!! МНЕ!
Понедельник, 21:16.
Видела бы ты его рожу, когда я объяснил, кто на самом деле не дал откинуться его любимой женушке.
– Михаэль, – позвала Ариадна.
– Погоди, – пробормотал я.
Я листал дальше, раскручивая клубок сообщений, не предназначенных для чужих глаз, и время в телефоне шло вспять, и вещи, о которых я только подозревал, оборачивались фактами. Я все еще не понимал, что именно видел – но видел, точно видел, что…
– Тут билеты на самолет. Не похоже, чтобы официальные. У всех троих другая фамилия.
Я поднял голову и заметил на приборке узкий белый конверт. Перевел взгляд на Ариадну, увидел в ее руке три длинных печатных билета, слишком старомодных для отцифрованного мира, и из всех вопросов задал тот, что показался мне самым безопасным:
– Куда?
Ариадна подсветила верхний билет:
– Ба́ри-Полезе. Вылет завтра, в одиннадцать вечера.
У меня не было шанса не понять. Ба́ри – порт на юге Италии. Витиеватая надпись с магнитика на боковой стенке холодильника. Город, где Минотавр завершил свое воображаемое паломничество. Родной дом Фица и Элизы.