Я молчал, собирая по кускам голову, раскалывающуюся от ее крика. Я как будто болтался под турбиной взлетающего самолета.
– Миша, – позвал Мару сквозь нее, откуда-то из-за перегородки. – Все будет хорошо. Мы со всем справимся, во всем разберемся, слышишь?
Ольга скрипнула зубами и, отвернувшись, подошла к Виктору.
– Я… – начал я и замолчал.
Дрынь-дзынь, трепетал колокольчик над дверью. Ш-ш-ш, шелестел брезент. Звуки эти были как остаток воды в ушах после ванной. Я чуть не мотнул головой, чтобы вытряхнуть их.
– Там был кто-то еще, – наконец сказал я. – Он поменял маркер. Я видел.
– Видел? – после паузы уточнил Виктор. – В каком смысле?
– Уджатом. Я видел, как кто-то изнутри системы указывал ей, что делать.
Виктор покосился на Ольгу, но та лишь возмущенно фыркнула:
– Какое удобное обстоятельство!
– Ты же видишь, я не вру!
О, она видела. Сцилла была на моей стороне. И у досады, отразившейся на Ольгином лице, оказались слабые, но все же болеутоляющие свойства.
– Что еще ты видел? – дипломатично уточнил Виктор.
Теперь, когда никто не орал, я мог спокойно подумать. В первую очередь – что́ рассказать. Во вторую – о чем молчать, пожалуй, даже под пытками.
– Им нужны все искры. Их четыре. Не знаю зачем. Шарлотта должна была украсть только две, а затем спрятаться в безопасном месте. Похоже, лабиринт с самого начала был частью плана. Если бы никам удалось убить Влада, мы бы думали, что она просто сбежала, и… – Я шумно выдохнул. – Ариадна считала, она может быть чьей-то контрфункцией. Из другого лабиринта. Кажется, такое подтвердят только Минотавру другие Минотавры, но даже… Наверное, это правда никак не поможет. В любом случае тот, кто стоит за Шарлоттой, передает информацию через систему, очень быстро и без оглядки на расстояние.
– Как синтроп?
– Как синтроп.
Ольга фыркнула, неубежденная:
– Чтобы общаться с синтропом по-синтропски, нужно уметь активно воспринимать систему, а не только пассивно обогащать ее своим ценным мнением. Я к тому, что люди не могут получать от синтропа указания прямиком в голову. У них буквально не хватает на это мозгов!
– Согласен, – кивнул Виктор. – Но если Ариадна права и эта девушка – чья-то контрфункция, возможно, она делает это по нашему пропуску. Так же, как проникла в лабиринт. У нас с контрфункциями в связке телесные мощности, а мозг, отвечающий за восприятие системы, является частью тела.
Я не думал об этом так и рассеянно поглядел на Дедала, хотя сейчас это было все равно что молиться.
– Ты смог узнать, где находятся остальные искры? – продолжил Виктор.
Помедлив, я кивнул.
– Одна у Эс-Эйта, – ответила Ольга раньше меня. – Занимательно, что Ариадна знала об этом задолго до нападения.
– Не задолго. Нам рассказала госпожа-старший-председатель. Когда мы приходили к ней, чтобы…
Ольга уничижительно вздернула бровь. Я осекся.
– То есть, – подытожил Виктор. – Кто-то, возможно, попытается выкрасть искру из Эс-Эйта? Может, нам предупредить их?
– Лапласы пусть предупреждают, – цыкнула на него Ольга. – Что с последней?
Я снова посмотрел на Дедала. Он внимал нашему разговору, как приятной музыке в лифте, которому предстояло спускаться еще пятьсот этажей. Как будто бы в глубине этой истории не скрывалось ничего выдающегося. Ни атрибутов в форме женщины с дырой в груди. Ни троиц, живых или мертвых.
– Скорее всего, – я замолчал, подбирая слова, и в основном для Сциллы, – о четвертой искре написано в письме декомпозитора. Вы… Мы можем его увидеть?
Дедал мягко покачал головой:
– На прошлой неделе господин Минотавр уничтожил письмо, не оставив копий.
Я знал, что это бессмысленно, но все же спросил:
– Зачем?..
Если бы Дедал умел, он, конечно, улыбнулся бы.
– Что за письмо?! – рявкнула Ольга.
– Декомпозитора, – бездумно повторил я. – Искры являются результатом декомпозиции. Кто-то разложил что-то и получил над этим имущественное право, а потом написал об этом кому-то в письме. Госпожа-старший-председатель хотела, чтобы мы принесли его ей. Но мы отказались.
Я не знал, понимает ли Ольга, о чем речь. Может, потому что мысли мои находились в десятке километров от этого места, в отеле с котом на ресепшене, разбросанными по номеру свитерами и женщиной с картины трехсотлетней давности
– Я правильно понимаю, что Минотавр читал это письмо и потому знает, где находится четвертая искра? – уточнил Виктор. – А факт того, что он уничтожил письмо, вынуждает нас подставить слово «только»?
– «Только»? – не поняла Ольга.
Я утомленно прикрыл глаза.
– Если письмо уничтожено, только Минотавр знает, где последняя искра. При условии, что в письме действительно написано об этом. – Виктор помолчал и вдруг буднично, ничем не смущаясь, продолжил: – Теперь понятна жестокость, с какой эта девушка забрала уджат. Ты слишком много выяснил.
Я непонимающе моргнул. Еще секунду Виктор был уверен, что не рассказал мне ничего нового.
– Ребя-я-ят, – простонал за дверью Мару.
Я обратился к уджату, а он промолчал. Я сделал это еще раз, но его действительно не было. Накатившая тошнота сбила дыхание. Я поспешно проморгал чужие пальцы перед глазами.
– Радуйся, что только его, – мрачно заметила Ольга. – Будь у нее чуть больше времени, ты лишился бы глаза, и Дедал вряд ли накрутил бы новый.
Пытаясь воспринять одно лишь звучание этих слов, без смысла, я выдавил:
– Вы хотите держать меня здесь, пока Ариадна не вернется?
Неожиданно наступившую паузу заполнили многозначительные взгляды и безмолвные препирательства.
– В этом нет нужды, – наконец ответил Виктор. – Минотавр уже просыпается. Часа через три нам позволят увидеть его, хотя бы через стекло. Для этого эс-эйтовцы опять потребуют преемника, и, так как сейчас Оля не может покинуть лабиринт, ты поедешь с нами.
– Но я не преемник, – возразил я. – Не по-настоящему.
– Почему? – удивился Виктор. – Вы с Ариадной дубль-функция. У вас общие маркеры. Сегодня это очень кстати, согласись.
Ольга расцепила руки.
– Никакой маркер не оправдает вашу самодеятельность. – Она направилась ко мне. – И пока мы с Дедалом ищем упущенную вами психотичку, тебе дозволено перемещаться только в сопровождении Вика с Тамарой. Попробуй подурить за их счет.
Она взяла меня за руку. Браслет чикнул сам по себе и разошелся двумя полумесяцами. С демонстративной небрежностью Ольга сдернула наручник с моего запястья и тут же, накинув на поручень, защелкнула обратно.
– Ой, да ладно! – Влад вскинул руки, гремя цепью. – Не оставляйте меня тут! Я тоже могу быть полезным!
– Такие, как ты, полезны только себе! – рявкнула Ольга, разворачиваясь.
– Но я же героически сдался! – пискнул Влад. – Чтобы предупредить вас!
– Ты сдался, чтобы спрятаться от ник!
– Зато теперь у вас есть енот!
– С которым ты полетишь на улицу с одного пинка, как только все закончится!
Влад заверещал. Ольга заорала. Я спустил ноги с другой стороны койки:
– Не надо его запирать. Он по своей воле ничего нам плохого не сделал.
Справедливости ради, я правда так думал. Но Ольга вызверилась, переходя на ультразвук.
– Ах как же мы, взрослые, без твоего мнения!!! Конечно!!!
– Голос разума! Голос разума! – взывал Мару из-за двери.
И будь дело в одном только Владе, я промолчал бы. Три лишних часа его свободы не стоили продолжения этой ругани. Но они стали бы тремя часами моего бездействия. Ступора. Слепой веры в то, что Минотавр проснется, и все тут же наладится, хотя половину того, что разладилось, сломал именно он.
– Готов отвечать за них обоих?! – бесновалась Ольга. – За то, что они еще наворотят?!
Виктор молчал. Едва ли от недостатка доводов. Скорее всего, поглядывая на меня, он взвешивал издержки финального решения, и, честно говоря, я был занят примерно тем же.
– Готов, – вздохнул он.
Ольга вздрогнула, но сразу взяла себя в руки.
– Только не думай, что, если что-то случится, мне не хватит смелости запереть всех четверых, – процедила она, освобождая Влада.
– Меньше всего я сомневаюсь в твоей смелости, Оль.
– И никому ни слова о том, что он рассказал! Про «кого-то еще», искру Эс-Эйта и дурацкое письмо! Вернемся к этой чуши, когда Минотавр проснется!
– А Мару? Уверен, из-за двери он слышал как минимум твои реплики…
– Значит, никому, кроме Мару! – Она швырнула наручники на койку. – Хватит пудрить мне мозги, Вик!
Цепь шарахнула о поручень. Ольга застонала, спрятала лицо в ладонях, а вынырнула из них уже на полпути к выходу.
– На связи, – процедила она, распахивая дверь.
Каждый ее удаляющийся шаг отзывался вибрациями в хрупких предметах, а еще эхом других шагов, тихих и слаженных. Функции Дедала, понял я, – и Мару, ворвавшись внутрь, тут же с разгона обнял меня.
– Ужас ужасный! Никогда так собой не рискуй! Я поседел одним днем – ты просто не застал!
Я замер, впитывая его тревогу и тепло. Противостоять Мару было в тысячу раз сложнее, чем Ольге. Не чувствовать его заботу, не понимать, что я дома, не верить, что кто-то может понять мои сомнения и страх, стоит лишь заговорить о них.
– Ты ведь не веришь, что Ариадна имеет к этому какое-то отношение? – Я отстранился.
Его лицо померкло:
– Олья устала. Она держит двери открытыми и уже два дня не спит.
– Это не ответ.
Мару вздохнул, посмотрел в сторону Дедала:
– У Ариадны нет мотива. Мы с вами еще не отстроили его. Я пытался объяснить, но Оля искала повод сорваться. – Он покачал головой, снова переводя взгляд на меня. – Неужели это все, о чем ты сейчас думаешь?
– Ну, нет… – признался я. – Вообще-то я очень рад, что за Шарлоттой стоит какая-то большая синтропная сущность, а не кто-то из нас.
Он устало улыбнулся:
– Я тоже. К такому за всю жизнь не подготовиться.
Виктор дал нам еще немного времени, а затем откашлялся и кивнул на Влада: