– Бонжурики! – Блондинка приветливо растопырила пальцы.
Мы молчали. Она мельком осмотрела Тамару, а мне, сощурившись, уставилась в глаза. Я сразу же узнал это пытливое выражение лица. Она как будто пыталась прочитать, что написано мелким шрифтом в визитке, приклеенной мне на переносицу.
– Как настроеньице?!
Вокруг были десятки люди, но никто не обращал на нас внимания.
– А я знаю, как! – Девушка покачнулась на мысках. – Не помешал бы расслабляющий массаж!
Еще два чешуйчатых смокинга мелькнули справа и слева. Это начинало походить на вежливую осаду. Тамара подалась к блондинке, как к закадычной подружке, и с радостью поведала:
– Тяжелое начало недели! А вы и массаж делаете?!
– А мы все делаем! – хлопнула в ладоши блондинка.
– А к Русалке проводите?! Раз она все равно знает, что мы тут!
Фея хихикнула, и лицо ее переменилось. Я только моргнул, а на нас уже взирало бдительное, плотоядное существо.
– Не через бар, – бросила фея своим и отвернулась, позволяя девушкам с чешуей на рукавах взять нас в плотное кольцо.
Все вместе мы вышли в боковые коридоры. Из полутьмы прокуренных закоулков на нас смотрели, не мигая, блестящие совиные глаза. Но чаще – не смотрели. Чаще нам попадались темные ниши, занятые двоими-троими людьми, которым было совсем не до прохожих, и тогда я тоже старался не смотреть и вообще представлял себя где-то в другом месте.
– А Виктора вы встретили? – спросила Тамара, пока мы поднимались по лестнице. – Высокий такой, в очках и пиджаке. Столичные манеры.
Фея едко хмыкнула:
– Хотелось бы.
На второй этаж музыка пробивалась, теряя половину звуков. Мы шли по проходу со множеством углов и дверей, и это напоминало большой кинотеатр, где коридоры, ведущие к двум десяткам залов, образовывали гулкий, обвешанный постерами лабиринт. Наконец мы снова завернули и оказались у плотного занавеса. Оставив нас на попечение девушек в смокингах, блондинка скользнула внутрь, а вернулась минуты через три.
– Столичные манеры, говоришь? – до резцов улыбнулась она.
Тамара охотно закивала, а когда фея ушла, ее тело приняло прежнюю выжидательную позу: глаза прикрыты, сцепленные пальцы в сантиметре от губ. Это было похоже на молитву, но я подозревал, что Тамара изо всех сил транслирует Виктору что-то вроде: не сбрасывай хвост, дай им поймать себя. Ходили саркастические слухи, что в прошлой жизни у него был на этом пунктик.
Минут десять я занимал себя щербинами в каменном полу. Потом послышались шаги, и Виктор вывернул в обществе блондинки. Заметив нас, он даже не подал вида, что мы знакомы, – зато Тамара издала такой красноречивый звук, будто без него у нее заканчивался воздух.
Блондинка отдернула штору. За ней оказалась темнота.
– Только давайте без глупостей. Численный перевес, трали-вали.
– Трали-вали, – подтвердила Тамара, и Виктор пропустил ее вперед.
Первое, что я увидел, едва вернулся свет, – диван посреди огромной комнаты. Глубокий и узорчатый, с большими подушками, от него веяло чем-то арабским. Возможно, из-за округлой формы или высокого кальяна с трубкой в виде змеи, стоящего на ковре среди разбросанных подушек. Фиц и Элиза сидели на диване, подобрав ноги. На них были белые махровые халаты, в руках хрустально светились узкие бокалы. Облокотившись на подушки, они смотрели в спину женщине у стеклянной витрины. Снаружи парили блестки и проворачивались окружности, – отсюда казавшиеся гигантскими, как кольца Сатурна.
Услышав нас, близнецы обернулись. Сначала на их лицах отразился привычный страх. Но похоже, шампанское, или само место встречи, или недавний душ, прибивший к вискам их разлетные кудри, возымели расслабляющий эффект, потому что Элиза поспешно выбралась из диванных глубин и с надеждой подалась к нам:
– Хольд правда очнулся?..
– Мы едем к нему сразу после вас, – соврал и не соврал Виктор.
Тамара подошла к Элизе, и они, поколебавшись, крепко обнялись.
– Лиз… Вам не стоило сбегать…
Глядя в бокал, Фиц глухо заметил:
– Нам много чего не стоило делать.
Только тогда я заметил других фей. Они сидели вдоль стен, в креслах, на тумбах, на подушках – пестрые, как экзотические птицы. У одних не было волос. Другие скрывали лица под масками. Еще была девочка, маленькая, не старше семи. Большим пальцем она старательно чистила мандарин, потому что все остальные были сращены вместе, как клешня.
Женщина у витрины обернулась. Феи тут же прильнули к ней взглядами. Вторя им, я увидел широкое лицо языческого идола, антикварно-бронзовый, почти древесный оттенок кожи. Белые пятна, как от растворителя, покрывали тело – и крупные плечи, и сильные руки, и длинные, мощные, совершенно гепардовы ноги. Один глаз ее был черным, а другой почти весь белым. Белой была и верхняя губа.
Обведя нас взглядом разомлевшего хищника, Русалка подошла к дивану. Фиц вздрогнул, когда ему на плечо легли жесткие, похожие на лозы бордовые дреды. Но особенно – когда она прохрипела ему на ухо, не утруждаясь ни честностью, ни лаской:
– Единственное, что ты делал неправильно, мальчик мой, – верил в то, что ты сделал что-то неправильно.
Фиц обмяк. Мне стало горько от догадки, что они сбежали, поскольку не ждали подобных слов от нас.
– Располагайтесь. – Русалка повела рукой в воздухе. – Если девочки вас смущают, они могут уйти. Но секретов у нас нет. Ни от вас, ни друг от друга.
– При всем уважении, – не сразу откликнулся Виктор. – Ваш численный перевес может повлиять на нашу предвзятость.
Русалка поймала взгляд стоявшей рядом с Тамарой Элизы и обратилась к ней вереницей круглых, нанизанных на вопросительную интонацию итальянских слогов. Фиц приподнялся. Я тоже уловил его имя. Элиза повернулась к нему, слабо улыбнувшись, и Фиц устало улыбнулся в ответ, и, глядя друг на друга, они вдруг стали невосприимчивы к нашему присутствию.
Почти загипнотизированно Элиза отстранилась от Тамары и вернулась к брату на диван.
– Может и повлиять, – согласилась Русалка, возвышаясь над ними. – Но без него вы быстрее начнете кусаться. А так – только пригубите по чуть-чуть.
Диван с близнецами был огромен, мы все уместились бы на нем, но Тамара первой подошла к кальяну и, переступив через подушки, выбрала место на полу. Виктор без раздумья последовал за ней, сел по центру, по-японски подобрав ноги. Опускаясь справа от него, я ощутил в этой рассадке что-то смутно тактическое.
Русалка проплыла к стене. В большом, оклеенном глянцем ведре томилось шампанское. Вернувшись с промороженной бутылкой, она наполнила близнецам бокалы и спустилась на пол перед нами – перед ними, – раскрывая колени в позе лотоса. Я наблюдал за ней, мучимый странным чувством дежавю, но не мог понять, на что оно откликалось.
– Итак, Виктор. Ты хотел мне что-то сказать?
Тот и бровью не повел, поднимая взгляд.
– Вы же понимаете, – обратился он напрямую к близнецам, – что должны вернуться?
Русалка подперла подбородок, вздохнула:
– Тебе так хочется их убить?
– Никто никого не убьет. Они функции Дедала. Мы не отдадим их госпоже-старшему-председателю, так же как не оставим здесь.
От фей, наблюдавших за нами, потянуло насмешливым шепотком.
– Прелестно, – вторила им Русалка. – Вы как песики, думающие, что хозяин – это семья. Но на переговоры уповают проигравшие. Вы не сможете их защитить.
– Мы приложим все усилия, – сообщил Виктор.
– Мы приложим все усилия, – передразнила его Русалка, и посмеялась, запрокинув голову, и вздохнула, глядя в потолок. – Вам привили лицемерную культуру диалога, убедив, что сила мнения – это сила слов, и теперь вы реально верите, что играете в будущее наравне со всеми. Этакий видовой менаж а труа. Но эту схему придумали только для вас. Лишь бы отвлечь от тысячелетий животных безумств, от этих убийств и вечно бряцающего оружия. Мнимая забота, которой обволакивают самых громких, увещевания, активное слушание – чистой воды переговоры с террористами. Виктор, напомни, ради чего ведутся переговоры с террористами?
Он не ответил. Она не ждала. Русалка повернула голову в сторону близнецов, и ладонь ее, скользнув по узорам обивки, нашла лодыжку Элизы.
– Не можешь победить – возглавь. А затем подомни. А затем уничтожь и освободи то, ради чего ты пустился в эти лицемерные манипуляции. Мир. Наш мир. Который вы, размножившись, взяли в заложники, провозгласив себя венцом эволюции. Вот что о вашем племени думают архонты, вот с какими мыслями льют вам в уши ложь про триединство и уникальные пути оптимизации. Люди – террористы. Человечество – захватчики. И вы пришли сюда не только за офелиями, но потому что с Хольдом переговоры завершены.
Русалка оттолкнулась от дивана и выпрямилась, позвонок за позвонком.
– Я знаю, что не он послал вас сюда. – Она задержалась на мне взглядом достаточно красноречивым, чтобы у Виктора возникли вопросы. Но какая теперь разница? – Даже если Хольд пришел в себя, вам не дали бы поговорить с ним. При текущей расстановке сил никто его больше не увидит. Единственное, на что в теории вы можете выменять его, – это я, но с такими прелестными идеями вам не выйти из этой комнаты. Следовательно, вы предполагаете разыграть офелий. Но госпожу-старшего-председателя они волнуют только как осиротевший инструмент, который она предпочла бы затупить, разобрать или уничтожить, лишь бы не допустить попадания в новые руки. Не спорю, некоторое время Хольду блестяще удавалось торговаться, он – прирожденный террорист. Но когда риски превысили выгоды, она перешла к штурму, и теперь ее не остановят ни стены, ни двери, ни соглашения. Она растерзает офелий изнутри. А вы будете беспомощно наблюдать за их агонией, зная, что, оставив нам, вы могли их спасти. Потому что если вы – террористы, то мы – партизаны, мы – сепаратисты, готовые биться до последнего вздоха. Мы знаем, как остановить ее и многих других. Сделать так, чтобы они скрипели зубами у стен нашего дома, но не сделали и шага за порог. Мы не боимся ни оружия, ни яда в проточной воде и хоть сейчас готовы к многомесячной осаде. Мы знаем, у нашей войны с архонтами не будет счастливого конца, а пото