В долину Кальдерона вернулись мараты, чего не случалось почти семнадцать лет. Воин-марат, с которым столкнулись Тави и его дядя, вполне мог оказаться разведчиком надвигающейся орды.
Впрочем, при свете дня эта угроза казалась все менее вероятной. Если они и правда встретились с маратом, почему дядя мальчика не выказывает особого облегчения по поводу того, что его пропавший племянник нашелся? И если уж на то пошло, как это доминус так быстро встал на ноги? Если раны его были такими серьезными, как описал мальчик, столь быстрое исцеление требовало вмешательства исключительно одаренного заклинателя воды, а Амара сомневалась, чтобы такие нашлись вдали от столицы или хотя бы крупного города. Значит, рана не была такой серьезной, как утверждал паренек, и поэтому вся эта история с маратом может быть сильно им преувеличена.
Зато как выдуманная история вчерашние приключения Тави укладывались в картину гораздо лучше. Страдающий от неполноценности паренек мог сочинить все это, чтобы произвести впечатление более значимой фигуры. Что ж, это вполне логично объясняло все, что он ей наплел.
Амара нахмурилась. Это было куда более понятное объяснение, однако она не могла отрицать и несомненной отваги и изобретательности мальчика. Он не только выжил во вчерашнюю чудовищную грозу, но сумел спасти и ее, причем рискуя жизнью, тогда как мог бы без особого труда спастись, бросив ее на произвол стихий. Подобная отвага, убежденность и самоотверженность как-то мало сочетались с обманом…
В конце концов Амара решила, что для серьезных выводов у нее слишком мало информации. Ей нужно было бы поговорить еще и с дядей мальчика – но тот, похоже, пребывал не в лучшем расположении духа для беседы. Во`роны, ей просто необходимо знать больше… Если мараты и правда готовят нападение, оборона от них потребует всеобщей мобилизации – это в конце-то года. О том, во что это обойдется казне консула Ривы, да и всего государства, она боялась и думать. Подобные новости наверняка встретят активное сопротивление, поэтому, если она явится к здешнему графу, имея на руках всего лишь сбивчивый рассказ пастушка, ее будут без конца кормить притчей о мальчишке, то и дело пугавшем всех волками. Ей необходимы показания вызывающего доверие землевладельца, одного из доминусов, – только в таком случае она может надеяться на серьезное отношение к ее словам.
Впрочем, самое большее, на что она может рассчитывать, – это уговорить графа выслать навстречу врагу своих разведчиков. И даже если те сумеют вернуться с такого задания живыми, орда маратов может нагрянуть прямо по их следам. Мараты запросто, одним ударом захватят долину и начнут разорять окружающие Риву земли, а ее консулу, запертому в городских стенах зимними снегами, останется лишь бессильно смотреть на то, как гибнут его люди.
В идеале, если показания Бернарда подтвердят ее опасения, она могла бы заставить графа организовать более активную оборону гарнизона и послать в Риву за подкреплением. Возможно, даже нанести опережающий удар, который рассеял бы волну наступающей орды прежде, чем та обрушится на берега государства.
С другой стороны, если вторжение так и не состоится, если действия агента Короны напрасно поднимут местные легионы и опустошат казну провинции, это вызовет резко отрицательную реакцию остальных консулов и Сената. Репутация Гая может не перенести и нынешних нападок, а новое возмущение и без того беспокойных консулов может иметь поистине трагические последствия.
Амара задумалась. Гай назначил ее представителем его интересов в долине. Конечно, он будет нести моральную и этическую ответственность за ее действия, и все же консулы запросто могут потребовать покарать ее за злоупотребление полномочиями – и Гаю придется пойти на это. Тюрьма, ослепление, распятие – это еще самый мягкий приговор, который она могла ожидать от этого суда.
Репутация верховной власти, безопасность государства и ее собственная жизнь зависели теперь от ее решений. И принимать их ей лучше как можно осторожнее.
Ей отчаянно не хватало информации.
Они добрались до домена Бернарда вскоре после того, как солнце миновало верхнюю точку небосклона.
Первое, что поразило Амару, – это основательность, с которой все здесь было выстроено. Она сама родилась и выросла в домене, поэтому знала, какой должна быть крепкая усадьба, тем более в неспокойных местах. Стены центральных построек домена превосходили высотой иные военные укрепления: почти в два человеческих роста, старательно выращенные из серого каменного массива каким-то искусным заклинателем земли. Ворота из окованного железом дубового бруса были чуть приоткрыты, и у входа стоял, вглядываясь в окрестности, коренастый селянин с древним мечом в руках.
Остальные постройки находились недалеко от стен: одноэтажные здания, в число которых входили, судя по всему, кузница, крытый загон для гаргантов, хлев, объединенный с конюшней, и еще несколько помещений для скота и домашней птицы. Амбар и кладовые, как она знала, должны находиться в укрепленной части усадьбы, где-то рядом с кухней и жилыми помещениями, а также несколькими загонами поменьше, обыкновенно используемыми только в критических ситуациях. Пара гаргантов в упряжи стояла под навесом и терпеливо ждала, пока высокий симпатичный черноволосый юноша с обветренными щеками уложит несколько мотков тяжелого каната в мешок и приторочит его к упряжи.
– Фредерик! – окликнул его Бернард, когда они подошли ближе. – Куда это ты собрался?
Юноша – уже не мальчик, но и недостаточно взрослый, чтобы вступить в легион, подергал себя за чуб и поклонился доминусу.
– Вот, гоню их на южное поле, чтобы выдернуть тот большой камень, господин.
– Справишься с тамошней фурией?
– Вдвоем с Тампером справимся как-нибудь. – Паренек перевел взгляд на спутников Бернарда. – Привет, Тави. Рад, что ты вернулся целым и невредимым.
Амара покосилась на подпаска, но Тави едва приподнял голову, вяло махнув рукой в ответ.
– Надвигается новая гроза, – буркнул Бернард. – Я хочу, чтобы вы вернулись через два часа, не позже, Фред, – выдернете вы этот камень или нет. Мне не нужны новые пострадавшие.
Фредерик кивнул и вернулся к работе. Бернард подошел к воротам, кивнул сторожу-часовому и первым вошел во двор.
– Тави, – произнес он, когда и остальные двое оказались внутри.
Не дожидаясь дальнейших распоряжений, мальчик побрел к самой большой постройке – залу, поднялся по тянувшейся вдоль стены снаружи лестнице и скрылся за дверью верхнего этажа – Амара знала, что обычно там располагаются жилые помещения.
Бернард, морщась, смотрел ему вслед. Потом тяжело вздохнул и оглянулся на нее:
– А ты иди за мной.
– Да, господин, – пробормотала Амара и попыталась изобразить реверанс. Именно этот момент выбрала ее коленка, чтобы окончательно отказать, и Амара, негромко охнув, пошатнулась.
Рука Бернарда мгновенно метнулась вперед и подхватила ее, не дав упасть. При этом он задел нанесенную Олдриком рану, она охнула, и все поплыло у нее перед глазами.
Бернард шагнул вперед и легко, как ребенка, поднял ее на руки.
– Во`роны, девочка! – буркнул он. – Если ты ранена, могла бы и сказать об этом.
Амара молча кивнула: облегчение смешалось со странным чувством от внезапной близости его тела. Подобно Олдрику, он был почти великаном, но его не окружала та аура угрозы, которая окружала мечника. Сила его казалась совсем другой: теплой, успокаивающей, полной жизни. От него пахло выделанной кожей и сеном. Амара попыталась что-то сказать, но так и не нашла подходящих слов, пока он нес ее через большой зал на кухню, где блаженное тепло и аромат выпекаемого хлеба окружили ее, словно обернув мягким одеялом.
Он донес ее до ближайшего к очагу стола и бережно усадил на гладко оструганные доски.
– Господин, правда же… – пробормотала она. – Со мной все в порядке.
– Черта с два, – фыркнул Бернард.
Он повернулся, придвинул к столу стул и сел сам, осторожно взяв ее ногу обеими руками. Прикосновения его были теплыми, уверенными, и она почувствовала себя маленьким ребенком, которого утешают, словно часть его уверенности передалась через это прикосновение ей.
– Холодная, – сказал он. – Но не так плохо, как могло бы быть. Ты использовала заклинание, чтобы нога не замерзала?
Она удивленно уставилась на него и молча кивнула.
– Доброй пары вязаных носков это все равно не заменит. – Он нахмурился, осторожно ощупывая ее ногу. – Так больно?
Она помотала головой.
– А так?
Боль пронзила ее ногу до самого бедра, и она не удержалась, чтобы не поморщиться. Прикусив губу, она кивнула.
– Перелома нет. Растяжение. Теперь надо согреть тебе ноги.
Он встал, подошел к полке и взял с нее небольшой медный таз. Потом коснулся пальцем торчавшей из стены над умывальником трубы и не отнимал его до тех пор, пока текущая из него вода не начала пыхать паром, а палец не покраснел от жара. Только тогда он наполнил таз водой. Амара осторожно прокашлялась:
– Вы доминус, господин?
Бернард кивнул.
– Тогда вам не обязательно делать это, господин. Я имею в виду, возиться с моими ногами.
Бернард хмыкнул:
– Все эти городские штучки, девочка, нас здесь волнуют очень мало.
– Ясно, господин. Как вам будет угодно. Могу я еще спросить?
– Как хочешь.
– Мальчик, Тави. Он рассказал мне, что на вас напали воин-марат и одна из их птиц. Это правда?
Бернард хмыкнул, и лицо его помрачнело. Излишне резким движением он хлопнул по задвижке, и струя воды, булькнув, словно извиняясь, иссякла.
– Тави любит порассказать всякого.
Она склонила голову набок:
– Но это все-таки случилось?
Он поставил таз на стул, на котором только что сидел, и снова взял ее за ногу – на этот раз выше щиколотки. Несколько секунд Амара чувствовала только, как он держит ее ногу, как плащ и подол платья сдвинулись, обнажив ногу почти до колена. Она почувствовала, как лицо ее заливается краской, но, если Бернард и заметил это, он не подал виду. Он сунул ее больную ногу в воду и жестом приказал поставить туда же и вторую. Замерзшие пальцы немилосердно заныли, из таза поднимался пар.