– А… Вы, наверное, про Тави спрашиваете, да только чего про него спрашивать? Пусть он хозяину и приходится племянником, господин, про него и говорить-то особенно нечего. Про него да про простака Линялого.
– Мальчик тоже идиот?
– Да нет, он, если подумать, так неглуп совсем… ну и Линялый ведь тоже с молотом кузнечным неплохо управляется. Да только и Тави недалеко от Линялого ушел. – Она нагнулась к нему еще ближе, коснувшись грудью его руки. – У него фурии нет, господин, – с надрывом прошептала она.
– Совсем нет? – Фиделиас склонил голову набок, держа кружку так, чтобы голос его отразился в жидкости. – Никогда не слышал о таком. Как ты думаешь, я мог бы познакомиться с ним?
Беритта пожала плечами:
– Ну, если вам так хочется… Он в своей комнате – ушел туда сразу, как хозяин его с рабыней этой домой привел. Но к обеду-то спустится.
Фиделиас кивнул в сторону лестницы, на которую оглядывался доминус:
– Там, наверху? Ты не знаешь, а рабыня тоже там?
Беритта нахмурилась:
– Ну, если подумать, так, наверное. Но оба спустятся к обеду-то. Нынче я стряпаю, а я, господин, стряпуха очень даже хорошая. А вот интересно мне, что вы думаете о…
Новый голос перебил ее, спокойный, но властный.
– Беритта, довольно. Твое место на кухне – вот туда и ступай.
Девушка вспыхнула от злости и обиды, встала, торопливо присела перед Фиделиасом в реверансе и вышла из зала на кухню.
Фиделиас поднял глаза и увидел высокую девичью фигуру в длинном халате. Она держалась со спокойным достоинством; длинные темные волосы ниспадали ей до пояса. Лицо ее было совсем еще молодым, с красивым, чувственным ртом, но в волосах поблескивала кое-где седина. Значит, это, должно быть, заклинательница воды.
Вставая, чтобы поклониться, Фиделиас мгновенно приглушил эмоции, прикрыв их от подслушивания.
– Госпожа?
Она смерила его невозмутимым взглядом, маскируя собственные реакции так же, как, он надеялся, замаскированы его.
– Я сестра доминуса, Исана. Добро пожаловать в наш дом, господин.
– Счастлив такой возможности. Надеюсь, я не слишком отвлек девушку от ее прямых обязанностей?
– Я тоже надеюсь, – кивнула Исана. – У нее есть склонность говорить тогда, когда нужно слушать.
– Ну, таких в стране немало, – заметил он.
– Могу я поинтересоваться, какие дела привели вас в наши края, господин?
Вопрос прозвучал достаточно невинно, но Фиделиас почуял в нем подвох. Не отпуская узды со своих чувств, он постарался ответить как можно спокойнее.
– Мы искали убежища от надвигающейся грозы, госпожа, по пути в гарнизон.
– Понятно. – Она покосилась на появившуюся Беритту. – Надеюсь, господин, у вас нет намерения прихватить с собой кого-нибудь из нашей молодежи?
Фиделиас негромко рассмеялся:
– Конечно нет, госпожа.
Взгляд ее уперся в его глаза и несколько долгих мгновений оставался неподвижным. Он отвечал на это безмятежной улыбкой.
– Ах, но где же мои хорошие манеры, – словно спохватилась женщина. – Минуточку, господин.
Она подошла к огню, сняла с полки тазик и несколько чистых тряпок.
Из проходящей за очагом трубы она налила в таз горячей воды и вернулась к нему. Поставив таз на пол, она опустилась перед ним на колени и принялась расшнуровывать его башмаки.
Фиделиас нахмурился. Хотя в городе обычай этот был в порядке вещей, он не ожидал такого в этой глуши.
– Право же, госпожа, в этом нет необходимости.
Она подняла на него глаза, и ему показалось, что он заметил в них торжествующий огонек.
– Нет, почему же? Я настаиваю, господин. Для нас большая честь принимать гостей с подобающими почестями.
– Но вы и без того очень добры, – не сдавался он.
Она стащила один башмак, отставила его в сторону и принялась за второй.
– Ерунда. Мой брат придет в ужас, если я не окажу вам того почтения, какого требует обычай.
Не выпуская из рук кружку горячего питья, Фиделиас откинулся на спинку стула, ибо возразить ему было нечего. Пока она омывала его ноги, в зал по двое, по трое, а то и по пятеро начали заходить местные обитатели, в основном семьи, отметил он про себя. Похоже, домен процветал. Хотя места у огня оставались незанятыми, бóльшая часть зала очень скоро заполнилась гулом, шорохами и негромкими разговорами – люди наслаждались ощущением безопасности, пока на улице грохотал гром, крепчал ветер и все сильнее звенели колокольчики.
– Я прикажу почистить их, господин, – сказала Исана, вымыв ему ноги и взяв его башмаки в руки. – Боюсь, нынче ночью мы не можем предложить вам ничего, кроме одеял и места у огня. Сейчас мы отобедаем все вместе, а потом будем устраиваться на ночь.
Фиделиас покосился на лестницу, потом снова на заклинательницу воды. Что ж, так еще проще. Как только все, включая недоверчивую заклинательницу, уснут, перерезать в темноте три глотки и улизнуть до рассвета не составит особого труда.
– Общая трапеза, – улыбнулся он. – Что ж, звучит соблаз…
Дверь с грохотом распахнулась, и в зал ворвался, впустив в него вихрь ледяного ветра, Олдрик. Волосы и плечи его блестели от дождя. За ним с трудом поспевала, держа его за руку, Одиана. Вид оба имели растрепанный, в волосах и одежде застряла солома. Олдрик врезался в толпу селян и, расталкивая их, направился прямо к Фиделиасу.
– Фиделиас, – выдохнул Олдрик, впрочем, не повышая голоса. – Кто-то выпустил наших лошадей. Они всё знают.
Фиделиас выругался и поискал взглядом заклинательницу – та, подобрав юбки одной рукой и держа его башмаки в другой, взлетела вверх по лестнице.
– Во`роны проклятые, – рявкнул он. Пол под его босыми ногами был неприятно холодным. – Я разберусь с лошадьми и здешним хозяином. Мальчишка и Амара там, наверху. – Роясь в куртке в поисках спрятанного ножа, он повернулся к Олдрику. – Убей их.
Глава 18
В конце концов Тави пришел к выводу, что он просто дуется.
Осознание этого далось ему, конечно же, нелегко. Потребовалось никак не меньше десяти минут злобного глядения в стену после ухода Исаны, прежде чем до Тави дошло, что вид у тети не совсем здоровый. Это, в свою очередь, заставило его забеспокоиться о ней, а тревога мешала злиться как следует. Злость медленно уходила, оставляя после себя только усталость и голод.
Тави сел на кровати, свесил ноги, нахмурился и принялся пинать половицу, вспоминая события вчерашнего дня и то, что они для него значили.
Он пренебрег своими обязанностями и солгал. А теперь расплачивается за это – и не только он, но и люди, которые заботились о нем. Дядя, защищая его, получил тяжелое ранение, а теперь и тетя Исана выглядит так, словно усилия, затраченные на исцеление дядиной раны, подорвали ее здоровье. Тави доводилось слышать о подобных случаях. И как ни старался Бернард скрыть это, но ходил он, чуть заметно прихрамывая. Вполне возможно, эта хромота останется навсегда – так сильно повреждена была его нога.
Тави уронил голову на руки и зажмурился, ощущая себя дураком, эгоистом, малолеткой. Так ему втемяшилось в голову вернуть овец – его овец! – домой, так хотелось сохранить дядино расположение, что он забыл про собственное достоинство. Он подверг себя и других риску – и все ради одной-единственной мечты – Академии.
А если бы он попал в Академию в результате своего необдуманного выбора, стоило ли это того? Мог бы он согласиться на лучшую жизнь для себя, зная, какой ценой он ее добился?
– Ну и болван же ты, Тави, – буркнул он себе. – Другого такого болвана днем с огнем не сыщешь!
Конечно, все могло бы обернуться куда хуже – и для него, и для его родных. Он сжался при мысли о дяде, лежащем мертвым на земле, или о тете, лежащей с пустым взглядом рядом с лоханью для исцеления… тело ее продолжало бы жить, но она была бы все равно что мертвая. Да, все обернулось не так, как ему хотелось, но и не так плохо, как могло бы.
Хотя у него болели все мышцы до одной, а в голове ощущалась лихорадочная легкость, он встал и шагнул к двери. Он найдет дядю и тетю, попросит у них прощения и предложит искупить свою вину. Он представления не имел, что ему для этого сделать, но он должен был хотя бы попытаться. Они это заслужили.
Он заслужит то уважение, которого ему так не хватало, не хитроумием или дерзким наскоком, а упорным трудом – как это сделали дядя и тетя.
Тави взялся уже за щеколду, когда в окно негромко постучали. Он оглянулся. Ветер на улице все крепчал, и окна были закрыты ставнями. Возможно, это стучала в них какая-нибудь озорная ветряная фурия.
Стук повторился. Три частых удара, два редких, три частых, два редких. Тави подошел к окну и отодвинул щеколду ставней. Они распахнулись, едва не сбив его с ног, и в комнату ворвался порыв влажного ледяного ветра. Тави отскочил на пару шагов, и в комнату бесшумно проскользнула чья-то фигура.
Оказавшись в комнате, Амара повернулась и захлопнула ставни. Наряд ее составляли штаны Бернарда, туго затянутые на талии тяжелым кожаным поясом. Его рубаха, куртка и плащ тоже были ей слишком велики, но она затянула их такими же кожаными ремнями, поэтому передвигалась в них без особых затруднений. Обута она была в светлые кожаные тапки поверх нескольких слоев теплых носков. В руке она держала старую кожаную сумку Бернарда с привязанным к ней его же охотничьим луком, десятком стрел и мечом из мавзолея принцепса.
– Тави, – выдохнула она. – Одевайся теплее. Захвати с собой несколько пар носков, одеял и еды, если у тебя здесь есть. Мы уходим.
– Уходим? – ошеломленно пробормотал Тави.
– Говори тише, – прошипела рабыня.
Тави изумленно выпучил на нее глаза:
– Прости.
– Не извиняйся. Лучше поспеши. Времени у нас в обрез.
– Но мы не можем уйти, – возразил Тави. – Гроза начинается.
– Не такая сильная, как вчера, – буркнула Амара. – И мы можем захватить побольше соли. У вас ведь здесь есть коптильня, да? Значит, вы солите мясо?
– Ну конечно, но…
Амара подошла к его сундуку, откинула крышку и принялась рыться в нем.