Дорога тоже встал.
– Неужели вождь Драга-га нарушит мир хорто?
Клыкастый марат злобно переводил взгляд с Тави на Дорогу и обратно. Голос его тоже напоминал рык – басовитый, хриплый, едва разборчивый. «Если бы волк умел говорить, – подумал Тави, – это звучало бы именно так».
– Вождь Сабот-га уже осквернил святость хорто этими чужаками.
Дорога улыбнулся:
– Хорто рад принять всех, кто приходит с миром. – Улыбка его стала чуть шире. – Но может, я не прав? Ты полагаешь, что это именно так, Скагара?
– Я полагаю, – вмешалась женщина, не вставая, – он считает, что ты не прав, Дорога.
Скагара оскалился на женщину, и взгляд его с опаской заметался между ней и Дорогой.
– Не лезь в это, Хашат. Я не хочу, чтобы ты или Кеврас-га объясняли мне, как я считаю.
Дорога сделал шаг к Скагаре и, угрожающе хрустнув суставами, сжал кулаки.
– Это только между нами, волк. Ты считаешь, что я не прав?
Скагара снова оскалился, и на мгновение между ними повисла напряженная тишина. В конце концов он громко зарычал и отвел взгляд.
– Нет нужды выносить это на суд Единственного.
– Раз так, довольно, – сказал Дорога.
Не сводя взгляда с соперника, он медленно опустился обратно на камень. Скагара последовал его примеру.
– Мы пришли к Единственному на этот хорто. – Он запрокинул лицо, зажмурился от солнечных лучей и пробормотал что-то на своем языке.
Остальные двое маратов повторили это за ним, только слова у каждого звучали по-своему. На пару секунд на вершине холма воцарилась тишина, потом все трое сразу опустили взгляды.
– Меня зовут Дорога, вождь Сабот-га, клана Гарганта.
– Меня зовут Хашат, вождь Кеврас-га, клана Лошади.
– Меня зовут Скагара, вождь Драга-га, клана Волка. – Скагара нетерпеливо вскочил. – У меня нет нужды в этом хорто. С нами пленные враги. Давайте же напитаемся их силой и ринемся в бой.
Дорога рассудительно кивнул:
– Да. Они наши враги. Так говорил Ацурак, вождь Шишкрак-га. – Он повернулся к Тави. – И никто не возразил ему.
Тави судорожно сглотнул и сделал шаг вперед. Голос его дрожал, но он собрался с силами, слова его громко прозвучали среди древних камней.
– Меня зовут Тави из домена Бернарда, из связующей долины. И я говорю: мы не враги маратам.
Снова воцарилась тишина, на этот раз потрясенная. Затем Скагара вскочил, взвыв от злости. Снизу до них донеслись злобные выкрики десятков глоток – мужских и женских, – которым вторил, заглушив их, пронзительный волчий вой.
Дорога тоже вскочил, сверкая глазами. Хотя сам он молчал, внезапное басовитое мычание нескольких дюжин гаргантов прогремело под зимним небом раскатами грома, отозвавшись эхом далекого конского ржания.
Со всех сторон к камням на вершине сбегались мараты, и, хотя ни один из них не ступил внутрь каменного круга, глаза их возбужденно блестели, и они крепче сжимали оружие, вытягивая шеи, чтобы видеть происходящее. Даже так они продолжали держаться тремя группами: плечистые, крепко сложенные мараты клана Гарганта; молчаливые, клыкастые, с голодными глазами мараты клана Волка и высокие, поджарые мараты клана Лошади с причудливыми конскими гривами на головах. Вершина холма сразу оказалась в центре бурлящей толпы, полной ропота, размахивания оружием и угрожающих взглядов. Напряжение и насилие повисли в воздухе грозовой тучей, готовой в любое мгновение разрядиться разрушительной молнией.
Дорога вспрыгнул на камень и поднял руки высоко над головой.
– Молчать! – проревел он так, что голос его прокатился эхом по всему склону. – Молчать на хорто! Молчать, ибо вопрос этот выносится на суд Единственного!
Тави смотрел на него, на реакцию, вызванную его словами, и вдруг обнаружил, что стоит, прижимаясь спиной к Линялому. Руки его тряслись от напряжения. Оглянувшись через плечо, он увидел, что лицо Линялого так и хранит отсутствующее выражение, и глаза устремлены в никуда, хотя он обхватил одной рукой грудь Тави, а другой крепко сжимал его плечо.
– Линялый, – шепнул Тави. – Ты в порядке?
– Тихо, Тави, – прошептал тот в ответ. – Не шевелись.
На холме воцарилась тишина, нарушаемая только завыванием ветра. Краем глаза Тави видел Скагару, пригнувшегося рядом со своим камнем; тот смотрел на Тави с нескрываемой ненавистью. Какой-то инстинкт подсказал Тави избегать встречаться с ним взглядом – это лишь разъярило бы марата еще сильнее, и тогда весь клан Волка ринулся бы вслед за своим вождем, превратив священный круг в центр кровавой бойни.
Тави не шевелился. Он и дышал-то едва-едва.
– Мы – мараты, – произнес Дорога, медленно поворачиваясь по кругу. – Мы – народ, живущий по законам Единственного. Мы готовимся выступить против алеранцев. Мы идем на войну, по словам Ацурака из Шишкрак-га. Ацурака Кровавого. Ацурака – убийцы щенков. – В голосе Дороги Тави послышалось презрение.
Рык вырвался из глоток десятков собравшихся на холме маратов из клана Волка, и снова им вторил вой державшихся поодаль, вне поля зрения, волков.
Дорога повернулся к ним лицом:
– Наш закон дает ему такое право, если никто не выступит и не скажет, что он не прав, и не вызовет его на Испытание крови. – Палец его уставился на Тави. – Этот алеранец говорит, что Ацурак не прав. Этот алеранец говорит, что его народ не враг нашим кланам.
– Он не из кланов, – прорычал Скагара. – У него нет права голоса здесь.
– Он обвиняемый – вместе с его народом, – возразил Дорога. – А обвиняемый имеет право голоса на хорто.
– Только если так решили вожди кланов, – буркнул Скагара. – Я говорю: не имеет. Ты говоришь: имеет. – Он прищурился и повернулся к Хашат. – А что говорит клан Лошади?
Только теперь Хашат изменила свою небрежную позу. Она поднялась с камня и с полминуты молча смотрела на Скагару. Ветер трепал ее гриву как знамя. Потом она повернулась, шагнула к Дороге и скрестила руки на груди:
– Пусть мальчик говорит.
Мараты на склоне оживленно загалдели.
– Линялый, – шепнул Тави. – Что происходит?
Линялый покачал головой:
– Не знаю. Осторожнее.
Дорога повернулся к Тави:
– Говори, что думаешь, мальчик из долины. Изложи это Единственному.
Тави сглотнул, оглянулся на Линялого, потом шагнул в сторону от раба и выпрямился. Он огляделся по сторонам: все мараты смотрели сейчас на него – кто с любопытством, кто с презрением, кто с ненавистью, а кто и с надеждой.
– М-мой народ, – начал было он и закашлялся; желудок его свело такой судорогой, что он испугался, как бы его не стошнило снова.
– Ха! – воскликнул Скагара. – Смотрите на него. Так струсил, что говорить не может. Боится сказать, что думает, перед Единственным.
Дорога смерил вождя волков суровым взглядом, потом повернулся к Тави:
– Мальчик из долины. Если хочешь говорить, пора.
Тави кивнул, стараясь не обращать внимания на кислый вкус во рту, и снова выпрямился.
– Я не враг вам, – произнес он. Голос его сорвался, и он прокашлялся. На этот раз вышло лучше – увереннее, звонче. – Я не враг вам. Мои люди не искали ссоры с маратами со времени еще до моего рождения. Я не знаю, кто такой этот ваш Ацурак, но если он говорит, что мы желаем зла вашему народу, значит он лжец.
Эхо его слов отзвенело в камнях, и наступила странная, потрясенная тишина. Тави покосился на Дорогу и увидел, что вождь гаргантов смотрит на него, склонив голову набок.
– Лжец? – Дорога нахмурился и понизил голос до шепота. – Не верю, чтобы Ацурак спаривался с кем-то из ваших. Если ты это хочешь сказать. Он не лежал с алеранцами.
– Да нет, – сказал Тави, пытаясь совладать со своим желудком. – Лжец. Тот, кто говорит ложь.
Дорога снова зажмурился. Потом кивнул, словно до него наконец дошло.
– Ты полагаешь, – снова возвысил он голос, – что он ошибается?
– Да, – сказал Тави. – То есть нет, погодите! Ложь не то же самое, что ошибка…
Однако слов его никто не услышал – такой крик поднялся на холме.
Скагара вскочил на свой камень и вскинул руки вверх, требуя тишины.
– Пусть пройдет Испытание! Пусть этот алеранский щенок проверит свои слова перед Единственным! Пусть пройдет Испытание крови с Ацураком, и покончим с этим! – Скагара кровожадно оскалился на Тави. – Ацурак вспорет ему живот прежде, чем он успеет взвизгнуть!
– Ацурака здесь нет, – произнес Дорога и вздернул подбородок. – Я старший из присутствующих здесь вождей. Значит, это мой долг защищать убеждения Ацурака вместо него самого.
Глаза Скагары расширились.
– Ацурак, – сказал он. – Он этого не одобрит.
Дорога оскалил белые зубы.
– Ацурака, – повторил он, – здесь нет. Я буду защищать его убеждения, как это положено законом.
– Отлично, – прорычал Скагара. – Сила Дороги известна всем. Он побьет алеранца в Испытании своего клана, как это сделал бы Ацурак в Испытании крови.
– Так оно и было бы, – согласился Дорога, – если бы я прошел Испытание сам. Этого не случится.
– Лишь ты, я или Хашат могут выступить за Ацурака, – вскинулся Скагара.
– Если только, – спокойно возразил Дорога, – я не воспользуюсь своим правом выставить на любое Испытание перед Единственным своего наследника.
Скагара уставился на вождя гаргантов, не находя слов от потрясения.
– Китаи, – рявкнул Дорога. – Вступи в хорто.
Парень, порезавший щеку Тави, неуверенно вышел из толпы – стоял он, как заметил Тави, в окружении клана Лошади. Это не укрылось и от Дороги, и тот нахмурился:
– Иди сюда, щенок.
Китаи помедлил на границе круга и шагнул внутрь, остановившись у камня, на котором сидел Дорога. Тот положил руку ему на плечо:
– В этом деле я прошу тебя выступить от моего имени. Ты выступишь?
Китаи молча кивнул.
– Раз так, – прорычал Скагара, – очерти круг. Раздень соперников. Пусть отпрыск Дороги покажет силу наследника. Алеранец не ровня в Испытании силы даже твоему щенку, Дорога.
– Люди клана Гарганта проходят Испытание силы, – кивнул Дорога. – Но Китаи не повязан еще с нашим кланом. А люди клана Лисы, клана матери моего щенка, проходят Испытание смекалки. Китаи может держать любое из двух Испытаний. И я объявляю, что Испытание клана Лисы больше отвечает интересам народа маратов.