При виде огня твари совершенно обезумели. Те, что находились ближе к нему, пятились или бегали вправо-влево, издавая пронзительный визг. Другие, которых отделяло от огня большее расстояние, принялись подпрыгивать в замешательстве или страхе, не переставая при этом возбужденно щебетать. Ни те ни другие подростков в пруду, похоже, не видели.
– Получилось! – прошептал Тави. – Давай, быстро! – Он полез в мешок и достал из него оба одеяла. Сунув одно из них Китаи, он окунул второе в воду. Потом вынул и, сжавшись от холода, накинул его на плечи и голову. – Живо! – скомандовал он. – Накройся!
Китаи уставился на него.
– Что ты делаешь? – прошипел он. – Нам нужно бежать, пока есть возможность.
– Да накройся же! Быстро!
– Зачем?
– Глаза, – пояснил Тави. – Когда они были близко от нас, цвет их глаз менялся. Они видели тебя, а не меня.
– Что ты хочешь сказать?
– Они видят жар твоего тела, – пробормотал Тави, с трудом шевеля окоченевшими губами. – Вы, мараты… мне всегда кажется, будто у вас температура. Вы горячее. Пауки видят вас. Когда я поджег кроч…
– Ты их ослепил, – догадался Китаи.
– Ну да. Намочи одеяло в воде и накройся им.
– Умно! – произнес Китаи.
На этот раз в его голосе звучало неподдельное восхищение. Резким движением он поддернул вверх куртку, чтобы она не намокала сильнее, и наклонился, чтобы окунуть в воду одеяло. Тави потрясенно уставился на марата. Китаи покосился на него:
– Ты что?
– Глазам своим не верю, – выдохнул Тави. Он почувствовал, что краснеет, и поспешно отвел взгляд, для верности прикрыв лицо одеялом. – Вóроны… глазам своим не верю!
– Чему не веришь, алеранец? – шепотом переспросил Китаи.
– Ты… ты же девчонка!
Глава 34
Китаи нахмурилась, сдвинув светлые брови:
– Я? Что?
– Ты девчонка, – возмущенно повторил Тави.
– Нет, – свирепым шепотом возразила Китаи. – Я щенок. У нас, маратов, все дети до посвящения щенки. Вот когда я пройду посвящение тотему – тогда я стану молодой женщиной. До тех пор я щенок, такой же, как все. У нас не так, как у вас, алеранец.
Тави не выдержал и покосился на нее:
– Но ты же девчонка.
Китаи закатила глаза:
– Хватит уже, мальчик из долины.
Она выпрямилась и медленно двинулась из воды.
– Стой! – зашипел Тави и вытянул руку, останавливая ее.
– Чего еще?
– Подожди, пока они уйдут. Если ты пойдешь прямо сейчас, они тебя увидят.
– Но я же под холодным одеялом.
– Ну да, и когда ты пойдешь перед огнем, ты будешь здесь единственным холодным предметом, – сказал Тави. – Когда огонь прогорит, они снова разбегутся искать нас – вот тогда у нас будет шанс.
Китаи нахмурилась, но все же попятилась обратно в воду.
– А что надо сделать?
Тави даже поперхнулся:
– Вернуться в лес. К тому большому дереву.
– Не говори глупости, – сказала Китаи, хотя и без особой уверенности в голосе. – Хранители начеку. Никому еще не удавалось дойти до дерева и вернуться, когда Хранители разбужены. Мы просто погибнем.
– Ты забыл… забыла. Я-то и так должен умереть. – Он нахмурился. – Впрочем, может, оно и к лучшему. Не хочу тащить девчонку на такое опасное дело.
Китаи обиженно насупилась:
– Можно подумать, теперь у меня меньше возможности побить тебя, чем пару минут назад.
Тави мотнул головой:
– Да нет, не в этом дело.
– Тогда в чем?
Он пожал закутанными в мокрое одеяло плечами:
– Не знаю, как объяснить. Мы, ну… Мы обращаемся с нашими женщинами не так, как с мужчинами.
– Ну и глупо, – буркнула Китаи. – Так же глупо, как продолжать сейчас Испытание. Если мы оба вернемся без Благословения, Испытание будет считаться отложенным. Они дождутся следующего новолуния и повторят его. А до тех пор ты будешь считаться гостем Дороги и жить под его защитой.
Тави нахмурился, лихорадочно соображая. Часть его разве что не кричала от облегчения. Он может выбраться из этого дурацкого провала с его жуткими обитателями и вернуться в тот, нормальный мир. Ну не совсем нормальный – среди маратов-то, – но все же такой, в котором можно жить, и ему ничто не будет угрожать до самого следующего Испытания. Он еще может выжить.
Да, но следующего новолуния придется ждать несколько недель. Мараты нанесут удар задолго до этого срока – нападут на гарнизон, а потом на все оставшиеся без защиты домены долины, включая его родной. На мгновение Тави представил себе, как возвращается домой лишь для того, чтобы застать домен в руинах, с повисшей в воздухе вонью горелого мяса и паленых волос; чтобы отворить тяжелую створку ворот и спугнуть тучу воронья, пирующего на обезображенных телах знакомых ему с детства людей. Его тети. Его дяди. Фредерика, Беритты, старой Битте и многих, многих других.
Его снова затрясло – не от холода, а от внезапного осознания того, что он не может отвернуться от всех этих людей. Если он вернется с этим дурацким грибом и тем самым подарит своей семье больше шансов выжить, значит он должен сделать все, что в его силах, чтобы принести его. Он не может вернуться прямо сейчас, он не может повернуть назад, пусть это и означает для него самого смертельную опасность.
Он может окончить свою жизнь, как тот ворон, – погребенным в кроче, поедаемым заживо. Какое-то мгновение он не мог думать ни о чем, кроме светящихся глаз Хранителей. Их было слишком много. Они оставались здесь, поблизости, они сгрудились у догоравшего уже огня, копошась беспорядочной кучей, переползая друг через друга. Кожистые панцири их издавали при трении друг о друга противные, скрежещущие звуки. И запах… От них пахло чем-то зловонным, едким, неземным. Стоило Тави понять, что он чувствует их запах, как ему сделалось еще больше не по себе.
– Я должен идти, – сказал Тави.
– Ты умрешь, – просто сказала Китаи. – Это невозможно.
– Я иду.
Она пожала плечами:
– Что ж, это твоя жизнь. Погляди на себя. Ты же дрожишь так, что зубы стучат.
Ее странные светлые глаза всматривались в его лицо. Она не задала вопроса вслух, но он понял ее и без слов: «Зачем?» Он прерывисто вздохнул:
– Это не важно. Не важно, что мне страшно. Я должен достать этот проклятый гриб и вернуться. Это единственное, чем я могу помочь своей семье.
Долгую минуту Китаи молча смотрела на него. Потом понимающе кивнула.
– Теперь я понимаю, мальчик из долины, – сказала она и огляделась по сторонам. – Я не хочу умирать. Но моя семья не зависит от этого. Нет смысла в свободе от родителя, если я умру.
Тави задумчиво прикусил губу:
– Скажи, Китаи, а может быть так, что мы оба принесем Благословение? Что случится, если мы вернемся с ним одновременно?
Китаи нахмурилась:
– Тогда будет считаться, что Единственный согласен с доводами обоих, – ответила она. – Вождь будет волен решать сам.
– Погоди-ка. – Сердце Тави забилось быстрее. – Ты хочешь сказать, что сможешь уйти от отца, а он при этом сможет увести ваших от битвы с нашими?
Китаи удивленно уставилась на Тави, потом медленно улыбнулась:
– Клянусь Единственным, да. И он с самого начала задумал именно это. – Глаза ее подозрительно заблестели, и она несколько раз моргнула. – Все дело в том, что на вид Дорога не так умен. Потому, наверное, мать его и любила.
– Значит, действуем заодно, – сказал Тави и протянул ей руку.
Она покосилась на нее, нахмурилась, но повторила его жест. Рука ее была горячей, сильной. Тави сжал ее.
– Это значит, – пояснил он, – что мы согласны действовать вместе.
– Очень хорошо, – сказала Китаи. – И что, по-твоему, нам сейчас делать?
Тави покосился на Хранителей, которые начали наконец понемногу расползаться в разные стороны.
– Есть одна мысль.
Спустя час Тави, укутанный с головы до ног в мокрое, холодное одеяло, молча шагал по гладкой поверхности кроча, считая про себя шаги. Он досчитал уже почти до пятисот. Футах в десяти перед ним скользил над землей, направляясь в сторону большого дерева, Хранитель. Тави шел за ним следом уже несколько минут, но тот ни разу не обернулся и вообще не выказывал никаких признаков того, что замечает его присутствие. Это еще больше убедило Тави в том, что он верно разгадал принцип, по которому эти твари видят его. Так что до тех пор, пока он не производит шума и не делает резких движений, он может считать себя невидимкой.
Огромное дерево становилось все ближе и ближе, хотя чем больше смотрел на него Тави, тем меньше оставалось у него уверенности в том, что слово «дерево» подходит для описания этого.
Хотя остальная часть леса сплошь была покрыта слоем светящегося кроча, это дерево – с гладким, прямым, почти лишенным ветвей стволом – было покрыто им на высоту не больше десяти или пятнадцати футов. Ствол его был поистине огромен, не уступая в обхвате стенам домена Бернарда. Казалось, он вовсе лишен коры – просто гладкая древесина, массив которой вздымался на высоту больше сотни футов и завершался там чуть скругленными неправильными краями, словно чья-то исполинская рука оторвала верхушку, а время сгладило излом.
У основания ствола зияло похожее на пещеру дупло – искривленный темный треугольник выше человеческого роста. Тави остановился, продолжая наблюдать за бежавшим перед ним Хранителем. Тот не спеша забрался в дупло, и почти сразу же с противоположной стороны проема показался другой Хранитель, словно там имелся сквозной туннель.
Тави постоял еще немного. Вскоре Хранитель, за которым он шел сюда, а может, и другой, но очень на него похожий, выбежал из дерева в том же самом месте. Еще один прибежал к дуплу, залез в него в том же месте, где и предыдущий, и появился с другой стороны дупла через несколько секунд.
Должно быть, Хранители носили что-то в дупло. Что-то небольшое – как муравьи в свой муравейник. Пищу? Воду? Что, интересно? Тави тряхнул головой и пощупал одеяло. Оно оставалось холодным, но не таким ледяным, как несколько минут назад. Слишком теплым был воздух здесь, в центре провала. Ясное дело, ему надо спешить: с каждой впустую потраченной секундой его маскировка слабеет.