Один из сидевших за столом мужчин взглянул на нее и осклабился:
– Он уже нашел, с кем ему скоротать эту ночь, красотка. Но я буду рад помочь тебе провести это время… – он оценивающе смерил ее взглядом, – приятно.
Амара холодно повернулась к нему:
– Будем считать, я этого не слышала. Где командир Пиреллус?
Лицо мужчины потемнело от пьяной злобы, и он выпрямился, сжимая в руке нож:
– Чего? Хочешь сказать, я для тебя недостаточно хорош? Ты что, шлюха, западаешь только на богатых?
С помощью Цирруса, ускорившего движения ее руки, Амара выхватила короткий гвардейский меч из ножен, и мгновение спустя острие его уперлось потрясенному солдату в кадык. В казарме воцарилась мертвая тишина, нарушаемая лишь треском огня.
– Я курсор Первого консула. Я здесь по делу. И мне некогда возиться с пьяными идиотами. Брось нож.
Солдат просипел что-то неразборчивое, выставил одну руку ладонью к ней, а другой осторожно положил нож на стол. Амара ощущала на себе злобные взгляды остальных мужчин.
Они словно кололи ее остриями дюжин копий. Горло ее перехватило от страха, но она не позволила ему проявиться на лице, которое оставалось спокойным, холодным и беспощадным, как Ледовое море.
– Спасибо, – произнесла Амара. – А теперь, где Пиреллус?
За спиной ее отворилась дверь, и чей-то голос лениво произнес с заметным парсианским акцентом:
– Он принимает ванну. Впрочем, он всегда к услугам госпожи.
Амара отняла острие меча от горла солдата и, смерив его напоследок полным презрения взглядом, повернулась к говорившему.
Роста он был выше среднего; его кожа имела такой же коричнево-золотистый оттенок, как и ее. Не по уставу длинные, черные как вороново крыло волосы падали мокрыми прядями на плечи. В руке он держал чуть изогнутый меч из черного, чернее траурного бархата, металла. Он смотрел на Амару со спокойным, уверенным любопытством.
Еще он был мокр и гол как младенец.
Амара почувствовала, что начинает краснеть, и с трудом сдержала досаду:
– Вы и есть Пиреллус, командующий рыцарями этого гарнизона?
– Парсианская девушка, – произнес Пиреллус, и зубы его блеснули в ослепительной улыбке. – Давненько я не развлекал парсианских девушек. – Он склонил голову в поклоне, хотя меч в руке не шелохнулся, оставаясь наготове. – Да, я Пиреллус.
Амара выгнула бровь, скользнув по нему взглядом:
– Много о вас слышала.
Пиреллус самодовольно улыбнулся.
– Правда, я думала, вы окажетесь, – она деликатно кашлянула, – немного выше.
Улыбка исчезла, а вместе с ней, как надеялась Амара, и часть надменности.
– Наденьте что-нибудь, командир, – сказала Амара. – Гарнизон вот-вот подвергнется нападению. Вам надлежит вооружить и подготовить к бою своих людей, а еще обратиться к легионерам – они уже строятся для этого.
– Нападение? – переспросил Пиреллус. – Осмелюсь спросить, с чьей стороны?
– Мараты. Мы полагаем, их поддерживает некоторое количество рыцарей. Возможно, даже немалое.
– Ясно, – все тем же беззаботным тоном произнес он. – Постойте-ка. Я вас где-то видел. Не могу только припомнить где.
– В столице, – кивнула Амара. – Два года назад я ходила на несколько ваших поединков. И вы преподавали у нас в Академии.
– Верно, – улыбнулся Пиреллус. – Только тогда вы одевались более по-женски. Ну да, теперь вспоминаю: вы та девица – заклинательница ветра, которая спасла детей во время пожара в восточной части города. Смело проделано.
– Спасибо, – сказала Амара.
– Глупо. Но отважно. И что ты здесь делаешь, школьница?
– Я теперь курсор, Пиреллус. Я пришла предупредить о нападении, пока вас всех не погребла орда.
– Очень мило с вашей стороны. – Он снова перешел на «вы». – И с какой стати вы явились с этим ко мне, а не к командиру гарнизона?
– Я говорю с вами, поскольку вы сейчас старший по званию из офицеров. Раненый граф лежит без сознания, Плювус – полный идиот, а начальник караула – центурион, не обладающий полномочиями поднять весь гарнизон по тревоге. Вот вы и сделаете это, а также пошлете в Риву за подкреплениями.
Брови Пиреллуса удивленно поползли вверх.
– По чьему приказу, позвольте узнать?
– По моему, – заявила Амара. – По приказу графини Амары, курсора Первого консула Алеры, Гая.
Наконец-то выражение лица Пиреллуса изменилось: он насупился.
– Вы получили титул за одну отчаянную выходку и считаете, будто можете заходить, куда вам заблагорассудится, и командовать всеми направо и налево?
Амара перехватила рукоять меча и положила на стол перед собой. Потом повернулась лицом к нему и пошла на него, остановившись на расстоянии вытянутой руки.
– Пиреллус, – произнесла она негромко, но так, чтобы он слышал. – Я предпочла бы не быть здесь. И предпочла бы не командовать вами. Не заставляйте меня прибегать к более решительным мерам, чем мне хотелось бы.
Он встретился с ней взглядом – твердым, упрямым.
– Не грози мне, девчонка. Этим ты ничего не добьешься.
Вместо ответа Амара снова призвала Цирруса и наотмашь ударила Пиреллуса по щеке. Голова его дернулась вбок от оглушительно звонкой оплеухи. Он сделал шаг назад и рефлекторно нацелил меч в ее сердце.
– Не старайтесь, – бросила ему Амара. – Если вы не сделаете того, что должно быть сделано, я вызову вас на поединок здесь и сейчас – за преступное небрежение долгом, угрожающее безопасности государства. – Она отвернулась от него, подошла обратно к столу и забрала с него свой меч. – На клинках. Я готова начать, как только вы будете готовы.
Командир застыл, пристально глядя на нее.
– Нет, вы шутите, – произнес он. – Вы определенно шутите. Вам никогда не побить меня.
– Верно, – согласилась Амара. – Но я достаточно неплохо фехтую, чтобы вам пришлось убить меня для победы. То есть, командир, вы убьете курсора при исполнении служебных обязанностей. И там уже все равно, мужчина я или женщина, права я или нет насчет готовящегося нападения – в любом случае вас обвинят в измене. И нам обоим известно, что с вами тогда произойдет. – Она подняла меч и отсалютовала ему клинком. – Итак, если вам угодно расстаться с жизнью, прошу. Принимайте вызов, и приступим к делу. Или же одевайтесь и приготовьтесь оборонять гарнизон. Только в любом случае поторопитесь, командир, ибо мне некогда тешить ваше самолюбие.
Она смотрела на него в упор, не опуская клинка. Сердце ее колотилось как безумное, и она почувствовала, как по подбородку ее стекает на шею капля пота. Пиреллус славился как мастер-заклинатель, один из лучших в стране мечников. Если он согласится на дуэль, он наверняка убьет ее, и все же у нее не было другого выхода. Как иначе могла она убедить его в правдивости своих слов, в готовности умереть, но заставить его действовать, исполнить свой долг перед Алерой, перед Гаем? Она смотрела ему в глаза, отогнав от себя страх, не позволяя мечу даже слегка дрогнуть в ее руке.
Долгое мгновение Пиреллус мрачно, упрямо смотрел на нее.
Амара затаила дыхание.
Медленно, словно нехотя, рыцарь выпрямился, положил клинок меча на плечо, придерживая его рукой, и сердито, с подчеркнутой четкостью поклонился.
– Графиня, – произнес он. – В интересах безопасности этого гарнизона я выполню то, что вы мне приказали. Однако в рапорте своем я заявлю, что сделал это по принуждению.
– Как угодно, только выполните, – вздохнула Амара. Голова ее закружилась от облегчения, и она едва не села прямо на пол. – Так вы проследите за приготовлениями?
– Да, графиня, – подчеркнуто вежливо отозвался Пиреллус. – Полагаю, я смогу позаботиться о деле. Отто, дай ребятам что-либо помимо чая. Разбуди всех. Кэмдон, принеси мне одежду и доспехи.
Один из игроков в кости и девица в ошейнике побежали исполнять приказ. Амара вышла наружу, на ходу убирая меч в ножны и глубоко дыша. Не прошло и пары минут, как она услышала свист взвихренного воздуха и, задрав голову, увидела двух полуодетых рыцарей Воздуха – взмыв в небо, они разделились, чтобы лететь в Риву – в этом она не сомневалась, – но разными путями.
Что ж, ей это удалось. Наконец-то гарнизон начал готовиться к бою. На центральной площади стали строиться легионеры. Горели заговоренные лампы. Центурионы выкрикивали слова команд, послышался барабанный бой. На него откликнулся оживленный собачий лай, из некоторых домов показались легионерские жены и дети. Солдаты побежали за стены будить окрестных жителей и уводить их под защиту стен цитадели.
«Что ж, теперь все в руках военных», – подумала Амара. Она свое дело сделала. Она послужила глазами Гая, его руками, предупредив защитников Алеры об опасности. Уж наверное, этого более чем достаточно. Она нашла укромное местечко у подножия крепостной стены и села, привалившись спиной к камню и откинув голову назад. Все тело ныло от внезапно навалившейся усталости, а облегчение от сознания исполненного долга ударило в голову сильнее крепкого спиртного. Она так устала…
Она посмотрела на звезды, мерцавшие там и тут сквозь разрывы в бледных облаках, и удивилась тому, что не плачет. Для того чтобы плакать, она слишком устала.
Грохотали барабаны, гремели сигнальные трубы, отдавая распоряжения подразделениям легиона. Одни выстраивались на стенах, другие разносили воду, готовясь тушить пожары. Заклинатели воды – и военные целители, и самоучки, жены и дочери легионеров, – расходились по местам под стенами, где уже грелись чаны с водой и раскладывались отрезы тканей для перевязки. Заклинатели огня готовили мощные заговоренные светильники на стенах, а рыцари Воздуха взмыли в ночное небо, чтобы охранять крепость сверху. Заклинатели земли дежурили на стенах и у ворот; оружие лежало у них под рукой, но ладони пока покоились на камне, набираясь сил от их фурий.
Ветер начал задувать с севера, донося до Амары запахи далекого Ледового моря, людей и стали. Некоторое время все было тихо. Все внутри стен замерло в напряженном ожидании. В одной из казарм, в которую в отсутствие солдат поместили детей из окрестных домов, детские голоса запели колыбельную.