«Что ж, это не лишено смысла», – подумала она. Фиделиас ведь не чудовище. Он человек – как любой другой. И он заботился о ней, когда они работали вместе. Заботился едва ли не больше, чем ее родной отец. Поэтому вполне логично ожидать от него, что ему не хочется ее смерти, особенно если ее можно избежать.
А если она и правда может спасти хоть часть людей, которые наверняка погибнут в готовом начаться бою… Это ведь стоит того, правда? Ей нечего будет стыдиться перед Короной…
И перед… Бернардом? Нет, все правильно, Фиделиас предлагает ей реальный выход. Спасение.
– Амара, – мягко прошелестел голос Фиделиаса. – Времени мало. Если хочешь спасти этих людей, ты должна спешить.
И тут она почувствовала западню. Хотя она еще не поняла, в чем она заключается, не сообразила даже, где она, но поняла одно: Фиделиас пытается ослепить ее, используя для этого ее самые примитивные эмоции: страх, стремление защищать других, желание спасти лицо. Он играл на них – так же мастерски, как тогда, когда предал ее в прошлый раз.
– Мне надо спешить? – негромко повторила она. – Я должна уйти? Я? Иначе сделка не состоится? – Она сделала глубокий вдох. – Почему ты так стараешься, чтобы я не участвовала в этой битве, а, Фиделиас? И почему сейчас, а не час назад? Почему ты сделал это предложение только после того, как увидел, что я наблюдаю за врагом?
– Не делай с собой этого, Амара, – сказал он. – Не пытайся найти обоснование всему, что тебя окружает. Не дай этому убить этих детей.
Она вздохнула. Конечно, он прав. Возможно, ею манипулируют. Возможно, приняв его предложение, она пожертвует каким-то неизвестным ей самой преимуществом. Но может ли она по-настоящему поспорить с его аргументами? Может ли она попытаться перехитрить его – здесь и сейчас, когда ей грозит практически неминуемая смерть? Тем более если цена этому – детские жизни.
Уходи. Спасай их. А потом скорби вместе со всей страной о потере долины…
– Твой долг как курсора – спасать жизни, Амара. Так исполняй свой долг. И не мешай мне следовать моему выбору.
Со всех сторон доносилось воронье карканье. Она открыла рот, чтобы согласиться…
…И внезапный рокот остановил ее. Земля вдруг начала содрогаться – медленно, ритмично, сильнее и сильнее. Она пошатнулась и расставила ноги, чтобы не упасть. Потом оглянулась на стены гарнизона. Легионеры с криками подались вперед, подальше от стен; строй их нарушился, ибо вздыбившаяся земля толкала их то вправо, то влево. Только поравнявшись с ней, они остановились и все вместе стали смотреть на то, что происходит со стенами.
Стены гарнизона, словно просыпаясь от долгого сна, пришли в движение. Медленная волна прошла по серой каменной поверхности. А потом под скрежет разрываемой земли стены начали расти. Амара смотрела на это, оцепенев от потрясения. Никогда прежде не приходилось ей видеть действия заклинаний такой силы. Стены лезли вверх, вздымаясь, как накатывающая на берег волна. Они сдвигались также вперед, навстречу неприятелю, и Амара чуть запоздало сообразила, что это они становятся и толще, раздаваясь у основания, чтобы оно выдержало возросший вес. Стены росли, и по мере их роста серый камень начал расцвечиваться полосами алого и лазурного – цветами алеранского флага, а потом еще и алого с золотом – цветами Ривы. Стены вздымались все выше, и с пронзительным каменным скрежетом из верхней их части начали прорезаться острые шипы из черного камня, угрожающе выставленные навстречу врагу. Их становилось все больше, словно они прорастали побегами из толщи стены, они лезли и из земли перед стенами, и свет играл на их блестящих остриях.
Потревоженное воронье с криком взлетело в небо, сразу потемневшее от тысяч черных крыльев. Казалось, будто весь небосвод заволокло тревожно клубящимся черным дымом.
Грохот и скрежет начали стихать. Стены гарнизона возвышались теперь на добрых тридцать футов над землей, угрюмо ощетинившись острыми, как ножи, шипами – теперь Амара разглядела, что они из того же самого материала, из которого изготовлено оружие маратов. Да и сама земля перед стенами крепости приготовилась отразить любую атаку.
Наступила тишина, и в этой тишине Амара расслышала шепот Фиделиаса:
– Вóроны проклятые…
Легионеры разразились восторженными воплями, да и сама она едва сдерживалась, чтобы не завизжать от восторга. Вместо этого она рявкнула команду легионерам, посылая их к воротам, и они поспешили обратно, осторожно пробираясь между торчавшими из земли каменными остриями. Один из них поскользнулся и порезал ногу, однако вместо раздражения это вызвало лишь дискуссию на тему, насколько остры эти замечательные каменные шипы. Громче всех, конечно, восхищался пострадавший. Еще более громкие торжествующие крики послышались из крепости, когда на глазах у Амары на стены снова взошли легионеры и кто-то поднял над воротами знамена легиона и Ривы. Сигнальщик протрубил тревогу, и защитники крепости – и легионеры, и пришедшие им на помощь ополченцы – откликнулись на сигнал торжествующим ревом, от которого, казалось, содрогнулись стены и само скальное основание крепости.
Амара резко повернулась обратно, лицом к наползающей орде.
– Сражайся за что хочешь, Фиделиас, – прошипела она. – Но даром тебе это не получить. Будущее этих мужчин и женщин, солдат и детей не высечено в камне, оно открыто и в наших руках. Хочешь получить крепость – иди и попробуй взять!
Последовало долгое пугающее молчание. Когда же Фиделиас наконец ответил, голос его, как всегда, звучал ровно.
– Прощай, Амара.
И стих вместе с ветром.
Амара отвернулась и позвала Цирруса. Потом шагнула и легко перелетела через поле торчавших из земли шипов, приземлившись у ворот перед возвращавшимися в крепость легионерами. Сердце ее билось учащенно, но сомнения остались позади: теперь ею владела упрямая решимость.
На боль в сломанной руке она старалась не обращать внимания.
Амара вернулась во двор. Тень от выросшей стены заметно изменила облик места. Ей потребовалось с полминуты, чтобы заново сориентироваться, но она все же высмотрела Бернарда – тот сидел у основания новой стены в окружении торжествующих ополченцев; щиты, оружие и кирасы лежали у каждого под рукой; женщины принесли им воды. Одни жадно пили, другие поливали разгоряченные головы, но на всех лицах играли усталые, счастливые улыбки. Пиреллус стоял рядом с Бернардом; заметив Амару, он кивнул.
– Занятно, – кивнул он в направлении стены. – Это заставит их штурмовать стены с шестов и пытаться взять ворота. По крайней мере, подраться как следует мы сможем.
– Невероятно, – призналась Амара, улыбнувшись сначала Пиреллусу, а потом Бернарду. – В жизни никогда ничего подобного не видела.
Бернард отозвался ей усталой улыбкой:
– Удивительное дело, на что бывают способны люди, когда отступать некуда.
– Вам удалось высмотреть что-нибудь? – спросил Пиреллус.
– Нет, – сказала Амара. – Но мне кажется, наши враги боятся, что удалось. – И она коротко передала им содержание своего разговора с Фиделиасом.
Бернард нахмурился:
– Знаешь… Может, нам и правда стоит посадить в фургоны людей, сколько влезет, и отправить их из крепости? Мы продержимся достаточно, чтобы они успели уйти?
Пиреллус оглянулся на стену, потом на противоположный край двора:
– Что ж, стоит рискнуть. Пойду распоряжусь. Все, конечно, не поместятся, но детей, по крайней мере, отправим.
– Спасибо, – кивнула ему Амара.
– Вы были правы вчера вечером, – кивнул в ответ Пиреллус. – А я ошибался.
Он повернулся и зашагал через двор, почти не припадая на раненую ногу.
Бернард присвистнул.
– Это непросто ему далось, – заметил он.
– Ничего, переживет, – сухо отозвалась Амара. – Бернард, те рыцари все еще здесь и готовятся к новому нападению.
– Знаю, – буркнул Бернард. – Но наших рыцарей слишком мало, чтобы контролировать небо. Мы не знаем, где и когда ждать их удара.
– Все так, – кивнула Амара. – Но мне кажется, у меня есть неплохая идея. Вот, слушай.
Она кратко проинструктировала его – он кивнул и, прихватив с собой нескольких мужчин, ушел приводить в исполнение ее замысел. Амара посоветовалась с Харгером и поднялась на стену. Здесь собрался почти весь гарнизон крепости, но Джиральди она нашла почти сразу: тот стоял прямо над воротами.
– Центурион, – окликнула она его.
– Да, графиня.
– Как обстоят дела?
Он кивнул в сторону маратов, до которых оставалось немногим больше мили.
– Они остановились, – доложил он. – Вне досягаемости наших лучших лучников. Ждут.
– Чего ждут?
Он пожал плечами:
– Возможно, рассвета. Некоторое время после восхода солнца оно будет бить нам в глаза.
– Это нам сильно помешает?
Он снова пожал плечами:
– Да уж не поможет.
Она кивнула:
– Как долго сможем мы их сдерживать?
– Так сразу не ответишь. Если мы не подпустим их к стенам и к воротам, довольно долго.
– Достаточно, чтобы обоз успел отойти на безопасное расстояние?
Он внимательно посмотрел на нее:
– Фургоны поселенцев?
Амара кивнула:
– Мы сейчас грузим в них женщин и детей.
Несколько секунд Джиральди молча смотрел на нее, потом тоже кивнул.
– Что ж, хорошо. Мы удержим их достаточно долго. Прошу прощения.
Он повернулся и шагнул навстречу запыхавшемуся легионеру.
– Ну и где эти фляги, а? – нахмурившись, спросил Джиральди.
Легионер отдал честь:
– Прошу прощения, центурион. Они в восточном складе, и уже под охраной.
– Уже под охраной? – прорычал Джиральди. – Откуда ты знаешь?
– Дверь заперта.
Джиральди испепелил незадачливого легионера взглядом:
– Ладно. Отыщи Харгера и отведи его… что это у тебя на башмаках?
– Сено, господин.
– Где это ты нацеплял сена на башмаки, а, легионер?
– Один из гражданских накидал, центурион. Они весь двор сеном закидывают.
– Зачем?
– Это я приказала, центурион, – вмешалась Амара.