Робин выжидательно посмотрела на меня.
– Я… Честно, я даже не задумывалась об этом.
В общем-то так оно и было: я давно научилась распознавать тех, кто получает стипендию, – по их робости, косым взглядам, – ведь я и сама была такая. Иное дело Робин и Грейс – они расхаживали по кампусу с самоуверенным видом, и окружающие смотрели на них соответствующе… Никто бы не сказал, что они здесь из жалости. Это их школа, больше, чем чья-либо еще.
Робин рассмеялась; Грейс улыбнулась, добавляя сахар в чай.
– Но с Алекс-то все иначе? – спросила я.
– Ну да, разумеется. У ее мамы полно денег, – сказала Грейс. – К тому же… – она наклонилась ко мне, – они с Аннабел давно знакомы. Только, – добавила она, понижая голос, – мама Алекс не знает, что дочь в ее классе. Так что никому не говори.
– Да в чем секрет-то?
Грейс откашлялась и почти неуловимо кивнула в сторону двери: к нам, цокая каблуками, направлялась Алекс.
– Черт, голова трещит после вчерашнего, – сказала она, швыряя глянцевую кожаную сумочку на стол и направляясь к стойке. – Кому что заказать?
– Кофе, черный, как твоя душа, – откликнулась Робин.
Алекс кивнула и заказала два черных кофе.
– Она тоже станет большой шишкой, – прошептала Робин, – и ей это известно. Та еще сучка. Имей в виду. – Заметив, что Алекс возвращается, она резко переменила тему: – Мне понравилось, хотя не уверена, что вы, девчонки, со мной согласитесь.
– О чем это вы? – спросила Алекс, усаживаясь рядом со мной.
– Да фильм один, – пожала плечами Робин. – Не в твоем вкусе.
Грейс быстро заговорила о чем-то еще, я закурила очередную сигарету, Робин поставила чашку на растрепанную тетрадь и принялась что-то чертить на полях.
Притом что я успела привыкнуть к аристократическому величию школы, дом Алекс стал для меня в некотором роде сюрпризом. Укрывшийся в лабиринте купающихся в зелени улиц, которые мой отец называл «Авеню снобов», он стоял далеко от проезжей части; извивающаяся дорожка вела от железных ворот к парадному входу. Напротив, по ту сторону лужайки, виднелся небольшой коттедж; Алекс называла его «сарайчиком», но вообще-то размерами он был приблизительно с мой дом.
– Это для гостей, – прошептала Робин, когда мы проходили мимо. – Хотя какое-то время тут жил ее папаша, пока шел эр-а-зэ-вэ-о…
– Я знаю, как пишется это слово, – обернулась шедшая впереди Алекс.
– Да ну? Знаешь? – Робин толкнула ее локтем, та ответила, как мне показалось, немного сильнее, чем следовало; впрочем, Робин, кажется, не обратила внимания.
Интересно, подумала я, зачем разводиться, если живешь в таком особняке. Если уж даже мы с мамой ухитряемся избегать друг друга в нашей древней маленькой развалюхе, то здесь можно жить, даже не зная, кто еще в доме в данный момент.
Мои спутницы сняли туфли в коридоре и исчезли где-то в глубине комнат. Я опустилась на колени и принялась – без нужды – развязывать шнурки, попутно разглядывая висевшие на стенах картины, а также бюсты и скульптуры, какие прежде приходилось видеть только за стеклянными витринами. Я провела пальцем по бронзовой руке женщины с блестящими изумрудными глазами и вздрогнула: вдруг раздастся сигнал тревоги и появится суровый охранник?
– Ты где там застряла, Вайолет? – крикнула Робин откуда-то издали.
Я пошла на звук голосов, а также позвякивающих стаканов, открывающихся и закрывающихся ящиков, на скрип табуретки, которую волочат по каменному полу, и обнаружила всю троицу в просторной, ярко освещенной кухне вроде тех, что видела на страницах журналов, которые любила покупать мама.
– Ну, ты чего? Призрак увидела? – Робин указала на стул рядом собой.
Я села, положив ладони на мраморную столешницу.
– Можете не сомневаться, отец не вернется, – фыркнула Алекс и извлекла из настенного шкафа с массивной резной решеткой две бутылки вина. – Хорошо хоть коллекцию вин оставил.
– Ну да, oui, oui, – защебетала Робин. – Принести лучшего кьянти, гарсон. – Она побарабанила пальцами по моему бедру. – Давно мечтала сказать эти слова. – Я засмеялась, а она стиснула пальцы: подушечки нежные, ногти острые.
– Ну а как насчет хозяйки дома? – осведомилась Робин.
– Все нормально. – Алекс закатила глаза. – Ее долго не будет. В Штаты уехала, какими-то там исследованиями занимается.
– Класс, – выдохнула Робин. – Стало быть, дом в нашем распоряжении?
– Ага, – подтвердила Алекс. – Рядом живет одна сучка, ей велено заходить проверять, как я тут, но сегодня ее нет, так что все чисто. Я точно знаю, что всякий раз, как сюда заглядывает, она таскает по бутылке, так что, логически рассуждая, чем больше я пью, тем более вероятно, что мамаша заметит и свалит все на нее.
– В таком случае для нас честь содействовать тебе в осуществлении этой благородной миссии. – Робин сделала большой глоток, оставив на стенке бокала багровый «поцелуй» своей треснувшей нижней губы.
– Спасибо, Робин, – откликнулась Алекс, в свою очередь прикладываясь к стакану. – Ты настоящий друг.
– Пошли. – Робин встала и потянула меня за рукав. – Покажу тебе дом.
Я прошла следом за ней через кухню в столовую, сверкавшую белизной и позолотой, с люстрами, слегка звякнувшими, когда мы открыли двери.
– Вот это да! – выдохнула я, не в силах сдержать восхищения.
– То ли еще будет. – Робин толкнула массивную деревянную дверь и нашарила выключатель. – Смотри.
Вспыхнула целая гирлянда ламп. Мы прошли в комнату, больше похожую на пещеру, забитую от пола до потолка книгами и скульптурами; по обе стороны камина, доска которого располагалась на уровне моих глаз, висели огромные яркие картины.
– Это они называют кабинетом. – Робин повернулась ко мне. – Можешь себе представить?
Она переходила от полки к полке, снимая бюсты, поворачивая их лицами к свету, изучая, словно в поисках отгадок. Я последовала ее примеру. В какой-то момент в глаза мне бросился написанный широкими резкими мазками портрет женщины с ребенком на руках, обе заливались смехом, светились радостью.
– Чем, говоришь, ее мать занимается?
– Какие-то исследования проводит. Несколько лет назад написала книгу об оккультизме – аж в дрожь бросает. Много денег на этом явно не заработаешь, но семья вроде в них и не нуждается. Состояние у них уже много веков. – Робин сняла с подставки блеснувшую на свету стеклянную бабочку.
Я ничего не сказала и принялась рассматривать ряды массивных томов. «Ритуалы Древней Греции» – гласило название одного из них, «Демонология» – значилось на корешке другого.
– Эй вы там. – В дверях возникла Алекс. Мы с Робин застыли, захваченные на месте преступления. – Пиццу закажем?
– Чтобы снова принесли это подгоревшее дерьмо? Оно нам надо?
– Не хочешь – не надо, – бросила Алекс.
– Да ладно, шучу. Пошли, Вайолет, воспользуемся изысканным гостеприимством нашей хозяйки.
Вернув книгу на полку, я последовала за Алекс и Робин в слабо освещенную маленькую уютную гостиную. В камине потрескивали дрова, а за окном завывал ветер. Грейс сидела, укрывшись пледом из густого меха, на старинном кожаном диване, от золотистых отблесков огня в камине ее бледная кожа приобрела абрикосовый оттенок. Я свернулась калачиком в кресле, положив на колени жесткую подушку; хорошо, можно не думать о том, как холодно на улице.
– Еще вина? – Алекс протянула мне бутылку.
– Спасибо, – кивнула я, хотя последствия первого бокала уже начали сказываться: тепло разливалось по всему телу.
Робин устроилась на полу рядом со мной, ее волосы касались моих ног. Не оборачиваясь, она протянула руку, я передала ей бутылку. Она встряхнула ее, посмотрела на свет и крикнула:
– Алекс, вино кончилось, давай еще.
Грейс бросила на Робин предупреждающий взгляд, я почувствовала, как у меня разгораются щеки.
Мы сидели в тишине, слушая, как на улице завывает ветер. С кухни донесся голос Алекс – она заказывала еду.
– Так что у нас с этим проектом? – заговорила Робин, когда Алекс вернулась в холл и, завернувшись в плед, уселась рядом с Грейс. – Чем нам, собственно, предстоит заняться?
Алекс посмотрела на Грейс.
– Ты хоть что-нибудь прочитала? – Та устроилась поудобнее. – И вообще, кто-нибудь что-нибудь прочитал? – Она посмотрела на Алекс, ответившую ей робкой улыбкой.
– Ну, черт возьми, Грейс, я не думала, что мне это понадобится, – ухмыльнулась Робин. – Была уверена, что ты за меня сделаешь все, что нужно.
Грейс притворно вздохнула, на самом деле она не обиделась, наслаждалась своей ролью ответственной спасительницы.
– Суть состоит в утверждении Мирандолы[9], что существует два типа магии, одна дурная, другая добрая.
– Вроде как черная и белая? – уточнила Алекс.
– Примерно, – кивнула Грейс. – Но это Ренессанс, высоколобый муж, так что все немного… Смотри.
Она перегнулась через спинку дивана, нашарила сумку и вытащила книгу. При этом рукав у нее немного задрался, обнажив шрам на запястье. Меня бросило в дрожь – дрожь воспоминания. Мы не говорили об этом, стало быть, этого не было: молчание, тайный сговор. И все же временами, в самые неожиданные моменты, правда выходит наружу – следом отвратительной жестокости, следом насилия на ее коже.
Робин посмотрела на меня, она ничего не заметила.
– О, время сказки на ночь. Ну давай.
– Так вот, – продолжала Грейс, то ли не расслышав слов Робин, то ли решив не обращать на них внимания. – «Магия существует в двух формах…» Бла-бла-бла… Дальше: «Одна – это полностью сфера деятельности и власти демонов и, стало быть, видит Бог…»
– Мне что, от голода умирать? – перебила ее Робин, закатывая глаза.
– Заткнись, – огрызнулась Алекс, не отрывая глаз от пальцев Грейс, скользивших по строчкам.
– «…видит Бог, представляет собой страшное зло. Другая при ближайшем рассмотрении – не что иное, как высшее проявление философии природы. – Грейс неуверенно посмотрела на нас и продолжила: – Носитель первой всегда старается скрыть свою суть, ибо она неизменно возвращается к нему рикошетом в виде бесчестия и позора, осуществление же второй, как в Античности, так и почти во все иные периоды истории, являло собою источник высокого знания и света просвещения».