– Ну и ботан, – усмехнулась Робин. – Это я о нем, не о тебе.
– В общем, насколько я понимаю, желания Аннабел лежат в области второго, – продолжала Грейс. – Что, по-моему, совсем не трудно, потому что примеры у нас перед глазами.
– Здорово, – сказала Алекс. – Например, мамаша, у нее таких примеров куча. – В дверь позвонили, и она поднялась. – Пиццу принесли. А вы пока выбирайте фильм.
– А может… – усмехнулась Робин.
– Фильм, говорю, выбирайте, – уже от двери бросила через плечо Алекс.
Я немного помолчала, кляня себя за любопытство, за желание угодить, но в конце концов задала-таки вопрос, которого от меня явно ждали:
– А может что?
Робин указала на полки, где, помимо книг, теснились всякого рода безделушки и игрушки.
– А может займемся чем-нибудь по-настоящему забавным.
– Я устала, – сказала Грейс, нервно поглядывая на дверь. – Давайте лучше кино посмотрим.
– Что, страшно?
– Нет, но…
Хлопнула входная дверь, все мы трое вздрогнули; в коридоре застучали шаги, быстрые и решительные.
– Слушай, Робин. – На пороге появилась Алекс. – Ты же обещала не начинать снова все это.
– О чем вы? – беспомощно спросила я.
– Она… – Алекс вздохнула.
– Она?! – с притворным возмущением повторила Робин. В глазах ее вспыхнул огонек, она подмигнула мне, как бы приглашая принять участие в игре.
– В прошлый раз, когда Робин была здесь, она всю ночь доставала нас, уговаривая разыграть какой-нибудь ритуал из тех, что описаны в маминых книгах. И сейчас явно не прочь повторить.
Я посмотрела на Алекс, потом перевела взгляд на Робин и Грейс.
– Это… как? Что-то вроде вызова Кровавой Мэри или?..
– Тебе сколько лет, двенадцать? – презрительно фыркнула Робин.
– Вот именно, Кровавая Мэри, точно оно, – подтвердила Алекс. – Дурацкая игра, ребячество.
Робин посмотрела на меня и устало пожала плечами. Я, вроде как подражая ей, закатила глаза, подумав при этом: «А в чем, собственно, дело, откуда такая реакция?» – и молясь про себя, чтобы другие ничего не заметили.
Троица снова заспорила, но уже не так жарко, и скоро успокоилась. Робин и Грейс подошли к застекленному шкафу с видеокассетами (загороженный большой цветной ширмой – шкаф явно был не в духе элегантной обстановки гостиной).
Я немного завидовала тому, как естественно они чувствуют себя в этом доме, как близко они знакомы с его порядками и как воспринимают окружающую роскошь как нечто само собой разумеющееся. Они, словно сестры, щебетали о том, что лучше посмотреть («Вечно ты выбираешь одно и то же». – «Так ведь классный фильм»), и это заставило меня улыбнуться. Я, хоть и стояла поодаль, изобразила улыбку, делавшую меня ближе к общей компании.
Мне было совсем не важно, что они выберут (хотя остановились на двух хаммеровских[10] фильмах ужасов – один про зомби, другой про вампиров, названия ни того, ни другого я не запомнила). После куска пиццы (съела всего один, хотя есть хотелось – но я слышала шуточки Робин про девушку, у которой размер был как минимум на два меньше моего, и боялась, что эта тема может всплыть в любой момент) и еще одного бокала вина меня начало клонить в сон, веки отяжелели, и я погрузилась в мягкие объятия кресла.
Когда, закутанная в свое потрепанное меховое пальто, я проснулась, в доме было тихо и темно, в камине дотлевали последние угли. На мерцающем экране телевизора, во всю ширину, дрожала белая полоса, пульсирующим светом озаряя комнату.
Я заморгала, стряхивая остатки сна, и попыталась понять, где я нахожусь и почему одна. Подошла к шкафу с гербариями, кристаллами и какими-то серебристыми порошками. «Арнольд Холл, 1969» – значилось на серебряной дощечке. Стеклянные флаконы, размером с мой большой палец, пузатые и круглые, соблазняющие своими торчащими пробками. Я взяла один из них. Выцветшая надпись на ярлыке гласила: «Вех Пятнистый (Cicuta Maculata)». Вернула бутылочку на место, взяла другую: «Красавка (Atropa Belladonna)». Мне вспомнилась одна давно забытая шутка. «Робин понравится», – подумала я и быстрым движением сунула бутылочку в карман.
Пол был холодный как лед и жесткий. Я вышла из комнаты, пустой и безжизненной, и мягкий ковер в коридоре казался по контрасту истинным облегчением.
– Эй, есть тут кто? – неуверенно бросила я в темноту. В дверях в конце коридора показалась Робин. Она подозвала меня кивком, и, потирая слипшиеся после сна глаза, я подошла к ней.
– Ты что здесь делаешь? – прошептала я, хватаясь за ручку двери. Я не очень уверенно держалась на ногах – тепло от выпитого вина все еще ощущалось.
– Пытаюсь найти кое-что, – деловито ответила она.
– Мне бы водички попить, – вздохнула я.
Робин указала куда-то мне за спину.
– Третья дверь направо. Как будешь готова, жду тебя в кабинете.
Когда, повернув несколько раз не туда, что в огромном, кажущемся в темноте еще более похожим на пещеру доме неудивительно, я добралась до места, Робин сидела на стуле, закинув ноги на стол, с открытой книгой на коленях.
Я присела на край стола.
– Что читаешь?
Она взяла у меня из рук стакан и глотнула.
– Кошмарную, жуткую вещь, – усмехнулась она. – Не хочешь присоединиться?
Я промолчала.
– Ну же, давай. – Робин потянула меня за рукав. – Взгляни хотя бы, а после решай.
Я наклонилась, почувствовав, как от моего дыхания у нее зашевелились волосы. Это была старинная книга, с яркими картинками, защищенными шуршащей золотистой папиросной бумагой.
– Ничего себе. – Я провела ладонью по странице. – А где Грейс и Алекс?
– Их сейчас лучше не беспокоить, ты уж поверь мне. Личное время, сама понимаешь.
Ничего я не понимала. Вспомнила, как Грейс, сидя на диване, забросила ноги на колени Алекс; как они касались друг друга ладонями, как переплетали пальцы.
– Я… Ладно, все нормально. Просто не знала, что они…
– По-моему, они не особо склонны это афишировать. Ладно, так или иначе, я хочу, чтобы и ты приобщилась. Это ритуал, клятва верности. В кругу лучших друзей. – Она потянула меня за руку, прижала пальцы к странице книги. – Это еще и знак особого доверия. Аннабел будет гордиться.
Делая вид, что мне безразлично, я взяла со стола серебряную табакерку, – надо все обдумать, все взвесить. В каком-то смысле я понимала, что происходит. Мне говорили то, что я хотела услышать. И все же, все же… Неважно. Я хотела, чтобы это было правдой. И этого было почти достаточно. Эмили, чья тень невидимо витала над нами, – мой двойник, о чем Ники неустанно напоминала мне при любом удобном случае, – присутствовала всегда, и с ней, я чувствовала это, меня постоянно сравнивали. «Лучшие друзья», – сказала Робин. Дыхание, горячее от вина и предвкушения, глаза, расширившиеся в темноте, стыд от чувства победы.
– Хорошо, – выдыхаю я наконец.
– Я люблю тебя! – Мгновение – и она на ногах, кладет книгу на стол, бросается к полкам, хватает безделушки и свечи, вертит их в руках. – Бери книгу, – говорит Робин, и я следую за ней в гостиную, где царят покой и тишина.
Она села на ковер рядом с низким кофейным столиком, на котором все еще валялись коробки из-под пиццы, пустые бутылки и блестящие осколки разбитых стаканов. Робин зажгла три высоких тонких свечки и вставила их в узорчатые канделябры, которые захватила из кабинета. Затем открыла деревянную коробку, положила на пол, очертив ровный круг, пять камней и посыпала их каким-то серебристым порошком из жестянки, на которую я уже обращала внимание.
– Давай сюда. – Она похлопала по полу, приглашая меня сесть рядом.
Я взяла с дивана подушку и осторожно опустилась на пол. Нас с Робин разделяли мерцающие свечи.
– Что дальше?
– Тихо, тихо, всему свое время. – Она скрестила ноги, открыла книгу и, предварительно послюнявив пальцы, принялась листать тяжелые страницы, пока не нашла нужную.
– Абракадабра, – усмехнулась она.
Я проследила за ее взглядом и медленно втянула носом воздух. Снаружи поднялся ветер, по окну забарабанили дождевые капли, я ждала и ждала, бесконечно. Робин швырнула книгу на пол и улыбнулась.
– Ну ладно, – не выдержала я, – так что же все-таки дальше?
– Разве я не сказала тебе: всему свое время? – откликнулась Робин, не глядя на меня. – Я все думала, почему Аннабел начинает говорить в твоем присутствии медленнее, чем обычно. Теперь поняла.
Я вспыхнула. Я всегда замечала, как девушки начинают ерзать, когда Аннабел возвращается к темам, которые они уже усвоили, как они переглядываются, как мгновенно на них наваливается скука. Как Робин неизменно вытаскивает из сумки блокнот, начинает что-то чертить и поворачивает его в сторону Аннабел, словно пытаясь привлечь ее внимание.
В таких случаях, когда Аннабел обращалась ко мне одной, я буквально физически ощущала, как у меня начинает покалывать в нервных окончаниях, как шевелятся волоски на руках, видела, как у Робин темнеют глаза, чувствовала, как в воздухе сгущается ревность.
Она откашлялась и взяла меня за руки.
– Ну что же, начинаем. Закрой глаза.
Я поспешно зажмурилась и тут же открыла глаза: Робин с улыбкой смотрела на меня.
– Так я и знала, – сказала она. – Закрой и не открывай. Не открывай, пока не закончим.
– Ладно, – вздохнула я. Голова у меня все еще кружилась от выпитого, в висках слегка пульсировало.
Она стиснула мои ладони и принялась читать по книге:
– Богиня Геката, мы пришли к тебе как твои верные и послушные дочери и взываем к твоему милосердию.
Я почувствовала, что по телу побежали мурашки. Снаружи раздался сильный удар грома.
– Богиня Луны, мы пришли к тебе с простертыми руками и открытыми сердцами, в золотом свете неба, где царит твоя мать. Богиня перекрестков, мы пришли к тебе, открытые тем возможностям, которые ты пожелаешь предложить нам. Дороги, которыми мы идем, это не только наши, но и твои дороги, и наши сердца покорны твоей бессмертной силе. – Она выпустила одну мою руку и положила ее мне ладонью вверх на колено. – Богиня тьмы, мы верим в твой свет и молим провести нас через глубины ночи, когда вокруг падают и гаснут на лету звезды. Богиня ведовства, заклинаний, волшебства, даруй нам знание магии и силу своего сердца. Богиня, мы, твои дочери, явились к тебе, прими нашу кровь, мы готовы пролить ее ради тебя.