адрожало от сильного удара.
Я постучала, еще и еще раз, забарабанила ладонями по двери.
– Миссис Адамс! – прохрипела я. – Робин!
Дверь снова распахнулась, и от удивления я подалась назад. На пороге стоял какой-то мужчина. Миссис Адамс держалась за ним; вид у нее был довольный – вид победительницы. Мужчина посмотрел на меня, и я узнала эти глаза – глаза Робин.
– Кто вы? – дерзко спросила я.
Он засмеялся, тем же издевательским смехом, какой я так часто слышала от Робин.
– Вам лучше уйти, Вайолет.
– Да кто вы такой? – Меня охватило смутное неприятное предчувствие. – Где она?
– Я ее отец, – сказал он ровно, спокойно. Покровительственно.
Я вспомнила наш первый разговор, самое начало знакомства.
«Знаешь, а у меня отец тоже умер», – сказала она тогда, и мне стало неловко оттого, что я заговорила на эту тему.
– Отчим?
Он вздернул брови. На мгновение мне сделалось даже приятно – я смогла его удивить.
– Нет. Отец. А теперь вы должны уйти.
Он закрыл дверь, и я вновь яростно забарабанила по ней. Потом взяла себя в руки, привалилась к двери, устыдившись собственного поведения. Повернулась, пошла через газон, сбивая по дороге аккуратно рассаженные на клумбах цветы, перешла улицу и еще раз осмотрела дом. За окном комнаты Робин раскачивались на ниточках бумажные птички, записки, которыми мы так любили обмениваться, когда были связаны невидимыми узами.
– Робин! – крикнула я осипшим от сигарет и недолеченной болезни голосом; на нижнем этаже шевельнулась занавеска, тень миссис Адамс закрыла окошко на двери.
– И что это было? – послышался у меня за спиной чей-то голос.
– О господи, Ники, – вздрогнула я. – Ты-то что здесь делаешь? Следишь, что ли, за мной?
– С чего это тебе в голову пришло? – фыркнула она. – Ты, конечно, у нас звезда, но все же… Да нет, ничего подобного. Просто здесь неподалеку мой приятель живет. – Она указала куда-то в сторону вершины холма, где располагались коттеджи с видом на городок. – Но если серьезно, – Ники было не так-то просто отвлечь от того, что ее занимало, – что такого ты умудрилась натворить, что вывела из себя даже такую, как она?
– Понятия не имею.
Я продолжила свой путь, Ники семенила за мной.
– Мне всегда казалось, что мамаша у нее славная. В отличие от дочери, – с нажимом добавила Ники.
– О да, на вид.
– Она учительница. Преподавала в моей начальной школе, только не в моем классе. А вот Джоанна училась у нее и всегда говорила…
Я перестала ее слушать. «Как понять то, что только что случилось? – думала я вне себя от ярости. – И если ее нет дома, то где она?» Мысли путались, казалось, загоняли одна другую куда-то во тьму, а я пыталась собрать разрозненные части воедино, понять, что же произошло. Ники продолжала болтать о чем-то своем. «Может, она снова попала в клинику?» – подумала я, хотя верилось с трудом. Вспомнилось, с каким изумлением, раскрыв рты, смотрели на нас Алекс и Грейс, когда Робин поведала о том, что мы сделали. Что я сделала. «Но ведь они никому не скажут. Или скажут?»
– Ну же, Вайолет. Идем. Оторвемся.
– Ненавижу этих типов, – отмахнулась я.
– Каких типов?
Проходя мимо витрины магазина, она слегка выпрямилась, откинула назад волосы, они густыми прядями рассыпались по плечам. Просигналила проезжавшая мимо машина; Ники разгладила юбку и захихикала, неумело подражая Мэрилин Монро.
– Да всех их. Тупицы.
Она закатила глаза.
– Ну, если тебе нравятся девушки, так и скажи.
– Девушки мне не нравятся.
– Ладно, ладно, – заулыбалась она. – Просто… Словом, никакие они не тупицы. Нормальные ребята. Хорошо посидим. Там все будут. – Она немного помолчала. – Ну, почти все.
Я вздохнула. Меня явно подначивали, сейчас Ники расскажет что-нибудь такое, что ей известно, а мне хотелось бы знать. Доставлять ей удовольствие не хотелось, но…
– О чем ты? – вес же спросила я.
Она пожала плечами.
– Может, ты знаешь даже больше, чем я. Ведь это, в конце концов, твои подруги.
– О чем ты?
– Ну, Верити Фэррон сказала, что вчера утром видела около дома Алекс полицию. С тех пор ни ее, ни Грейс в школе не было.
Земля, казалось, перестала вращаться; улица опасно накренилась.
– Что?!
– Ну да, – кивнула она. – Непонятно. – Она помолчала. – Ну, так как, идешь?
– Куда?
Она ткнула меня в плечо.
– Куда, куда. На вечеринку. – Ники закатила глаза. – Нельзя быть такой рассеянной. С тобой никогда не знаешь, слушаешь ты или нет.
Я глубоко вздохнула, выпрямилась.
– Да, пожалуй, нет, настроения нет.
– Не будь занудой.
– Забей. – Я мотнула головой в сторону улицы, мимо которой мы только что прошли. – Разве твой приятель не там живет?
– А я что? Я только за компанию пройтись, – улыбнулась она. – Но намек поняла. Увидимся, Виви.
Она наклонилась и слегка чмокнула меня в щеку. Я не пошевелилась, не могла себя заставить. «Вайолет, – сердито подумала я. – Виви меня зовет только Робин».
В тот вечер я набрала ее номер три, четыре раза – никто не ответил. На пятый даже длинного гудка не последовало. Я представила себе, как миссис Адамс выдергивает шнур из розетки пухлыми пальцами.
– Сука, – вслух сказала я, не отрываясь взглядом от трубки. – Конченая сука.
Я понимала, что этим делу не поможешь, да и постоянные звонки больше напоминают домогательство. Не собирается ли она сообщить в полицию? А может, девушки уже позвонили? Выложили все, что мы сделали, и их три версии наверняка сходились и противоречили всему, что могла бы сказать я, и таким образом получалось, что убийство – моих и только моих рук дело.
Я сидела на полу, пощипывала себя за живот большим и указательным пальцем и тосковала по тем беззаботным временам, когда я была ребенком – пухлым, с мягкими ручками и ножками. Я не узнавала себя: колени заострились и огрубели; костлявые ноги, костлявые руки, механические движения, пульс бьется у самой поверхности кожи, так что видно невооруженным глазом. Как я позволила себе стать такой, даже не знаю, я была поглощена мыслями о девушках, ощущала себя одной из них. Превращение оказалось таким же быстрым, как и падение: пропущенные обеды, легкая выпивка, краткие незабываемые мгновения.
И все, как оказалось, впустую. Я отдала всю себя, душу и тело. Единственное, что мне оставалось, – ждать.
Я прошаркала вниз по лестнице, налила чашку чаю (молоко прокисло, пакетики стали липкими от влаги) и села на диван рядом с мамой, которая нервно поглядывала на меня, словно опасаясь, какие новые неприятности я обрушу на ее голову. Я потянулась к пульту и рассеянно пробежалась по разным каналам в поисках чего-нибудь, что отвлекло бы меня. Пахло несвежим дыханием и прокисшей едой; на приставном столике валялась перевернутая тарелка, жареная картошка в майонезе сделалась почти прозрачной, липкой. Я прикусила губу, от привкуса крови перехватило дыхание.
Мама осторожно прикоснулась к моей ноге, сжала ее, и на мгновение мне захотелось рассказать ей все: во всем признаться и затем – уткнуться лбом в ее костлявые плечи, почувствовать, как она пробегает пальцами по моим волосам, позволить ей, как некогда, обнять меня, прижать к себе, сказать, какая я лапочка. Ее лапочка.
Но только уже поздно. Да и чем она может мне помочь, даже если бы захотела? Экран ярко вспыхнул – шла утренняя детская передача, персонажи что-то лопотали, а я смахнула слезу, чувствуя себя безнадежно, невыносимо взрослой. Я высвободила ногу, положила пульт рядом с матерью, поднялась по лестнице и с грохотом захлопнула за собой дверь.
Я тихо постучала в дверь студии.
– Кто там? – послышался голос Аннабел, в нем прозвучало легкое раздражение. Я заглянула внутрь. С привычной сдержанной улыбкой она кивком пригласила меня войти.
– А, это ты, Вайолет, – просто сказала она, когда я подошла к столу.
Я нервно теребила юбку. Я никак не ожидала застать ее здесь и теперь не знала, что сказать. Она медленно положила на стол ручку и пристально посмотрела на меня.
– Что-нибудь случилось?
– Я… – нервно пробормотала я. – Просто хотела узнать, не видели ли вы кого-нибудь из наших. Или… Или, может, знаете, где их можно найти?
Она едва заметно улыбнулась, и в улыбке этой смешались сочувствие и, пожалуй – так мне, во всяком случае, показалось, – неудовольствие.
– Знаешь что, Вайолет, я здесь не для того, чтобы согласовывать расписание ваших мероприятий, – сказала она, без всякого, впрочем, раздражения. Интересно, многое ли она знает, делились ли они с ней своими планами?
– Да, конечно. Извините, пожалуйста. Просто… Никого из них нет дома, на телефонные звонки не отвечают, и я теряюсь…
Аннабел вскинула руку, и я осеклась, чувствуя, как колотится в груди сердце и полыхают от смущения щеки.
– Вайолет, мне нечего добавить к тому, что они сами тебе рассказывают.
«Ей что-то известно», – подумала я.
– Но…
– Вайолет, – снова прервала меня Аннабел. Всякий раз, произнося мое имя, она делала это все более отчетливо, отделяя один звук от другого. – Не будь ребенком. Ты женщина. Ты способна на большее.
Я посмотрела на свои руки: обгрызенные грязные ногти, сухая кожа. Когда я снова подняла голову, Аннабел уже удалилась к себе в кабинет, и я ушла, чувствуя резь в глазах.
В коридоре было не протолкнуться, пахло по́том, влажной одеждой, пивом и сигаретами. Грохотала музыка – сплошная какофония неслаженных звуков. В дальней комнате мелькнул свет, вспышка отразилась в осколках зеркал, которыми были обклеены вращавшиеся под потолком шары.
– Вайолет? – В руку мне впились пальцы с ярко накрашенными – серебро, охра – ногтями; взвизгнув, Ники неловко обняла меня своими костлявыми руками. – Ты все-таки пришла!
– Не смогла противостоять искушению. – Я высвободилась из ее объятий. За спиной у нее стоял широкоплечий загорелый парень, судя по футболке, регбист; он пялился на нас, переговариваясь о чем-то со своим другом по команде, кривозубым малым повыше его ростом. Они хищно осклабились, я холодно посмотрела на них, чувствуя, как меня бросило в жар, когда они засмеялись, ненависть заползала под ребра.