тыре женщины, захваченные, надо думать, когда ворд добрался до их домов на юге страны. Все они – да и почти все видимые с крыши пленники – лежали, вяло раскинувшись, одурманенные афродином.
Амара видела, как двое стражников в серебристых ошейниках вытащили из куба для заклинателей ветра явно одурманенного наркотиками молодого человека в разбитых доспехах. Его проволокли через площадь к аукционному помосту и подняли наверх. Там пленника грубо швырнули на доски, хотя юноша – почти мальчик – и без того был не способен к сопротивлению. Он и на ногах-то не держался.
К нему приблизились две необыкновенно привлекательные молодые женщины – почти нагие, не считая лоскутков ткани и серебристых ошейников. Одна молча принялась развязывать шнурок, на котором юноша носил какой-то амулет или украшение. Когда она забрала подвеску, пленник встрепенулся, потянулся к ней.
Вторая, встав на колени, погладила его по лицу и по голове, а потом поднесла к губам пузырек с узким горлышком. Амара видела, как шевелятся губы девушки – она уговаривала пленника выпить. Тот с остекленевшим взглядом повиновался и тут же, совсем обессилев от новой порции дурмана, распластался по настилу.
И тогда на помост быстрым шагом взошел Калар Бренсис Младший.
Амара вздрогнула. В последний раз она видела сына каларского консула, когда тот, спасаясь от смерти, с плачем взбегал по склону покинутой фуриями горы неподалеку от своего разрушенного замка, спотыкаясь о трупы отборных каларских солдат. Сейчас Бренсис был одет в белейшие шелка без малейших пятнышек грязи или крови. Длинные черные волосы пышно курчавились, словно завитые горячими щипцами и взбитые щеткой. Пальцев не видно было из-под колец, на груди рядами лежали дорогие цепи.
Они не скрывали серебристого ошейника.
Завороженная мерзким зрелищем, Амара призвала Цирруса, приказав донести звук с отстоявшего на десятки шагов помоста.
– Господин, – говорила одна из полунагих девиц. Речь ее была невнятна от вина или афродина, может быть от того и другого. – Он готов, господин.
– Вижу, – брюзгливо процедил Бренсис.
Запустив руку в стоявший тут же открытый сундук, он вытащил горсть рабских ошейников и раздраженно стряхнул лишние обратно, оставив один. Присев перед опьяненным солдатом, он нацепил ему ошейник, затем достал нож и порезал себе палец. Когда он ткнул окровавленной подушечкой пальца в защелку ошейника, молодой пленник придушенно ахнул.
Амару била дрожь.
Она видела, как проявляется действие ошейника. И в теории знала, как работает это устройство. Магия фурий заливала жертву беспредельным блаженством, полностью приводя к покорности, хотя молодой солдат и без ошейника был не в себе. Но и в опьянении он выгнулся всем телом и закатил глаза, а потом его веки затрепетали и опустились.
Амара знала, что так будет продолжаться некоторое время. Достаточно долгое, чтобы прекращение блаженства само по себе ощущалось как боль. А жестокие страдания, которые хозяин ошейника мог причинять рабу, в сравнении с этим делались много страшнее.
– Вот тебе правда, солдат, – заговорил Бренсис, вытирая кровь о тунику лежавшего. – Ты теперь служишь царице ворда или ее высшему представителю. В настоящее время это значит, что ты служишь мне и любому, кого я над тобой поставлю. Всякое действие против твоих новых господ причинит тебе боль. Служба и повиновение будут вознаграждаться.
В подтверждение своих слов Бренсис лениво подтолкнул к солдату полунагую девушку. Та, мурлыча, приникла губами к его горлу, закинула колено ему на бедра.
– Слушай ее, – с презрением бросил Бренсис. – Она правду скажет.
Девушка припала губами к уху юноши и стала что-то нашептывать. Слов Амара не разобрала, кроме двух: «служи» и «слушайся». Впрочем, догадаться было нетрудно – она повторяла сказанное Бренсисом, внедряя смысл приказа в отравленный вином и дурманом разум.
– Кровавые во́роны!
Амара с трудом сдерживала тошноту. Она знала, что ошейник создавался с целью укрощать самых жестоких преступников, и не раз слышала от его противников о возможностях невообразимых злоупотреблений, но впервые видела доказательство своими глазами. То, что творилось перед ней, наверняка выросло из методов, которыми Калар создавал своих Бессмертных марионеток.
«И эти методы, – подумала Амара, – дают ему власть над свободными от рождения алеранцами. Они действуют. Во всяком случае, достаточно часто, чтобы набрать алеранскую гвардию для царицы ворда. По-видимому, легче всего поддавались обращению те, кто и прежде умел думать только о себе, если судить по сопровождавшей Ладью парочке».
– Бренсис, – донесся хриплый крик из клетки. – Бренсис, прошу тебя!
Амара нашла глазами кричавшую – юную женщину в клетке для граждан, возможно красивую – судить об этом мешал слой грязи.
Бренсис перебирал ошейники в сундуке.
– Бренсис, ты меня слышишь?
– Слышу, Флора, – отозвался Бренсис. – Просто мне не до тебя.
Женщина зарыдала:
– Пожалуйста, пожалуйста, отпусти меня! Мы ведь обручены, Бренсис.
– Забавно, какие повороты и загогулины выдает жизнь, – светским тоном проговорил Бренсис, подняв глаза к клетке. – Ты всегда любила забавы с афродином, Флора. И твоя сестрица тоже. Жаль, нет рядом никого из антилланцев для полноты компании.
Молодая женщина жалобно всхлипывала:
– Но ведь мы… мы были…
– То было в ином мире, Флора, – оборвал Бренсис. – С ним покончено. Еще несколько недель, и не останется ничего, кроме ворда. Ты бы радовалась, что оказалась на стороне победителя. – Он прервался, чтобы погладить по ляжке девицу, которая все нашептывала что-то пленнику. – Даже если мозгов у тебя хватит только на то, чтобы успокаивать новобранцев. На некоторых это действует, и скажи спасибо. Мы делаем из таких, как ты, чистеньких афродиновых куколок и пускаем нашептывать.
Флора расплакалась пуще прежнего.
– Не волнуйся, Флора. – Бренсис окинул ее клетку ядовитым взглядом. – Я позабочусь, чтобы, когда дойдет черед до тебя, тебе достался хорошенький мальчик. Тебе понравится. Да и кому не понравится? Почти все сами просят повторить. – Оглянувшись на двух охранников в ошейниках, он прикрикнул: – Что стоите? Давайте следующего!
Амара медленно отползла от края крыши, прикосновением отозвала Ладью и увела ее обратно в сравнительно безопасные внутренние помещения, до прихода ворда служившие мастерскими преуспевающему портному.
Амара еще посидела, усваивая жуткую механическую методу уничтожения всего человеческого в плененных алеранцах.
– Я знаю, тебе нельзя об этом говорить, – тихо обратилась она к Ладье, – но прошу – попытайся.
Ладья сглотнула, тронула пальцем ошейник и, побледнев, кивнула.
– Сколько захвачено? – спросила Амара.
– Несколько с… – Ладья осеклась, шумно вздохнула, зажмурилась. На ее лице выступил пот. – Не меньше семи или восьми сотен. Может, сотню из них не пришлось… – она поморщилась, – принуждать. Из остальных чуть больше половины получаются… годными. Оставшихся используют для новых вербовок или отдают ворду.
– В рабство? – спросила Амара.
– В пищу, графиня.
Амара содрогнулась.
– Там, на площади, сотни людей.
Ладья кивнула, обдуманно, равномерно дыша.
– Да. Ворд теперь доставляет сюда всех одаренных заклинателей фурий.
– Откуда эти ошейники?
Ладья горько и болезненно рассмеялась. Достав из мешочка на поясе полдюжины узких серебристых обручей, она отбросила их как ненужный хлам.
– С мертвых рабов, графиня. Здесь вся земля ими усеяна.
Амара нагнулась, подняла один из ошейников и осмотрела его. На ощупь обычный металл, прохладный и гладкий под пальцами.
– Как это делается? – спросила она у Ладьи. – Ошейников и зелья для этого мало.
– Не скажите, графиня. – Ладью била дрожь. – Но да, это не все. Бренсис что-то проделывает с каждым надетым ошейником… – Она дернулась от боли, из одной ноздри потекла кровь. – Прежде чем надеть… – Она задохнулась. – Его отец умел и его научил. Он никому не г-говорит как. Пока ворду нужны новые заклинатели, его оставят в живых.
Она стиснула зубы, глуша крик, и зажала рот ладонью, а другую прижала ко лбу и медленно осела на пол.
Амара не могла этого видеть.
– Хватит, – мягко сказала она. – Достаточно, Ладья.
Та, стоя на коленях, раскачивалась всем телом, молча, но мучительно глотая воздух. Она сумела кивнуть Амаре и выдавить:
– С-сейчас пройдет, графиня. Минуту…
Амара ласково погладила ее по плечу и встала, повернувшись к окну на площадь. На острых осколках выбитого стекла засохла кровь. Клетки были набиты битком. Амара попробовала пересчитать пленников, но тряхнула головой. Сотни алеранцев ждали, пока ворд возьмет их на службу.
Бренсис как раз застегнул ошейник на шее женщины в красивом, но промокшем насквозь шелковом платье. Она корчилась на помосте, а он стоял над ней, и на его красивом лице отвращение мешалось с голодом и чем-то еще, чему Амара не могла подобрать названия.
– Тебе пора явиться с докладом, – тихо сказала Амара. – Но постарайся ничего не выдать.
Ладья успела немного оправиться. Она тряпицей вытерла кровь с губ и подбородка.
– Скорее умру, графиня, – прошептала она.
– Иди.
Ладья вышла, ни прибавив ни слова. Через несколько минут Амара увидела ее на площади. Ладья быстрым шагом направилась к Бренсису. По знаку Амары Циррус снова донес до нее голоса.
Бренсис взглянул на приблизившуюся к нему Ладью. Вся ее осанка, все движения полностью изменились. В ней появилась текучая чувственная грация, бедра плавно раскачивались при ходьбе.
– Ладья, – недовольным тоном проговорил Бренсис, – что тебя задержало?
– Неумехи, – гортанно мурлыкнула Ладья и, всем телом припав к Бренсису, принялась его целовать.
Молодой рабовладелец пылко ответил. Смотревшую на это Амару чуть не вывернуло от омерзения.
– А те двое, что я с тобой посылал, где? – проворчал Бренсис.
– Они, поняв, что я расскажу вам об их делах, решили оставить мой труп в темном и тихом местечке. Сперва изнасиловав. – Она поцеловала его в горло. – Я не согласилась. Боюсь, они уже никуда не годятся. Мне сходить за их ошейниками, господин мой?