Инвидия мое письмо получила. Мой отказ от отцовского предложения ее взбесил, хоть она и прячет злость между строк. Ты ее знаешь – сплошная любезность, холоднее рыбьего брюха, даже когда собирается избить кого-то до полусмерти. И отец разгневан моим отказом, но это не новость. Хотя, скажу тебе правду, я никогда ее как следует не понимал. О, роскошная женщина, умная, сильная, само изящество, – именно то, что мне требуется, по мнению отца. Но Инвидия ценит людей не дороже вороньего пера, кроме тех, в ком видит выгоду для себя. Соответственно, в столице она окажется вполне на месте, но в то же время я не совсем уверен, все ли в порядке у нее с головой.
Люби меня – и жалей – всегда.
P. S. Хорошо, что можно тебе писать. Все меньше остается людей, с которыми я могу говорить начистоту. Если бы не вы с Аттисом, я бы свихнулся после Семи холмов.
Вот тебе правда.
В ближайшие месяцы я намерен усыплять студентов лекциями по истории.
Мы еще соберемся втроем – веселой шайкой из фехтовального зала, только уже без Олдрика. Тогда во всем разберемся.
Согласен, снежный ворон?
Как там снежный вороненок? Еще ничего не подпалил? Когда я его увижу? И его мать?
Исана сквозь слезы смотрела на листок.
Септимус. Она в каждом слове слышала его голос.
Она потянула носом – пока совсем не рассопливилась – и нашла глазами дату. В конверте виднелось и второе письмо. Она вскрыла и тоже прочла.
Это писал не Септимус. Угловатый почерк с резким наклоном вправо, и лист местами порван, словно писавший слишком нажимал на перо, так что не выдержала тонкая бумага.
Раукус. Пока я добрался до Кальдерона, все уже не один час как кончилось. Но я был там, когда его нашли. Знаю, что официальная версия до тебя уже дошла, но это просто дымовая завеса.
Септимус погиб, когда его окружали пять лучших клинков державы. И там были не одни мараты. Там замешалась огненная и земляная магия, я своими глазами видел.
Септимус был единственным наследником, а его отец – по высокомерию или неспособности – допустил его убийство, хотя Септимус просил его о помощи, просил надавить на Сенат, чтобы предприняли прямые действия против властолюбивых ублюдков, которые его в конце концов достали. Первый консул пальцем о палец не ударил, и теперь держава обречена на самоубийственный раскол. Он не заслуживает моей верности, Раукус. И твоей.
Знаю, ты, тугодумный северянин, мне не поверишь. А если бы и поверил, ни за что не пойдешь той дорогой, что выбрал я.
Если Дом Гаев не способен защитить собственное дитя – да такое, каким был Септимус! – чего ждать от него народу?
Я не прошу тебя помочь, старый друг.
Просто не вставай у меня на пути.
До свидания.
– Госпожа Исана, – тихо позвал Арарис.
Исана моргнула и подняла глаза от письма.
За ними готовились к битве антилланские легионы, люди метались туда-сюда с хладнокровной поспешностью опытных бойцов. На поле внизу ворд уже столкнулся с выжившими легионами. Исана видела, как Первый аквитанский, сплотив знамена вокруг консула Аквитейна Аттиса, буквально ринулся в пасть преследующего его ворда и остановил намертво – не более чем в сотне шагов от последних беженцев.
– Аттис Аквитейн никогда не был ему врагом, – безжизненным голосом проговорила Исана. – Родиус. Калар.
– Исана? – спросила Ария.
Та молча передала ей письма:
– Неделя. Писано за неделю до нашего брака. Он был тогда немногим старше, чем теперь Тави.
Ария стала читать. Исана дождалась, пока она снова поднимет взгляд.
– Родиус и Калар, – повторила Ария. – Калара Гай убил сам. А Родиуса подставил под первый удар ворда.
– Месть, – тихо сказала Исана. – Старик ждал больше двух десятилетий и все же дождался. – Она покачала головой. – А Инвидия Аквитейн метила выйти за Септимуса. Этого я не знала. Он никогда не говорил. – Исана слабо улыбнулась. – А он дал ей от ворот поворот. Ради простой девчонки из глухомани.
– Она участвовала, – прошептала Ария, – в заговоре убийц. В письме Септимуса так и сказано. Между строк.
– Граждане, патриции… – вздохнула Исана. – Оскорбленная гордость, жажда власти, месть. Как это… мелко.
Ария с бледной улыбкой кивнула на окруженного людским вихрем Раукуса.
– По-моему, ты вдоволь успела убедиться, что граждане и патриции бывают дураками не хуже прочих. А то и почище.
Исана показала ей на письмо:
– Почитать эти письма – в каждом штрихе и росчерке просвечивает. Аттис ненавидел Гая. Ненавидел продажность и властолюбие своих собратьев.
– И стал тем, кого ненавидел, – тихо закончила Ария. – Думаю, не он первый.
Среди построения Первого аквитанского легиона загорелся огонь – свет пылающего клинка был виден даже издалека, даже при свете дня. Легион в ответ взревел, голоса звучали шумом разбивающегося о берег прибоя. Легион врезался в толщу ворда – убивал, крушил, великанов пронзал огненными копьями, двуногих чудищ осыпал огненными шарами, и те с пылающими головами валились с ног, сбивая собою других.
Конная ала, вырвавшись из соседних с Первым аквитанским легионов, проникла в брешь, добивая и топча приведенные в беспорядок полчища ворда, меж тем как легион под прикрытием кавалерии перестроился и отступил. Пехотинцы, отойдя не более трех сотен шагов от прежней позиции, восстановили порядок и пропустили к себе в тыл отступившую в свой черед конницу.
И снова легион столкнулся с вордом, двигавшимся теперь гуще и согласованнее. С флангов Первый аквитанский легион поддерживали соседи – Второй пласидский, если Исана не ошиблась, и, судя по знаменам, Коронный легион. И ворд снова попятился. И снова атака кавалерии прикрыла перестроение пехоты. Легионеры отбили триста шагов, но на земле, под ногами нечеловеческих врагов, оставалось все больше застывших безмолвных тел в доспехах.
Маневр повторялся еще несколько раз, однако Исана видела, что с каждым разом ворд становится плотнее, а легионы, прежде чем развернуться для новой стычки, отбивают все меньше земли.
– Что же медлит Антиллус? – Не выдержав, она обернулась к терпеливо ожидавшему за плечом Арарису. – Еще немного, и те легионы погибнут.
– Нет, – покачал головой Арарис. – Аквитейн добился от них, чего хотел. – Арарис указал на сплотившуюся толпу ворда. – Он заставил их сосредоточиться перед последним ударом.
– Во́роны побери, если он не прав. – Антиллус Раукус подъехал ближе и окинул взглядом поле сражения. – Их летуны нас заметили. И он сбил этих клятых тараканов в кучу, чтоб мне… – Он ударил себя кулаком по ладони – удар в тишине на высотах вышел на удивление звонким. – Недурно проделано, – словно через силу признал Раукус, – для новичка в сражениях.
– Сколько еще? – спросил Арарис.
Раукус поджал губы:
– Пять минут. При следующем отступлении, едва они станут напирать, ударим мы. – Он обернулся к стоявшим невдалеке командирам, крикнул им: – Пятиминутная готовность!
Приказ разошелся по рядам с быстротой и точностью, говорившей о долгом опыте и дисциплине. Антиллус кивнул сам себе. Исана, стоявшая сейчас достаточно близко, ощутила исходившие от него уверенность и удовлетворение. Откашлявшись, консул обратился к ней:
– Владетельная госпожа?
– Да?
– Минуту разговора наедине?
Исана вздернула брови, однако кивнула.
– Госпожа Пласида, Арарис, пожалуйста, оставьте нас на минуту.
Оба послушно отошли к стоявшим поодаль лошадям. Это нельзя было назвать уединением, но большего негде было взять среди готовящегося к выдвижению войска.
– Вы так и не спросили, – без предисловий начал Раукус. – Так и не спросили, почему я приказал двинуть свои легионы на юг. Почему ради вашего слова рискнул безопасностью своих людей. Вы, едва поднявшись с постели, потребовали коня и для себя.
– Вежливо, – напомнила Исана. – Вежливо потребовала. Я точно помню, что сказала «пожалуйста!».
Раукус блеснул зубами, рассмеялся:
– Во́роны и фурии! Видно, Септимус и впрямь знал, что делает.
Исана ответила на его улыбку:
– Я решила, что вы скажете сами, когда будете к тому готовы.
– И вы ни разу не спросили, почему я… был так настроен против вас.
– И тут я рассудила так же.
Он указал на письма, которые она еще держала в руке:
– Вы их прочли?
– Конечно.
– Вы могли оказаться одной из них, – просто сказал он. – В числе тех подлых слайвов, его убийц. Понести от него ребенка, убить его, а ребенка, когда подрастет, посадить на трон.
Исана медленно выдохнула:
– Вы и теперь так думаете?
Раукус покачал головой:
– Я последовал за вами из-за того, что́ вы показали мне тогда, в поле под Стеной.
– Что же это?
Консул пристально взглянул на нее и перевел взгляд на продолжающуюся внизу жестокую битву:
– Всякий, у кого в голове не пусто, ищет в вожде три качества: волю, разум и сердце. – Взгляд его устремился вдаль. – Два первых у Гая имелись. Этот старый кот мог внушать страх. У меня… – Аттикус пальцем ткнул себе в грудь, – есть первое и третье. Но этого мало. Гай был вполне равнодушен к людям. Он добился, чтобы его боялись и уважали, а любовь ему была ни к чему. Я, как умел, заботился о людях. Но позволил страху за них застить мне глаза на все вокруг.
– Я все еще не понимаю, – мягко поторопила его Исана.
– У Септимуса были все три, госпожа, – сказал Раукус. – Вы показали волю, когда остановили мой удар по ледовикам и когда бросили мне вызов и не отступились. Хотя прекрасно знали, чем это кончится. Вы показали, что у вас есть сердце, когда сражались со мной так, как сражались, – насмерть, не дрогнув. И когда истекали кровью… – Он мотнул головой, словно отгоняя воспоминание, но заставил себя договорить. – Истекали кровью с моим мечом в животе. А думали обо мне. Я чувствовал. Вы не притворялись, госпожа. Вы пошли на смерть, чтобы открыть мне, дураку, глаза. Не интригами, не дергая куклу за ниточки. Вы говорили то, что думали.