Последний отпрыск дома Каларов осел на гостиничный пол, сдулся, как проколотый пузырь с водой. Его кровь смешалась с душистой пеной.
Ни один звук не выдал убийства.
Амара отшатнулась к стене, отгоняя по-прежнему наводимое ошейниками блаженство. Ей хотелось – очень хотелось – опуститься на пол и снова отдаться наслаждению…
…но ошейник на ноге от одной этой мысли прекратил изливать экстаз. Она сама потребовала запрещающих такое поведение приказов. При попытке их нарушить наведенный восторг сменился бы страшной болью, и при одной мысли о ней в Амаре неудержимо вскипел ужас.
Она, чувствуя спиной потрясенный взгляд Лиссы, заставила себя добраться до платяного шкафа. Девушка в ошейнике в страхе разинула рот, слезы заливали ей лицо, прокладывая дорожки среди брызг крови. Открыв дверцу, Амара выхватила одну из туник Бренсиса, быстро надела и накинула на плечи его плащ. Одежда висела на ней мешком, но сойдет и так. Она поспешила забрать у мертвого меч: опасалась, что его неподвижность – уловка, но нет, Бренсис не шевельнулся. Меч, как и одежда, был для нее велик, но, как и одежда, годился и такой.
– Прости! – рыдала Лисса. – Прости. Прости.
Амара, обернувшись к девушке, наткнулась взглядом на свое отражение в настенном зеркале. Темно-зеленая туника и плащ подчеркивали красноту пятен, засыхающих на лице, волосах, ладонях и обнаженных коленях. В одной руке – окровавленный нож, в другой – меч, взгляд бешеный, опасный. На миг она сама себя испугалась.
– Оставайся здесь, – твердо и четко приказала она девушке, – пока не получишь иных указаний.
– Да, госпожа, – прижимаясь к полу, пролепетала Лисса. – Д-да, да, исполню.
Амара отвернулась к окну, отперла и распахнула створку. Окно выходило на рыночную площадь. На вид там все осталось почти как было: полно пленников, а охраны стало еще меньше. Из ворда видно было немногих, зато зеленое свечение кроча в других частях города стало ярче, чем прошлой ночью.
Ни в ком из окованных алеранцев она не могла быть уверена. Среди них могли замешаться добровольные пособники – как те двое с Ладьей. Кого-то усовершенствованные ошейники могли сковать прочнее других. Возможно, некоторые сумели бы ей помочь вопреки навязанной воле, но как отличить таких – она не знала.
Придется в каждом подозревать врага.
Амара еще минуту постояла у окна, ясно сознавая, как отчетливо видна в освещенном квадрате. Наверняка те, внизу, привыкли видеть в этом окне смутно очерченные женские силуэты, а подать Бернарду более внятного сигнала она не могла – не знала, где он находится. Поэтому положилась на то, что муж проследил, куда ее увели, и выбрал место, откуда видел здание. Медленно досчитав до тридцати, она задернула штору.
Амара вышла из комнаты, ступая беззвучно и окутав себя воздушной вуалью невидимости, действовавшей на расстоянии не больше выпада мечом – сильное преимущество для атаки, но не всемогущее. Достаточно искусный заклинатель металла и не видя учует ее меч, ворд же, по-видимому, оставлял жизнь лишь тем, кто талантом равнялся по меньшей мере рыцарям легионов.
В зале гостиницы обнаружилось несколько окованных алеранцев – как видно, отпущенных на отдых. Трое смотрели, как танцует одна из шептуний Бренсиса – танцует под слышимую ей одной музыку. Еще трое равнодушно перекидывались в карты, двое молча и угрюмо, словно по обязанности, наливались вином. Амара пересекла зал со всей доступной ей осторожностью. Ее еще пошатывало после сводящего с ума блаженства, наведенного двумя ошейниками сразу. Ей удалось пройти незамеченной и выскользнуть на рыночную площадь.
Первым делом она направилась к каменным клеткам-коробам, где содержали заклинателей ветра.
К счастью, замков на них не было, клетки закрывались простыми засовами. В своем теперешнем состоянии она вряд ли справилась бы с более сложным устройством, хотя в кармане уцелевшей штанины и остались припасенные инструменты. Из некоторых клеток доносился храп.
Должно быть, Бренсис подливал им в воду снотворное. Оставалось надеяться, что кто-то из алеранцев догадался и сумел вытерпеть жажду ради призрачного шанса спастись.
Амара с Бернардом и станут таким шансом.
«Или хотя бы Бернард», – с надеждой подумала Амара.
– Вы меня слышите? – прошептала она в щель под крышей первой клетки.
Ей отозвались не сразу:
– Кто здесь?
– Я курсор, – прошипела Амара, – и, во́роны, потише там!
В клетке зашептались, забубнили, слов нельзя было разобрать в этой сумятице. Другие голоса призывали к тишине, еще усиливая шум.
– Цыц! – прошипела Амара, озираясь в уверенности, что кто-то вот-вот заметит. – Мы попробуем вас вытащить, но надо собрать как можно больше народу. Все, кто еще способен лететь по прямой, будьте наготове.
– Открой клетку! – прохрипел кто-то.
– Готовьтесь, – ответила Амара. – Я вернусь.
Она скользнула к следующей клетке, и разговор повторился. Еще одна. Еще…
Ворд обнаружил ее у пятой.
Она как раз утихомиривала последнюю, полную пленников коробку, когда ящер ворда в двадцати шагах от нее вскинул голову, потянул носом и испустил отдавшийся от всех камней площади визг.
«Должно быть, учуял кровь, – подумала она. – Я же вся в крови, а хищники издалека чуют кровь жертвы. Надо было не пожалеть времени, отмыться как следует, а теперь уж поздно».
Теперь вся надежда на скорость.
Амара сбросила вуаль, чтобы занять у Цирруса скорости, одним ударом сбила все засовы на клетке и бросилась к следующей, чтобы проделать то же самое.
– Алеранцы! – В ее замедленном восприятии слова странно растягивались. – К оружию, алеранцы!
Засовы последней клетки она сбивала под пронзительный хор ворда. Пленные заклинатели ветра рвались из клеток, разрезая визг своими кличами:
– Алера!
– Бей тварей!
Только обостренные чувства Амары позволили ей заметить, как что-то мелькнуло наверху, там, где в многослойных, противостоящих фуриям клетках были заперты граждане. Сталь, ударив о сталь, выбила искры. Еще одна россыпь искр посыпалась там, где вторая стрела с невероятной силой и точностью ударила в подвес клетки, и дюжина граждан с высоты в три человеческих роста свалилась на мостовую.
Вместе с искрами от второй подвешенной клетки раздались новые крики.
– Ко мне! – Амара подскочила к ближайшей клетке. – Ко мне, алеранцы!
– Курсор, берегись! – крикнули ей из темноты.
Развернувшись уже с мечом в руке, Амара столкнулась с первым поднявшим тревогу ящером. Дав ему взвиться в прыжке и уклонившись в сторону, она встретила его мечом Бренсиса и почувствовала, как клинок протыкает хитиновый панцирь. Но удар, во́роны побери проклятые ошейники, сбил равновесие и ей, так что Амара свалилась одновременно с ящером, который, истекая гнусной темной жижей, пытался нашарить ее лапами.
Словно гром прозвучал над головой, и создание ворда будто кувалдой ударило. Стрела Бернарда вонзилась ему в основание черепа и ушла внутрь до буро-зеленого оперения.
Подняв глаза, Амара увидела, как муж с луком в руке прыгает с невысокой крыши на задок телеги, а с него – на площадь. Он шагнул к деревянной клетке – надо думать, для заклинателей металла – и провел рукой по крышке. Дерево ответило стоном, покорежилось и развалилось на куски, выпустив пленников.
– Ты цела? – Бернард протянул ей руку, взглянул испуганно. – Ранена?
Она, ухватившись за руку, позволила поставить себя на ноги.
– Я… учитывая обстоятельства, да… в смысле, да, цела. Кровь не моя. Бренсиса.
– О… – Бернард так обмяк от облегчения, что Амара готова была рассмеяться. – Молодец.
От его похвалы ошейник на бедре впрыснул ей порцию удовольствия.
– Ох! – захлебнулась Амара. – Пожалуйста, любимый, выбирай слова.
Бернард заморгал, потом, видно, понял. Лицо его омрачилось, он шагнул ближе к ней, отложил лук. Клокоча горлом, взялся за ошейник у нее на горле, голыми руками переломил и сорвал с шеи.
– Ключа к первому я так и не нашел, – сказал он, опустившись на колени. Металл на бедре облегал гораздо плотнее, и его загрубевшие теплые пальцы, подцепляя его, царапнули ей кожу. – Постой смирно, как бы тебя не поранить.
Когда он на мгновение замер, у нее мелькнула дикая мысль, что он поддался искушению. Не хочет снимать с нее ошейник? Мыслимо ли ждать от него такого? Что, если оставит как есть? Ошейник отозвался на эту мысль чистым восторгом, и Амара заколебалась, не в силах вспомнить, что в том плохого…
А потом снова щелкнул разорванный металл, и в голове разом прояснилось.
– Мерзость! – с отвращением сплюнул Бернард, показывая ей разорванное стальное кольцо.
– Ворд! – выкрикнул кто-то из запертых в деревянной клетке пленников.
Один из ящеров, перебравшись через стену, спрыгнул на пропитанную водой клетку с несчастными заклинателями огня и принялся терзать их когтями. Бернард с разворота швырнул в него стальной обруч. Усиленный фуриями бросок, попав в сустав лапы, порвал его, как бумагу. Стражник ворда с визгом заметался, разбрызгивая кровь по всей площади.
Амара бросила свой меч одному из заклинателей металла. Ворд уже лез через стены. Указав на соседние клетки, она рявкнула:
– Освободи их!
– Слушаюсь! – выкрикнул недавний пленник и, развернувшись к подвешенной клетке заклинателей земли, вскрыл ее тонким стальным клинком. Прутья решетки, брызнув искрами, разошлись, а он уже бежал к следующей.
Бернард снова взялся за лук и хладнокровно сбил со стены пару вордов.
– Нам их не удержать, – поизнес он. – Собирай заклинателей ветра и уводи отсюда.
– Не дури! – огрызнулась Амара. – Уйдем вместе.
– Слишком их много. А наши безоружны и половина на ногах не держится, – сказал Бернард.
В небе уже гудели крылья рыцаря ворда. Бернард попал ему в грудь. Рыцарь свалился наземь, как раненая куропатка, и кто-то из освобожденных заклинателей земли добил его вырванным из клетки тяжелым прутом решетки.
Но ворда прибывало и прибывало. Твари со всех сторон облепили стены, гудящий воздух выпустил из себя еще полдюжины крылатых чудовищ, обрушившихся на беззащитных, не успевших опомниться пленников.