– Никто из них не упоминал при вас о Светлане Трегубовой?
– Нет, а кто это такая?
– Тоже знакомая Анатолия.
– Да? Нет, не слышала.
– Вы не помните, Мерцалов никогда не говорил, что за ним следят?
– Следят?! – искренне удивилась девушка. – Нет, никогда.
– Ну что ж, спасибо за помощь, – сказала, поднимаясь, Мирослава.
– А вы уверены, что я помогла вам? – усмехнулась журналистка.
– Не знаю, как мне, – честно призналась Волгина, – но своему жениху вы точно помогли.
– Послушайте, – схватила ее за руку Кузнецова, – а полиция тоже будет нас допрашивать?
– Про допрашивать не знаю, но информацию о вас изучит.
– Так вы сотрудничаете с полицией, – наконец догадалась Кузнецова, – а я думала, что вас отец Толика нанял.
Мирослава не стала рассеивать заблуждения журналистки, и они расстались.
Лера села в крохотный розовый «Пежо» и умчалась.
А Волгина углубилась в одну из кленовых аллей, начинающихся сразу за кафе, и достала сотовый. Когда трубка ожила, она проговорила, улыбаясь:
– Здравствуйте, Владимир Константинович!
– О! Сколько лет, сколько зим! Мирослава! Я же просил, просто Вова.
– Хорошо, Вова, у меня к вам огромная просьба.
– Для вас все, что угодно!
– Вова! Вы знаете Карину Доброшину?
– Как облупленную.
– Не могли бы вы меня ей представить на какой-нибудь вечеринке?
– Мог бы. А зачем она вам?
– Надо…
– Ладно, понял. Но сразу скажу, Каринка, конечно, та еще стерва, но в криминале не замешана.
– Мне нужно поговорить с ней об одном ее бывшем знакомом.
– Понял! Даже знаю о ком. Но они расстались, и у Каринки теперь новый спонсор. Так что вечеринка отпадает, она там всегда с Клювиком.
– С чем?!
– Ни с чем, а с кем. С Клюевым Денисом Севастьяновичем.
– Он старый?
– Кто? – удивился собеседник.
– Денис Севастьянович, – вздохнула Мирослава.
В трубке послышалось жеребячье ржание.
– Что смешного?
– Ну, ей же его не варить.
– Значит, старый…
– Да нет, около сорока ему. Разведен. Влюблен. И у Каринки есть шансы его по-быстрому захомутать.
– И где бы мне встретиться с ней без ее спонсора?
– Как где?! А я на что?!
– Ближе к делу.
– Ну хоть раз бы сказала «ближе к телу».
– Владимир Константинович!
– Все-все! Пошутить нельзя! Короче, в пятницу у моей племянницы посиделки. Собираются дочки обеспеченных отцов и некоторые дамы типа Карины, которым удалось пробраться в их среду и притвориться своими. Я заеду за вами часов в 11 утра и привезу к себе. Там с Кариной и поговорите.
– Спасибо.
– Не за что, я помню, что я перед вами в неоплатном долгу.
– Пустяки. Дела давно минувших дней.
– Для вас может быть. А для меня нет, – проговорил он серьезно. – Ну, пока.
– Пока.
Владимир Константинович Драпецкий когда-то нажил свой капитал тем же способом, что и многие другие. Но потом вдруг стал человеком совестливым и набожным. Случилось это после того, как похитили его любимую племянницу, которой он заменил отца после гибели своего старшего брата.
Девочку продержали в подвале без еды и воды три дня. Мирославе удалось не только найти преступников, но и вычислить место, где держали узницу.
Люди Драпецкого прибыли на место вместе с полицией, и дело было завершено без кровавых разборок.
Заказчики и исполнители даже от адвокатов отказались и получили по полной, решив, что лучше быть живыми в тюрьме, чем мертвыми на свободе. В том, что Драпецкий в случае чего и из-под земли достанет, никто не сомневался.
Несмотря на то что он заплатил детективу щедрый гонорар, Драпецкий продолжал считать себя вечным должником Мирославы Волгиной, вернувшей ему не просто племянницу, а свет его очей, смысл его жизни.
До пятницы Мирослава решила отдохнуть и систематизировать ту информацию, что у нее уже имелась.
– Неплохо было бы и Шуру разговорить, – подумала она и решила рассказать ему обо всем, что удалось узнать. Она уже подъезжала к дому, когда зазвонил телефон.
– Да, – взяла она трубку и остановила автомобиль у края дороги.
Звонила Антонина Ивановна Мерцалова. Она, волнуясь, спросила, нет ли каких-либо новостей.
– Антонина Ивановна, – проговорила Мирослава как можно ровнее, – мы работаем. Но, к сожалению, дела не раскрываются так быстро, как нам хотелось бы.
– Я понимаю. Просто…
– Как только мне удастся напасть на след, я сразу вам сообщу.
– Но хоть какие-то сдвиги есть? – с надеждой спросила заказчица.
– Пока мы занимаемся сбором информации. Опрашиваем тех, кто знал вашего сына, общался с ним.
– Тоня попала в больницу, – проговорила Антонина Ивановна.
– Тоня?
– Да, молодая жена Толи, – заказчица всхлипнула, – впрочем, теперь уже вдова.
– Что с ней? – спросила Мирослава.
– Кровотечение…
Мирослава догадалась, что произошло с девушкой.
– Сочувствую, – проговорила она.
– Для Тони это, может, и лучше, – тяжело вздохнула Мерцалова, – она молодая, снова выйдет замуж. Зачем ей ребенок от первого мужа. А я… – голос Мерцаловой задрожал, – я очень хотела внука.
Мирослава не знала, чем успокоить женщину, поэтому промолчала.
– Вы извините, что я вас достаю, – проговорила Антонина Ивановна, – мне хотелось просто услышать ваш голос…
«Бедная женщина, – подумала Мирослава, – ей, выходит, и поговорить не с кем».
Точно угадав ее мысли, Антонина Ивановна проговорила:
– Сегодня вечером навещу Эльвиру, хоть отведу душу. И Сережа мне что-то не звонит, – пожаловалась она.
– А разве он у вас давно не был?
– Был позавчера, а я уж и соскучилась.
– Позвоните ему сами, я думаю, он будет рад.
– Да, Сережа хороший мальчик. Мамы у него нет. Живут одной семьей при дяде – он и отец.
Теперь Мирослава уже не сомневалась, от кого именно узнавала Антонина Ивановна обо всех подробностях личной жизни сына.
Когда заказчица отключилась, она тронула автомобиль с места и вскоре была дома. Первое, что ей бросилось в глаза – аккуратно постриженные кусты роз у забора. И она улыбнулась.
– Как хорошо дома! – вырвалось у нее.
– А сейчас будет еще лучше, – проговорил сбежавший с крыльца Морис, – ужин готовится, но у меня для вас есть кое-что перекусить.
– Что же? – заинтересовалась Мирослава, неожиданно почувствовав, что голодна.
– Ваши любимые раковые шейки и салат с сельдереем.
– Ура! – Она чмокнула его в щеку и помчалась в ванную принимать душ.
А Морис стоял, прижав руку к щеке, словно боялся, что поцелуй имеет крылья и может улететь, и смотрел ей вслед. На губах его мерцала едва заметная улыбка. Наконец он пришел в себя и поспешил на кухню, где накрыл небольшой столик на двоих.
Так искренно любить раковые шейки, наверное, может только человек, родившийся на Волге. Мирослава как-то рассказала ему, что в детстве дедушка и бабушка часто водили их с братом на набережную. Вволю нагулявшихся и набегавшихся детей вели в кафе, открытая терраса которого выходила на Волгу, и там дедушка заказывал для своего семейства раковые шейки, которые ели долго, растягивая удовольствие.
А потом было мороженое в металлических вазочках. Мирослава к мороженому была равнодушна, зато бабушка, дедушка и двоюродный брат его просто обожали. По молчаливому сговору Виктор отдавал сестре две-три раковые шейки, а она ему все мороженое полностью.
Морис догадывался, что это воспоминание было очень дорого для Мирославы, и ценил то, что она доверила ему этот светлый кусочек своего улетевшего детства. Сам он не был фанатом раковых шеек и мог ограничиться минимальным их количеством.
Главный же поклонник сидел рядом со столом и стучал по полу пушистым хвостом, желая привлечь внимание к своей персоне. Выпрашивать еду мяуканьем Дон считал ниже своего достоинства.
Конечно, его всегда замечали и так. И Дон важно собирал дань и с Мирославы, и с Мориса.
После третьей съеденной котом шейки Волгина сказала:
– Все, хватит, а то его тошнить будет.
Дон смирился, запрыгнул на кресло и стал демонстративно вылизывать черную шерсть, отливающую золотом под лучами солнца.
Они успели выпить чай, прежде чем раздался звонок сотового Мирославы. Телефон как раз оказался на кресле, где сидел Дон, и кот недовольно на него покосился. Морис взял аппарат и протянул Волгиной.
– Да, – сказала она.
– Здравствуйте, уважаемая, – быстро проговорили из трубки, – мне надо встретиться с вами срочно!
– Вы не могли бы представиться? – спросила Мирослава.
– Мог бы. Вах! Мог бы! Только не бросайте, трубка, пожалуйста.
– Я не бросаю. Я вас слушаю.
– Горе у меня, большое горе, человек серьезный сказал, что вы можете мне помочь.
– Вы забыли представиться, – напомнила Мирослава.
– Алхазур Магометович Рахметов, – выдохнула трубка.
– Я слушаю вас, Алхазур Магометович.
– Сына моего Шамиля схватили.
– Кто схватил?
– Полиция.
– Вы хотите сказать задержали?
– Как ни говори, все одно, бросили в каземат ни за что!
– Как это ни за что?
– Мой сын ни в чем не виноват! Слышите, ни в чем!
– А кто посоветовал вам обратиться ко мне?
– Как кто?! – возмутилась трубка. – Гога, конечно!
– А точнее, – попросила Мирослава, хотя уже догадалась, о ком говорит ее собеседник.
– Георгий Вахтангович Бакрадзе.
– Понятно. Только в данный момент я не могу заняться вашим делом, так как уже связана обязательствами с другим человеком и пока не довела его дело до конца.
– А выслушать меня хотя бы можно?! – перебил ее голос из трубки.
– Выслушать можно, – вздохнула Волгина, – но разговор это не телефонный.
– Сам знаю, что не телефонный!
– Вам лучше подъехать ко мне. – Она продиктовала адрес.
– Уже лечу.
И он действительно прилетел. Мирослава подозревала, что адрес ее уже был у Рахметова и звонил он из машины, стоя недалеко от поселка.