Морис метнул в нее ледяную молнию из своих серо-голубых глаз.
– Морис, солнышко, – буквально пропела она, – ты живешь в одном доме со мной. Если бы я выбрала тебя как объект слежки, то Свояков сразу бы вышел на меня и без труда узнал бы, что я тоже детектив и подъезжаю к нему неспроста. Петр Евгеньевич хоть и не производит впечатления асса своего дела, но и не дурак вовсе.
– Извините, – сказал Морис, – я об этом не подумал.
– Мир? – улыбнулась Мирослава.
– Мир, – улыбнулся он в ответ.
Дон перевел взгляд с хозяйки на Миндаугаса, потом обратно, сладко зевнул и плюхнулся на бок возле стола.
На следующий день Мирослава для поддержания легенды ездила в город, чтобы пообедать вместе с Иннокентием. Она довольно легко заметила маячившего поблизости Своякова.
– Кеша, – спросила она, – ты заметил слежку?
– Нет, а что, он здесь?
– Да. Кстати, если тебя кто-то будет обо мне спрашивать, я твоя невеста Лариса Викторовна Изотова.
– Почему не Мирослава? – скорчил он обиженную мину.
– Чтобы не рассекретил, – улыбнулась она.
– Понял. – Кеша взял ее руку и прижал к губам.
– Кеш, ты чего?
– Так для большей убедительности. – Он тотчас придвинулся поближе и потянул губами прядь ее волос.
– Не переиграй, – усмехнулась она, – и закажи мне минералки. Я пить хочу.
Иннокентий выполнил ее просьбу, себе он заказал цитрусовый сок.
– Вы мороженое будете? – спросил он ее.
– Закажи.
Когда на столе появились две вазочки со сладкими холодными шариками, Мирослава взяла ложку и стала кормить Кешу мороженым.
– М-м-м, – протянул довольный Иннокентий. Мороженое он обожал с детства. Но еще никто никогда не кормил его из ложечки. Если только мама давным-давно. Но сей факт почему-то стерся из памяти…
Обеденное время промчалось быстро, и Мирослава, проводив Иннокентия до сервиса, чмокнула его в щеку и едва скользнула губами по его губам.
– Что это было? – тихо спросил он, устремляя на нее взгляд, полный нежности.
– Поцелуй невесты.
– А я думал, прикосновение крыльев бабочки. Можно я тоже вас поцелую?
– Лучше не надо, Кеша. – Она осторожно погладила пальцами его щеку. Ей совсем не хотелось, чтобы из-за нее ему потом было больно.
Вечером приехал Шура, и Мирослава рассказала ему, что наняла детектива.
Наполеонов только хмыкнул:
– Ну и что это даст?
– Пока не знаю…
– Допустим, последит он за Кешей, и что дальше? – не отставал Наполеонов.
– Посмотрим.
– Ну-ну, будешь ссылаться на интуицию?
– Возможно.
После ужина Наполеонов поднялся в Шурину комнату и вернулся с гитарой.
– Пойдемте, что ли, на веранду или на крыльцо, – сказал он.
И когда все удобно расположились, пробежал легко пальцами по струнам, кивнул и запел приятным баритоном:
Была весна. Цвели пионы.
Похолодание пришло,
Опали яркие бутоны
И ветки снегом замело.
Была любовь. Со мною рядом
Была любимая. Теперь
Один смотрю застывшим взглядом
Я на закрывшуюся дверь.
Придет тепло. Весна вернется,
Все снова зацветет вокруг.
Вернись и ты ко мне, как солнце!
И жизнь войдет в привычный круг.
Ни жалобы и ни упрека
Ты не услышишь никогда!
Мне без тебя так одиноко!
Вернись ко мне, и навсегда!
Пион пылает точно солнце,
Как сладок аромат его.
Я душу всю отдам до донца.
Люби меня! Прими всего.
Прошло десять дней. За это время Мирослава успела допечь Наполеонова, и он согласился помочь пробить все машины с предоставленными ею номерами. Естественно, ворча, кряхтя и приговаривая, что никто в полиции не обязан разгадывать шарады.
– Обязан, обязан, – уверяла его Мирослава, – в этом и заключается суть ее работы.
Так удалось выйти на синюю «девятку». Но описание ее владелицы не совпадало с описанием, данным свидетелем. Тимофей Иванович описал субъекта, попавшегося ему на глаза на стоянке, как бесполое существо с короткой стрижкой. А владелица синей «девятки» Софья Викторовна Артемьянова радовала мужской взгляд пышными формами, голубыми, почти что незабудковыми глазами и белокурыми волосами.
Но ведь бесполое существо и не могло сидеть за рулем автомобиля. Там сидел кто-то другой. Были ли они сообщниками или появление некто именно тогда, когда Мерцалова окликнули из синей «девятки», было всего лишь совпадением? Нет, Волгина не верила в совпадения.
Полиция же ставила под сомнения показания деда Трофима, ссылаясь на его преклонный возраст и расстояние, на котором стояла от него машина.
И плюс ко всему прочему у Артемьяновой было непробиваемое алиби.
– И чего ты теперь от меня хочешь? – развел руками Шура.
Мирослава сама не знала, чего именно она хочет на данном этапе от Наполеонова.
Алиби у Артемьяновой действительно было несокрушимым. В день убийства Мерцалова отмечали 50-летие матери Софьи, и все гости могут подтвердить, что Артемьянова никуда надолго не отлучалась. Оперативники проверили все чуть ли не до минуты, не на шутку рассердив девушку своей «приставучестью», как она выразилась сама.
Мирославе пришлось поверить в алиби Артемьяновой, тем более что и ее связей с Мерцаловым выявлено не было.
– Шур, – вздохнув, спросила она на всякий случай, – а от нее не пахло мятой?
– Чем?!
– Ну ментолом? Может, она курит сигареты дамские с ментолом или увлекается жвачкой?
– Нет, от нее пахнет какими-то приторными духами.
– Понятно…
– Ошибся твой дед.
– Не мог он. Про ментол это я так… Ведь Иваныч учуял его не от той, что сидела за рулем.
– Еще попроси меня перенюхать всех ее знакомых, – фыркнул Шура.
– Идея хорошая, – одобрила Мирослава, – но трудновыполнимая…
– Ну, знаешь ли, – всплеснул руками Наполеонов, – не ожидал от тебя такой упертости.
Она пришла к выводу, что распутывать этот клубок ей придется самой. И Артемьянову, несмотря на ее алиби и раздражительность, она посетила.
Только вот разговора не получилось. Софья, в отличие от многих, прочитала протянутое ей Мирославой удостоверение внимательно и, презрительно фыркнув, заявила, что разговаривать с частными детективами она не обязана и не будет. Слово «частный» она произнесла по слогам, вложив, наверное, в него всю имеющуюся у нее в наличии язвительность.
– Что ж, заставить я вас не могу, – ответила Мирослава, повернулась и стала спускаться по лестнице. Дверь не закрывалась, Волгина была уверена, что Артемьянова смотрит ей вслед, она не ожидала, что детектив так легко отступит.
Выходя из подъезда, Мирослава столкнулась с толстой тетушкой, в руках которой было два пустых ведра.
– Извините, – обронила Волгина.
– Ничего, – добродушно пробасила та, – я сама неслась как угорелая.
И когда Мирослава попыталась обойти ее, спросила с любопытством:
– Вы ведь не из нашего подъезда?
– Нет.
– Никак новая Колькина зазноба?
Мирослава остановилась:
– Увы…
– Не сожалей, – перейдя на «ты», проговорила толстушка, – Колька не подарок.
– Я детектив, приходила к Софье Артемьяновой, – проговорила Волгина, присматриваясь к толстушке.
– Да ты что! – Тетка поставила ведра на пол и всплеснула руками.
– Но разговора не получилось…
– Это еще почему?
– Так я не из полиции, а частный детектив.
– Да ты что?! – изумилась толстушка, отпихнула ногой в сторону ведра, схватила Мирославу за руку и вытащила из подъезда, плюхнулась на лавочку, увлекая детектива за собой.
– Рассказывай, – велела она.
– О чем? – улыбнулась Мирослава.
– Значит, так, меня зовут Анфиса Капитоновна, можешь называть просто Анфиса. А тебя?
– Мирослава.
– Вот и познакомились. Я фанатка всех сериалов про полицию, еще про адвоката люблю сериал и книжки всякие. Например, про Нира Вульфа, Мейсона и так далее, но вживую мне видеть детективов не доводилось.
– Как видите, ничего интересного…
– Очень даже интересно! А ты зачем к Софье приходила?
– Проверить ее алиби.
– На какое число?
Мирослава назвала.
– Тут тебе ничего не обломится, Софья на дне рождении матери была. Там у них в ресторане кутеж был. Всю семейку вызванное такси в ресторан отвезло, а потом обратно уже за полночь доставило.
– А разве Софья не на своей машине поехала?
– Скажешь тоже, на своей! – Анфиса весело засмеялась. – Знаешь, что в ресторане на юбилее делают?
– Веселятся.
– Во! Едят, пьют!
– Пьют…
– Дошло. Значит, автомобиль оставался на стоянке во дворе.
Анфиса задумчиво посмотрела на притулившуюся поодаль «девятку», покачалась из стороны в сторону и сказала:
– Нет. Машины Сонькиной в этот день там не было.
– Точно?
– Точнее не бывает. Пошли!
– Куда?
– К Степанычу! У него три шавки, он раза три их выгуливает. Делать нечего старому пню. А одна из его шавок Сонькину машину невзлюбила и все норовит обгадить ей колесо. А Сонька разоряется, как резаная, так что Степаныч бдит.
– Хорошо, пойдемте к Степанычу.
В подъезде Анфиса подхватила свои ведра и почти бегом поднялась на третий этаж, открыла дверь, впихнула ведра, закрыла дверь и помчалась вверх по лестнице. Мирослава не ожидала от толстушки такой прыти и едва поспевала за ней. На четвертом этаже Анфиса нажала на кнопку звонка, потом застучала, приговаривая при этом: «Открывай, Степаныч».
Наконец дверь открылась. На пороге стоял старичок в семейных трусах, сильно смахивающий внешним видом на гнома из мультфильма.
– Ты чего, Анфиска, буянишь? – спросил он строго толстушку.
– Степаныч, голубчик, давай помогай!
– Тебе, что ли? И чем? – буровил он Анфису пристальным взглядом.
– Вон, пень старый, – всплеснула она руками, – мне он помогать будет! Я тебе детектива привела.