– Пабло, – коротко сказал он. – Спрашивает, знаю ли я, где ты.
Иллюзия растаяла, словно пробила полночь и машина превратилась в тыкву. У меня мгновенно возникло ощущение, будто братец и все мое семейство сидят позади нас и следят за каждым моим движением. Я посмотрелась в маленькое запотевшее зеркало над лобовым стеклом. Да, видок тот еще: сразу ясно, что отыграла напряженный футбольный матч, а потом часа два валялась в песке на пляже. И как мне все это замаскировать?
По крыше машины громко стучал дождь, играя у меня на нервах.
– Он волнуется. Что мы ему скажем?
– Ничего!
Диего посмотрел на меня так, словно я несла чушь.
– Я поднимусь с тобой и скажу Пабло и всей вашей семье…
– Нет! – вырвалось у меня чуть громче, чем я хотела. – Благодаря Пабло у нас только что появился прекрасный предлог, чтобы быть вместе.
– Он все сразу поймет. Он не дурак. И должен знать… про нас, – возразил Диего.
Я взяла лицо Диего в ладони и поцеловала его.
– Вот что мы скажем…
Он доверял мне так безоглядно, что набрал сообщение под мою диктовку, ни словом не возразив. Сидел, выпрямившись, и печатал ложь своему лучшему другу. За всю свою жизнь я никогда не испытывала такой власти над другим – и эта власть опьяняла, одурманивала.
Диего на полной скорости погнал в сторону моего дома, но гроза все равно преследовала нас до самого района 7 Сентября. Когда мы пересекли Окружную, проливной дождь и ураганный ветер бушевали над западной частью Росарио. По улицам бежали бурные потоки. Сучья ломались и обрывали провода, обрекая жильцов ближайших домов на темноту и подтекающие холодильники. Пустой автобус номер сто сорок шесть пропустил нас, и его фары ярко осветили темную улицу. БМВ не был рассчитан на ураган «Санта-Роса», который грозил потопить нас.
– Увидимся завтра, – пообещал на прощание Диего.
– Как?
– Придумаю.
Когда я вышла из машины, потоки ливня все равно оказались бессильны смыть с моих губ последний страстный поцелуй Диего и касания его рук я все равно чувствовала всем телом. Чувствовала и то, как он провожает меня взглядом, пока я медленно хромаю вверх по лестнице. Нога, правда, уже болела не так сильно. Диего сказал: скорее всего, сухожилие у меня просто растянуто, но надо поберечься. Лучиано вон играл, повредив колено, а когда врачи поняли, что мениск у него порван, было уже слишком поздно. Ни одна из маминого арсенала страшилок, призванных внушить мне понятия о приличиях, не напугала меня так, как встреча с Лучиано в его синей спецовке «Валерии».
Поднявшись на свой этаж, я помахала Диего, и он наконец укатил. Ох, если бы он взял меня с собой! Но нет – придется иметь дело с предками. Из-за двери звонко залаял Нико, выдал меня, теперь нечего было и мечтать просочиться в квартиру незаметно.
Удивительно, но электричество у нас не отрубили, несмотря на бурю. Дома никого не оказалось, кроме Пабло. Брат сидел перед телевизором и прихлебывал апельсиновый сок прямо из горлышка бутылки. Нико облизал мне руку и вернулся под бок к Пабло. Часы на телевизоре показывали двенадцатый час. А где же мама с отцом? Куда они сегодня-то подевались?
При виде меня на лице Пабло проступило облегчение, но он поспешно изобразил гнев.
– Где тебя черти носили?
Он рявкнул, совсем как отец, и я попятилась. Должно быть, брат тоже услышал сам себя, потому что отставил бутылку и уже мягче сказал:
– Я за тебя перепугался.
Поскольку он явно старался взять себя в руки, я осмелела, подошла, чмокнула его в щеку. От него пахло новым одеколоном Диего.
– Я работала, Паблито. Думала переждать бурю, но потом смотрю – куда там, погода все хуже и хуже.
Пабло покачал головой.
– Как же. Ты все это время была с Диего.
Брату легко было угадать правду. Он и сам не раз так проводил время с Марисоль и другими девицами, которых менял как перчатки с тех самых пор, как обнаружил, что его привлекательная внешность и ослепительная улыбка способны вскружить им голову.
Снова раздался гром, и песик испуганно заскулил. Похолодало градусов на десять, не меньше, и по коже у меня бегали мурашки. Я поставила чайник, сварганила себе бутерброд с ветчиной и сыром.
– Хочешь, тебе тоже сделаю? – Я глянула на брата через плечо.
Он щелкал пультом, переключая каналы.
– Ага, давай.
Казалось, машина времени перенесла нас в прошлое, в те времена, когда мама работала в ателье в центре города и вечера по большей части мы коротали вдвоем. Теперь-то пообщаться с Пабло с глазу на глаз не удавалось.
Когда я поставила на стол бутерброды и свежезаваренный матэ, Пабло смотрел повтор «Симпсонов» и хохотал так, будто их показывали впервые. Серия уже заканчивалась. Брат отхватил кусок бутерброда и улыбнулся.
– Спасибо. Я прямо помирал с голоду.
– Так мог бы сам себе что-нибудь приготовить, нет? Яйца у тебя не усохнут и не отвалятся, если ты сделаешь себе еду сам.
Он хохотнул.
– Но ты же сделала мне бутерброд. Моя тактика сработала!
Я показала ему язык.
– В следующий раз заморю голодом.
Мультик закончился, и программа переключилась на репортаж о том, как «Сентраль» отправил всех своих игроков, даже резервный состав и молодежные команды, на семинары по борьбе с домашним насилием. Пабло закатил глаза и выключил телевизор.
– Почему? – спросила я.
– Негрита, я ничего не имею против семинаров. Есть парни, которые ведут себя безобразно, потому что не умеют по-другому, и их можно исправить. Но чертовски обидно, когда целая жизнь упорного труда идет псу под хвост, потому что ты на минуточку вспылил. Ну и, как говорит отец, некоторым женщинам нравятся плохие мальчики и хулиганы…
Одно дело – когда такое нес папаша, и совсем другое – слышать это от брата. Я срочно напомнила себе: мне нужно, чтобы Пабло был на моей стороне, нужна от него важная услуга. Поспорить мы поспорим, но его не переубедишь, так зачем мне расстраиваться и тратить силы на тщетные попытки? И все-таки я высказалась:
– Знаешь, сколько девушек страдает от такого мышления! Вот хотя бы я сегодня вечером. Я боялась идти домой одна. Я не могу даже спокойно дойти до автобусной обстановки – боюсь, что пристанут, нападут. И ты тоже боишься – за меня.
Пабло щелкнул языком.
– Ну-ну, не преувеличивай. Конечно, ситуация не особенно благополучная, но таков мир, в котором мы живем, малышка. Может, тебе просто вообще не стоит работать. Когда ты где-то не дома, мы переживаем, что ты попадешь на следующий плакат. Если не убережешься, сама будешь виновата.
– Я не намерена становиться одной из них! – отчеканила я. И ни одна из девушек и женщин, чьи лица смотрели с городских стен, не намеревалась пополнить статистику. Но теперь их винили в преступлениях, от которых они же и пострадали!
– А вы с Диего правда опять гуляли? – полюбопытствовал брат. – Когда я ему написал, он ответил, что везет тебя домой. Чего же не поднялся вместе с тобой?
У меня была заготовлена на это продуманная ложь во всех подробностях.
– Мы не ходили на свидание. Мы столкнулись случайно, – гладко соврала я. – Когда я сидела в монастыре и носа не могла высунуть из-за грозы, одна из монашек сказала, что сейчас подъедет Диего, привезет какие-то пожертвования, вот я и подождала его.
Пабло кивнул, поверив нашей с Диего выдумке.
– Ну а потом все, конечно, захотели с ним повидаться, поснимать селфи, я и не заметила, как время пролетело и было уже поздно. Диего обещал тете Ане, что сегодня переночует у нее, дома, поскольку завтра ему улетать.
Пабло зевнул.
– Не знаю, чего он разъезжает на такой тачке в эту жуткую погоду. Наверное, когда денег куры не клюют, можно себе позволить…
В голосе брата прозвучала откровенная зависть.
Тут я сочла за лучшее уйти к себе – привинчивать новую дверную ручку. Не хотелось видеть эту сторону Пабло. Напоследок, подхватив рюкзак, я взъерошила брату волосы.
– Спокойной ночи, Жеребец. Не забудь заезжать за мной, когда у тебя будет свой БМВ.
Пабло фыркнул.
– Ты имеешь в виду мой красный «камаро»?
– На наших-то улицах? Упадешь в открытый люк и улетишь до самого Китая.
Пабло запрокинул голову и расхохотался.
– По крайней мере в Китае любят аргентинских футболистов!
Вот – надо ловить момент. Он размяк и сейчас мне не откажет.
– Паблито… – Я гипнотизировала его взглядом, надеясь, что брат прочтет мою просьбу у меня на лице. Он знал – есть то, что слишком важно и словами не выразишь.
Пабло сжал губы, но глаза у него все еще были добрые, бархатные, как у прежнего Паблито, того, которого теперь больше никто не видел. Наконец он кивнул и сказал:
– Я не выдам предкам, что ты вернулась так поздно. Но только один раз.
– Больше не буду.
Я вышла из кухни и уже думала, что все позади, но тут Пабло окликнул меня:
– А что у тебя с ногой? Ты же хромаешь, и штаны все в грязи.
– На тренировке досталось, – соврала я.
Пабло засмеялся.
– Ладно тебе дурочку валять. Что на самом деле случилось?
Я пожала плечами.
– Шла к машине Диего, провалилась в люк, очнулась – вокруг Волшебная страна. Но пришлось вернуться в реальность.
Шутка выдавала слишком многое, но брат все-таки улыбнулся.
– Ты уж поосторожнее, ладно? – сказал он. – Всем известно, в Волшебной стране полным-полно волков.
19
Можно ли считать чудом то, что удалось лишь благодаря вранью? На самом деле мне не хотелось знать ответ, а потому я убрала открытку с Корреа-покойницей в ящик тумбочки.
В ду́ше у меня из волос так и сыпался песок и хлебными крошками лежал под ногами. Потом, закутавшись в полотенце, я свернулась клубочком на постели. Прижала к себе именную футболку «Ювентуса» – от нее до сих пор пахло Диего. На тумбочке лежали сухие лепестки.
Когда боль в ноге отпускала, меня обдавало волной жара от свежих воспоминаний. Я мысленно повторяла все слова и клятвы Диего, чтобы никогда не забыть их, чтобы черпать из них силу. Он заполучил власть надо мной, но и я – над ним.