Я стала фантазировать, как лечу с ним завтра. Отправляюсь в новую гламурную жизнь, в его Италию. Не я первая и не я последняя кручу роман с футболистом и фантазирую о таком. Я вся горела, я покачивалась между явью и грезами, все еще ощущая чуткие пальцы Диего на своей коже, мягкие губы на своих губах. Сегодня я не забаррикадировала дверь комодом. Правда, и привинтить дверную ручку сил не было. А Нико ушел спать к Пабло.
Чьи-то шаги послышались совсем рядом.
– Камила, что случилось?
Это мама трясла меня за плечо. Я резко села в кровати.
– Hija, доченька, ты здорова?
Сердце у меня застучало во всем теле сразу, даже в кончиках пальцев, будто я и превратилась в одно сплошное трепещущее сердце. Мама приподняла мое лицо ледяными ладонями, приложила губы ко лбу. Ой, а вдруг она почует Диего и все мои секреты, о которых я ей не рассказывала?
Потом я вспомнила. Сегодня Диего улетает.
– Я не услышала будильник, – я задыхалась, будто пробежала короткую дистанцию. Голос звучал хрипловато.
– Деточка, по-моему, ты заболела. – Мама оглядела комнату, будто ища виновных. Потом посмотрела на умирающий букет. На меня. – Ты расстроена, что Диего уезжает?
Умом я понимала: ему надо вернуться в Италию и ни к чему оставаться в Росарио. Мне совсем, совсем не надо, чтобы он отказался от мечты всей своей жизни лишь ради меня. Вчера вечером мы, пьяные от любви дети, пообещали ждать друг друга, и мы постараемся, чтобы на этот раз любовь на расстоянии не угасла. Все будет не так, как в прошлый раз, когда Диего уехал и забыл меня на год.
Я изо всех сил обхватила себя руками, чтобы подавить дрожь, но ничего не вышло – только снова свело ногу. А Диего рядом не было – и некому было помочь мне расслабить мускулы, и физиотерапевта с бутылкой дорогущей минералки тоже не было. Только мама со встревоженным лицом.
– Пабло сказал мне, что ты вчера упала на улице. Ты ничего не повредила? Может, тебе сегодня лучше посидеть дома?
Школу я не пропускала со дня забастовки – я тогда была в третьем классе. Школа и футбольное поле – это для меня было святое.
– Я не могу прогуливать, – ответила я маме. – У нас опрос по истории и контрольная по математике.
Мама обошла мою комнату, буквально обнюхивая каждый угол. Если ей не помешать, она сейчас обнаружит футболку «Ювентуса», спрятанную под подушкой. А там же мое имя напечатано! Увидит – огребу неприятностей побольше, чем если бы Диего подарил мне кольцо с бриллиантом.
– Где ты была вчера вечером? – спросила я. Отвлекающий маневр.
Мама улыбнулась, и ее глаза заблестели.
– Понадобилось отвезти платье, а поскольку лило стеной, папочка предложил подбросить меня на машине. – Она прикусила губу и стиснула руки, точно девчонка-школьница, которая взахлеб делится сплетнями. Но мама у нас тоже мастерица хранить собственные секреты. Она собрала с пола мою грязную одежду и добавила: – А потом мы поехали выбрать ткань для платья, для одного важного заказа, а потом перекусить. Правда, чудесно?
Мама споткнулась и подняла с пола дверную ручку, которую я не привинтила вчера. И помрачнела.
– Что случилось, мам?
Мама посмотрела на меня так, будто мысленно отматывала время назад и хотела увидеть маленькую девочку, какой я когда-то была.
– Выглядишь ужасно. По-моему, дочка, тебя сглазили. – Мама погрозила мне пальцем. – Говорила я тебе, поосторожнее с зароками каким попало святым. Вчера ты была хорошенькая, как картинка.
От такой нежданной жестокости я онемела.
– Ах, как жаль, что ты уже не малышка. – Мама вздохнула и прижала руку к сердцу. – Вот бы кто придумал средство, чтобы детки не росли и всегда были в безопасности.
Просто ненавижу, когда мама так говорит! Можно подумать, я виновата, что не могу на всю жизнь остаться десятилетней. Можно подумать, у меня был выбор – решать, когда вырастет грудь или придут первые месячные. Почему мать внушает мне чувство вины за то, что я живая?
Она направилась к двери, а ручку взяла с собой.
– Я сама ее привинчу. Давно надо было. Ну, иди, а то опоздаешь.
У меня болела каждая мышца, руки и ноги были как свинцовые, но оделась я молниеносно.
– Ты поговорила с родителями? – спросила Роксана, когда прозвенел звонок на большую перемену. Выбора у меня не было – я поплелась за ней во двор. – Мои расстроились, что мне пришлось выбирать между выпускным и турниром, мол, все-таки приоритеты есть приоритеты. Мама мне уже и выпускное платье заказала, и вообще. Но теперь она возглавила сбор средств для команды.
Я так погрузилась в свою историю с Диего, что и думать забыла о том, что у нас турнир накладывается на выпускной, или о том, что мне нужно будет вытрясти из родителей подписи на документах для регистрации в ФИФА. Я забыла даже о деньгах, которые необходимо накопить на турнир. Сбором средств мы много не наскребем.
На меня тяжким грузом давили все мои секреты и ложь, которую мне пришлось наплести, чтобы не выдать их.
Я уткнулась головой в ладони. Роксана приобняла меня за плечи. Окунувшись в ее тепло, я поняла, что меня опять трясет. Джорджина и Лаура, которые как раз выходили из вестибюля во двор, посмотрели на нас с подозрением. В прошлом году в школьном туалете застукали девчонок на год младше нас. С тех пор в школе началась «охота на геев», как ее определила Роксана. Однополые браки в нашей стране легализовали раньше, чем в Штатах, но общественное мнение законам не подчиняется. Из людских сердец это так просто не вырвать. Под взглядами девчонок Роксана и не подумала выпустить меня, лишь обняла крепче.
– Пусть думают что хотят.
От смеха я затряслась еще сильнее, и на лице у нее возникла тревога.
– Мы вчера попали под ливень, и, думаю, я простыла.
– Погоди-ка… – сказала она. Я прямо видела, как Роксана подсчитывает, когда это было. – Вы с Диего сколько пробыли вместе?
– Недолго, – соврала я и покраснела, как ее банка «колы». – И вообще, он сегодня улетает.
Роксана легонько потянула за красную ленточку, завязанную у меня на запястье. Зазвонил звонок на последний урок – математику. Уф, не придется опять врать или объясняться. То, что вчера произошло между мной и Диего, было неизбежно, но все-таки неожиданно. Роксана любит меня, но мы с ней очень разные. Она никогда не поймет. Ложь лучшей подруге – пока что самый тяжкий из моих грехов, но сдавать назад уже поздно.
Я с трудом продралась через контрольную по математике. Наверное, не наберу и шести баллов, так что в аттестате будет пробоина.
После уроков Роксана пошла проводить меня до проспекта Альберди.
– Так-так-так, – сказала она. – Вот не думала, что он настолько легко сдастся. Я была уверена, что он изобразит «Три метра над уровнем неба» и примчится за тобой на своем мотоцикле.
– Нет у него мотоцикла, – отозвалась я. Хотя я знала, что увижу Диего позже, все равно машинально высматривала его машину.
– Ну на БМВ – какая разница, – ответила Роксана.
Я поспешно чмокнула ее в щеку и зашагала вперед – пока она не потянула за нитку и не размотала весь клубок лжи, который я накрутила.
В автобусе я тоже высматривала Диего. Если мимо мелькала черная машина, сердце у меня заходилось и, хотя уже по-зимнему похолодало, на лбу выступала испарина. Но каждый раз я успевала рассмотреть водителя – и все надежды рассыпались в прах.
В конце концов по-настоящему меня заставила подпрыгнуть совсем другая машина. Не Диего, а папаши. Я пропустила свою остановку, вышла на следующей и увидела отцовский красный «пежо» на парковке у дома совсем неподалеку от монастыря Доброго Пастыря.
Сначала я решила было, что у меня помрачение. Но узнала флажок клуба «Росарио Сентраль», который висел на зеркале заднего вида вместе с желто-синими четками, – значит, точно папашина машина. Дождь хлестал меня по ногам, ветер норовил вырвать зонтик.
Что это папаша тут забыл?
Дверь дома отворилась, и я воровато прикрыла лицо зонтиком. Торчать так посреди тротуара было невозможно, поэтому я метнулась к киоску на противоположной стороне улицы. Схватила с лотка упаковку шоколадного печенья «Космический капитан». Надо же, сто лет не встречала эту марку! На всякий случай даже проверила срок годности. Свежее.
Пока я ждала своей очереди, глянула через плечо. Парадная дверь того дома так и стояла нараспашку, а из нее успела выйти молодая женщина – с виду чуть постарше меня. Крашеная блондинка, в косухе и обтягивающих джинсах она выглядела противоестественно тощей. А черные сапоги были на таких высоченных каблуках, что передвигалась она на них как жук-палочник. За ней из дома вышел мой отец, любезно открыл для дамы дверь машины и сел за руль. Его лицо прямо сияло от довольства.
Я не сводила с него глаз, пока машина отъезжала от дома, чтобы влиться в поток транспорта.
– Малышка, ты собираешься платить за печенье? – спросил паренек-продавец. Из рта у него торчала незажженная сигарета. Я не ответила, и тогда он вынул сигарету изо рта и положил на прилавок. – Тебе только печенье? Ты бы знала, как я долго искал этот сорт!
Я поспешно сунула ему деньги и снова посмотрела на автомобиль. Отец поднял взгляд, увидел меня в зеркале заднего вида и укатил.
20
Первой, кого я увидела в школе при Добром Пастыре, была Карина. Она сидела у окна, погруженная в книгу Альмы Маритано. От такой картины я заулыбалась, хотя уже думала, что не смогу. Отец Уго оказался прав. Даже если поможешь хоть одному ребенку, игра стоит свеч.
Мы с Кариной разными дорогами шли к одной и той же цели – к свободе, для нас такой же баснословной, как рай. Карина выглядела как маленькая версия меня: она погрузилась в книгу, разбирая секретный шифр, который писательница вплела в каждую фразу – для таких неукротимых девочек, как мы с ней. Если это правда, что часть нашей души остается в любимых книжках, надеюсь, Карина почерпнет сколько-то храбрости у маленькой Камилы, которая когда-то листала эти же страницы.