– Во-первых, я же еще не видел Диего. Он мне прислал сообщение, что заедет, а я ответил: зайду поздороваться. – Глаза у Сезара блестели. Сейчас от него не требовалось изображать перед моим папашей, будто на Диего ему наплевать, и было видно, что встреча со звездой вскружила Сезару голову. – А потом мы с твоей мамой заболтались. Сама знаешь, как это бывает. – Он потупился – как всегда, когда заговаривал о маме. И почему только Сезар скрывает, что они дружат?
Но ведь у меня возникли подозрения, и донья Китти неспроста шпионила из-за штор, значит, подобная дружба – явление из ряда вон выходящее.
– Ты не идешь на матч с отцом и Эктором?
Сезар поднял голову, и я увидела в его глазах пелену грусти. Он коротко ответил: «Нет», – но слово повисло в воздухе, будто прося угадать, о чем он сказать не мог. Сезар глубоко вздохнул. Может, у него на языке вертелись папашины секреты? О той блондинке в обтягивающих джинсах он точно должен знать. Может, он разговаривал с мамой о папаше? Но вот Сезар шумно выдохнул, взъерошил мне волосы и сказал:
– Ты так простынешь – не стой на ветру, иди в дом. Твоя мама как раз заварила матэ.
Я кивнула и тут только поняла, что рядом с Диего у меня и озноб прошел.
– А знаешь, ты ведь вылитая мама в юности. Будь с ней поласковее. – Сезар поцеловал меня в щеку и преспокойно двинулся вниз по лестнице, сунув руки в карманы куртки.
В его словах прозвучала печаль, и я никак не могла от них отделаться – увязла как мошка в меду.
Мама подняла голову на звук моих шагов, но, когда увидела, что это я, удивление у нее на лице сменилось досадой – будто вот я появилась и тем уже испортила ей день. Она взяла телефон и выключила музыку.
– Ты разминулась с Диего.
Я и правда хотела быть с ней помягче, но мои благие намерения вмиг растаяли, как утренний туман. Почему мама меня так обижает? Почему вымещает на мне свою злость? Тут только я заметила, что и она в ювентусовской футболке. Ткань натянулась на ее груди, и буквы слегка разъехались в стороны. Черно-белые полосы только подчеркивали, какая мама фигуристая. На миг я тоже увидела ту молоденькую девушку, которую помнил Сезар. Та девушка, чьи мечты умерли, когда она решила следовать чужим, – была погребена под ожиданиями, обязательствами, ложью; точно так же я сама прятала свою Фурию. Та девушка задохнулась подо всем, что на нее навалилось.
А мой гнев растворился сам собой. Вдруг через двадцать лет я тоже стану вот такой? Покорюсь судьбе, но буду подталкивать дочь к свету, чтобы хоть она обрела свободу? Или вцеплюсь и потяну на дно, чтобы не остаться одной во мраке?
Я сняла кроссовки и поставила возле напольного обогревателя.
– Знаю. Сезар сказал мне, что Диего забегал.
Мама вдевала нитку в иголку – такую тоненькую, что казалось, будто в пальцах у нее ничего нет.
– А, так ты видела его? – спросила она.
Я, хромая, прошла в кухню.
– Да. Не знала, что он заходил, пока отца не было дома. – Помимо моей воли, прозвучало это слишком укоризненно.
Мама глянула на меня и пожала плечами.
– Мы с Сезаром выросли вместе. Почти как вы с Диего.
Что она подразумевает? Что у них с Сезаром такие же отношения просто потому, что они давно знакомы? Или нечто еще? Интересно, мама хоть представляет, какие картины возникли в моем воображении?
– Диего еще заехал к Доброму Пастырю, – сказала я. – Он… привез всем подарки. Дети так радовались. И мне привез вот это. – Я показала маме рюкзак, потому что прятать его было бессмысленно. Но вот о мобильнике, который оттягивал карман моей куртки, умолчала.
Мама заглянула в рюкзак и озабоченно наморщила лоб.
– Если все это продать, можно выручить хорошие деньги. Смотри-ка, тут все фирменное, даже с бирками.
– Мамочка, я не собираюсь ничего продавать.
Я почувствовала себя совсем как Паола, когда та показывала мне фотографию с автографом.
– Как хочешь, конечно, но, скажи на милость, зачем тебе шиповки? – в недоумении спросила мама.
Эх, лодыжку мне в одиночку все равно не вылечить, а вернуться в форму надо как можно быстрее… Да и хранить секреты я уже безумно устала! Ничего не поделаешь – пора сознаваться.
– Вот. – Я приспустила брюки и показала маме здоровенный синяк, который растекся по колену и бедру. Он смахивал на лилово-зеленую карту какого-нибудь острова невезения.
Мама ойкнула и прикрыла рот ладонью. Я думала, она удивится, но она испугалась и тут же заполыхала гневом:
– Кто тебя так?!
Протянула руку, но не успела коснуться моей кожи – я закатала штанину и показала теперь уже лодыжку.
– Камила, ради всего святого! – воскликнула мама, увидев отек. – А это ты как умудрилась? Пабло сказал, упала на улице, но я даже не представляла, что ты так стукнулась. А папочка… – Она осеклась.
Я со вздохом расправила штанину и села рядом с мамой.
– Мне надо кое-что тебе сказать, – начала я осторожно.
У мамы на глазах мигом выступили слезы, но расплакаться я ей не дала – поспешно закончила:
– Мам, я уже почти год играю в футбол.
Мама со свистом втянула воздух сквозь зубы.
– Ты… что?
Я перевела дух и выложила ей все.
– Некоторое время назад я начала играть в любительской команде с Роксаной. Она вратарь. Им был нужен нападающий. Я-то не играла лет с двенадцати, но тут как-то… все само вспомнилось. А потом сеньора Алисия, тренер, увидела, как мы играем, и пригласила нас в свою команду. – Я рассказывала и видела, как мамино лицо твердеет и твердеет. Нервничая, я рвала на кусочки бумажную салфетку, и на столе уже вырос маленький белый сугробик из клочков. – В прошлое воскресенье у нас был матч за чемпионство в местной лиге. И мы выиграли. – Я помедлила. А если сказать, что выиграли благодаря мне, – это совсем хвастовство или ничего? – Мы квалифицировались на Южноамериканский кубок, понимаешь, настоящий турнир под эгидой ФИФА, и он будет в декабре, здесь, в Росарио, и мы…
– В декабре мы всей семьей едем в Кордову, – напомнила мама. – Папочка обещал, что, когда Пабло отыграет последний матч в сезоне, а у тебя пройдет выпускной, мы поедем в Карлос-Пас в отпуск. Впервые в отпуск всей семьей!
– Никуда я не поеду. И уж тем более с отцом, – резко ответила я. – Я нужна своей команде.
Мама разинула рот.
– Вчера у нас на матче была тренер из Штатов, она меня заметила. – Горло отчаянно саднило, но я говорила, невзирая на боль. – Сказала – у меня особый талант.
Мама покачала головой, смахнула со стола невидимые крошки.
– Знаю, что загадываю наперед, но…
– Нет, Камила, и речи быть не может. Ты сошла с ума. Это все пустая трата времени! – Маме даже не пришлось повышать голос – мой карточный домик и так рухнул. – И как же медицинский? Неужели ты столько занималась – и все зря? Я тут порчу глаза над шитьем, чтобы ты смогла сосредоточиться на учебе в следующем году. И я уже придумала тебе выпускное платье. Поскольку у тебя не было кинсеаньеры, тут я постаралась как следует.
Она все перечисляла, на какие жертвы пошла ради меня, и каждая фраза ранила как острый нож.
– Мамочка, я не готовилась к поступлению.
Тут мама вскрикнула, будто ножом ударили уже ее саму.
Все ее мечты о моем будущем рассыпались в прах.
– Ты лгала мне, что готовишься поступать на медицинский факультет?! А я-то всем твержу, как тобой горжусь! Дочка, что ж теперь люди-то скажут?
Но сейчас на кону были мои мечты. А не мамины. Даже если дорога, которую я выберу, приведет к разбитому сердцу, решать мне, а не ей.
– Прости, – сказала я. Вынула из рюкзака документы для участия в турнире и выложила на стол. Те же самые бланки, какие заполнял Пабло, когда официально оформлялся в «Сентраль». От сырости уголки листков завернулись.
Мама мельком глянула на документы.
– «Ева-Мария»? – фыркнула она. – Ну и название!
Если бы у меня еще остались слезы, я бы заплакала. Я была внутренне готова к отцовским издевкам, даже к насмешкам Пабло, но только не к маминым. Однако я решила забыть о гордости и сказала:
– Да, мамочка, это не «Сентраль», знаю, но команда хорошая. Сеньора Алисия славная. Она тебе понравится.
От одного упоминания о тренере мама прямо ощетинилась. Для нее любая другая женщина была врагом.
– И она занимается с вами из одной доброты душевной? Какая для нее выгода в том, что у тебя, как ты говоришь, особый талант и ты принята в команду?
Как правило, я знала, что мама хочет услышать в ответ. Но сейчас не представляла и потому промолчала.
– Камила, я не подпишу ни одной бумаги, пока лично не посмотрю на эту сеньору тренера.
– У нашей команды «Ева-Мария» тренировочный матч в субботу. Там я могу вас познакомить, поговорите.
– Я не могу пойти. У твоего брата матч в Буэнос-Айресе.
– Но ты же никогда не ходишь на его матчи, мамуля! Послушаешь репортаж по радио или посмотришь потом в записи по телевизору.
Мамино лицо смягчилось, но она покачала головой.
– Папа уже уехал сегодня – вместе с командой. Нужно, чтобы он тоже посмотрел на твою сеньору тренера, хорошенько посмотрел – и убедился, что она не делает на тебе деньги, а ты и знать не знаешь. – Она встала и принялась убирать со стола.
У меня заполыхали уши. Я уже представляла, как сейчас скажу маме правду. Что отец вовсе не уехал с командой. Что он с той тощей блондинкой на каблуках. Нет уж, я не позволю ему подписывать мои документы и контролировать мою жизнь, как он делал с Пабло. И вот, когда я уже была готова сорваться и выпалить это все, мама примирительно положила руку мне на плечо и произнесла:
– Надо показать твою ногу врачу. Вид ужасный. Как ты только умудряешься ходить?
Кто знает, какая война кипит в душе у мамы, пока я сражаюсь на своей войне?
– Мамочка, я просто хочу играть в футбол. – Я потянула себя за волосы – хороший способ, помогает, когда кровь ударила в голову. – Почему Пабло все можно запросто, а мне играть – так сразу позор?
Мама резко побледнела. Неужели я зашла слишком далеко? Если ей придется выбирать между Пабло и мной, шансов у меня ноль. Но тут мама ласково погладила меня по руке – ну надо же!