– Оставьте его! – скомандовал он карателям, не вылезая из-под тяжелой двери, успевшей его поцарапать торчащим сколом. – Ему уже не помочь. Англичане и без нас справятся. Попробуем схватить снайпера, убившего английского офицера. Может, получим по блестящей блямбе на мундир! Докажем свою лояльность королеве! Тот дом!
– Там же все обвалилось, – возразил Дионисий, пригнувшись.
– Тот дом! – прошипел Шуберт, уверенно повторив свой приказ.
Человек десять из айнзацгруппы ринулись к указанному строению. Катерина притаилась, прижавшись к стене.
Шуберт среагировал слишком быстро. Сразу после ее выстрела он юркнул к стене, словно уж, отпрянувший от мангуста. Она не успела. Минимум сотня глаз врагов сразу устремилась вверх. И первым начал шарить взглядом по окружавшим переулок зданиям Фриц Шуберт. Ему показалось, что он что-то заметил. Едва различимую на закате полоску тени.
За углом застрочили английские пистолеты-пулеметы «стен». Это гуркхи, прорвавшие оборону студентов, праздновали захват очередного дома, паля в воздух. Командование предоставило достаточное количество магазинов с патронами. Вооруженные до зубов гуркхи, в отличие от партизан, не экономили на салютах. К тому же фактически безоружных юнцов непальцы вырезали своими ножами «кукри», не растратив боекомплект.
Любопытство и приказ принявшего на себя командование взводом английского капитана занять новую позицию перебежками заставили десантников отправиться дальше. Отвоеванная непальцами территория позволяла это сделать без риска быть обстрелянными из здания техникума.
Капитан оставил джип «виллис» грекам, приказав загрузить в него тело майора Брауна и перевезти его в район возле площади Омониас, а сам под прикрытием «шермана» отправился за угол.
В переулке остались только германоэвзоны Шуберта. Наиболее боеспособная группа во главе с Дионисом побежала к дому, где засела снайперша, остальные шныряли по другим подъездам. Сам бывший гауптштурмфюрер пока наблюдал из-под двери.
Катерина не дышала. Люди Шуберта стояли внизу и оценивали возможность забраться вверх по этим искореженным перилам, что представлялось крайне затруднительным. Особенно для тучного Диониса.
Сам он лезть вверх не собирался. Поэтому послал подчиненного. Но тот, цепляясь на ошметки тонких металлических прутьев декоративной ковки, быстро сорвался со второго этажа и едва не расшибся, доказав тем самым, что забраться выше не смог бы ни один мужчина. Прутья гнулись под воздействием веса. Не мальчишка же этот снайпер! Вряд ли. Так что нет в этом доме никого! Наверняка – засел в другом месте. Лучше как можно скорее покинуть этот опасный переулок, чтоб не угодить на тот свет раньше времени.
Если бы Шуберт пребывал в этот напряженный момент с ними, то, конечно, заставил бы кого-нибудь подняться на самый верх хоть «на крыльях», чтобы окончательно убедиться в своей правоте. Но его здесь, к счастью для девушки, не было, а Дионис ограничился хаотичной очередью из «шмайссера» в продырявленный бомбой свод. Катерину не задело. Каратели ушли.
Солнце спряталось за противоположным домом, наконец наступила тишина. Абсолютное безмолвие. На войне такие моменты не менее зловещи, чем канонады.
Похоже, каратели ушли. Катерина пошевелила онемевшими от напряжения пальцами – все это время свернутая калачиком, словно зародыш, она держала руками подогнутые ноги, чтобы уместиться на плите размером с метр двадцать.
Снизу ее укрытие казалось еще меньше. Плита выглядела на расстоянии настолько маленькой, что никто из людей Шуберта и не предположил бы, что она может скрыть целого человека. Разве что ребенка или хрупкую девчушку. Но разве может девчушка лазить по железным прутьям как обезьяна по лианам, а тем более стрелять как опытный снайпер…
Когда Дионис стрелял вверх, ногу схватила судорога. Она перетерпела. Сейчас опасность миновала, и Катерина ущипнула себя за ногу как можно больнее, распрямила конечности и осторожно высунула голову в окошко.
На улице не было ни души. Но вдруг вихрем пронеслось десятка три кавалеристов.
«Наконец-то подмога пришла! – обрадовалась она. – Генерал Сарафис прислал подкрепление, как и обещал!»
Переулок снова опустел. Шелест сдутых ветром прокламаций, сочиненных под английскую диктовку, гладил слух.
Посреди улицы лежал труп. Она присмотрелась сначала невооруженным взглядом, потом убедилась в своей догадке, глядя в бинокль.
Там действительно не было никого, кроме убитого офицера. Кроме сраженного ею англичанина. Сэра Тома.
Неужели они оставили труп? Испугались кавалеристов Сарафиса?. Трусы. Именно такой вывод напрашивался сам собой, но все равно в этой мрачной картине, зловещей и ставшей обыденной, таилось нечто невероятное и отвратительное.
Сэр Том с пробитой грудью лежал в луже собственной крови, никому не нужный. Его никто не собирался забирать. Видно, унося ноги, негодяи спешили так, что забыли о принятом на войне кодексе чести.
Катерина повисла в воздухе, раскачиваясь на плите. Сейчас и она сомневалась, что удастся с нее спрыгнуть так же благополучно, как вышло на нее взгромоздиться. Однако трюк удался и на сей раз.
Она, словно цирковая акробатка, очутилась на обрубке поручня. Подобие турника согнулось даже под ее смехотворным весом. Ее сбросило на кованые перила, перекрывшие пролет подобно лестнице. По ней Катерина и спустилась вниз.
Выглянув из арки, она еще раз осмотрелась по сторонам. Путь казался свободным. Нужно было держать курс на юг, по улочкам квартала Кесариани – крайнего оплота защитников города, в сторону кипарисового леса. Но не в сам лес, а в дом, где ее ожидают Троян и группа.
Она вышла в переулок, случайно наступив на оторванную от подъезда дверь, за которой совсем недавно прятался ее кровный враг. Интуиция подсказывала, что нельзя тратить драгоценное время, нужно пробираться к своим.
Но там лежал он. Убитый отец ее малышки. Она все же остановилась и подошла. Увидев его, Катерина непроизвольно упала на колени. Но в ее глазах теперь не было ни слез, ни сострадания. Лишь пустота и разочарование обманутой женщины, растратившей иллюзии и потерявшей все.
В нагрудном кармане своей гимнастерки она нащупала что-то круглое и твердое, отстегнула пуговицу и достала монету. Тот самый фунт, что соблазнил Линоса.
Тот самый фунт, что зажал в ее ладони сообщивший об убийстве брата Адонис. Она положила потертую монету на грудь майора Брауна, вернув долг кровной мести, который до сих пор чтят горцы…
Глава 26. Самбо
…В составе нескольких подразделений ЭЛАС группа Трояна, усиленная только что прибывшим подразделением партизан из Фессалии, продолжала прикрывать отступавшие городские отряды в превратившийся в крайний оплот защитников квартал Кесариани.
Обескровленные отряды отходили к кипарисовому лесу на самой окраине города, но все еще надеялись, что это лишь тактическое отступление и что появление партизан и фессалийской кавалерии генерала Сарафиса вновь вернет инициативу патриотам.
Наступило кратковременное затишье. Защитники ждали конницу, а враг готовился к очередному штурму. Командование поставило задачу – держаться до прихода подкрепления.
Майор Троян не досчитался своей снайперши и очень из-за этого расстроился. Но виду не показал.
Он проверил позиции, боезапас и организованные на новом месте бойницы. Затем попросил у своего радиста папиросу. Тот протянул оставшуюся пачку «Беломорканала»:
– Остатки прежней роскоши, товарищ командир. Без одной. Почти целехонькая. Двадцать четыре папироски. Но вы ж вроде собрались бросать?
– Бросишь тут, когда такое… – посетовал Троян, вспомнив, как ругал тренер Харлампиев своих подопечных во дворце спорта «Крылья Советов» за то, что смолили после тренировок. – Двадцать четыре, без одной, прям как патронов в двух магазинах для ТТ. Совпадение…
Почему-то именно сейчас Троян вспомнил наставления Анатолия Аркадьевича о развитии выносливости и строгом соблюдении режима, которые отпечатались в памяти на всю жизнь четкими, как Отче Наш, постулатами:
Спать в гигиенических условиях не менее восьми и не более девяти часов.
Тренировку начинать после еды не ранее чем через два – два с половиной часа, заканчивать тренировку не позже чем за два часа до сна.
Не курить и не употреблять алкоголя.
Не держать лишнего веса и перед соревнованиями не сгонять более одной двадцать пятой собственного веса.
Питание принимать три раза в день в одно и то же время, но не ранее чем через тридцать минут после тренировки…
Харлампиев, человек железной воли, и выглядел как русский медведь. Здоровяк с добрыми глазами. Эдакая реинкарнация Ивана Поддубного, только без усов и шевелюры.
Троян очень уважал своего наставника еще и потому, что Анатолий Аркадьевич поверил в него перед армейскими соревнованиями, когда он сам в себя не верил.
– Ты не напрягайся, – спокойно посоветовал он перед выходом ученика на ковер. – Помни, что я говорил про «выключение».
«Выключением» тренер называл передышку отдельных мышц. Харлампиев неоднократно подсказывал, что уставшие части тела нужно временно выключать из нагрузки.
– Дай мышцам восстановиться. Переходи к дистанции, води, как мишка, расслабленными кистями, отвлекай внимание. И не задерживай дыхание. Не дыши только в момент проведения приема. Все остальное время дыши глубоко. Даже когда проводишь болевой.
Он выиграл соревнования. Благодаря тренеру, и только ему. Но как-то тренер попросил задержаться в зале после тренировки для какого-то очень важного разговора.
– Знаю, ты в Испанию отправляешься. Покидаешь меня… – вздохнул с огорчением тренер. – Хочу тебе кое-что рассказать, Котовский. Так сказать, доверить сокровенное.
Тренер иногда называл своего ученика Котовским не столько за бритую голову, сколько за то, что Троян прогрессировал как спортсмен подобно тому, как легендарный командарм трансформировался из налетчика и уголовного авторитета в пламенного революционера и грозу «белых».