Иван проникся вниманием. Когда Харлампиев говорил таким тоном, слишком уж тихо, словно сообщал что-то по величайшему секрету, значит, он собирался поведать нечто очень важное. То, что могло действительно пригодиться, а возможно, и спасти в предстоящей командировке.
– Так вот, разведка, слушай и запоминай… Там тебе придется отойти от наших канонов самбо. От кодекса чести. От остановки боя после проведения болевого и стука соперника о ковер. Весовых категорий на фронте нет. Судьи на ковре тоже нет. Зато соперник есть, и он – вооружен. Он не один. Рукопашную начинай, израсходовав боезапас полностью. Не пренебрегай подручными предметами. Тебе глаза даны на то, чтобы их разглядеть – камень, щепка с гвоздем, осколок стекла, бляха ремня, каска твоя, чужая… Поединок не останавливается, пока враг не обезврежен полностью. Пока враг жив. Задача – не провести прием, а ликвидировать противника. Ты выживешь только, если убьешь. Иначе, в агонии, он нанесет неожиданный удар в спину. Нет запрещенных приемов. Бить в пах, по глазницам, по горлу. Используй ноги, локти, лоб. Ищи позицию у стены, в углу, но если численный перевес критичен – иди на ближний бой, бросайся прямо в гущу. Этим ты нейтрализуешь стрелков, прикрывайся потерявшими дееспособность как щитом, используй кинетическую энергию атакующего. Не ставь блок там, где выгоднее увернуться. Все получится! Рази врага его же оружием. И последнее правило для самообороны без правил – лучше пять секунд побыть трусом, чем всю жизнь калекой… Это о хитрости. Покажи, что сдаешься, дезориентируй, убеди, что иссяк дух, потеряна воля к сопротивлению, что устал… Обмани и убей. Уяснил?
– Да, тренер… – кивнул ученик и пошутил: – Только усвоил прежние правила, а тут придется на ходу менять мировоззрение.
– Война не спорт, – согласился наставник. – Но все, чему научился в «Крыльях Советов», не перечеркивай. Пренебрегать самовнушением там так же, как и на ковре, не стоит. Внушай сам себе уверенность. Особенно в том, что ты сможешь окончить схватку взятым темпом или даже увеличив темп, когда силы на исходе. Не сбавляй темп, если есть ресурсы. Коль все же почувствовал, что обессилел, если ноги подкосились, а в глазах помутнело, помни, что, пока ты чувствуешь хоть что-то – ты жив, а значит – способен сражаться. Не сбавляй темп! Не сбавишь его – останешься жив. Остановишься – погибнешь. Откроется второе дыхание, оно добавит тебе мощи поболе, нежели внушение Гитлера немцам, что они «сверхчеловеки». Не помешает и ненависть. Не щади гадов. Они наших не щадят. Фашисты, одним словом, нелюди…
Троян прикурил, затянулся пару раз, но потушил папиросу.
– Перед поединком лучше воздержаться. Потом докурю, спрячь, – глубокомысленно изрек он напоследок, назначил радиста старшим, затем вставил магазины в оба пистолета ТТ и юркнул в расщелину треснувшей в нескольких местах стены.
– Товарищ майор, вы куда? – спросил радист, бережно помещая окурок в пачку.
– Назад, кое-что забыл, но я скоро вернусь, – пообещал Троян.
– Возвращайтесь с Катей, Иван Васильевич.
– Постараюсь…
Оставленная давеча позиция – руины техникума – находилась на расстоянии пятисот метров.
Декабрьская ночь уже опустилась над Афинами. Снега не было, но ветер гудел, продувая щели и срывая войлочные тряпки с оконных рам, лишившихся стекол из-за разрывов бомб и снарядов. В такую промозглую погоду, когда даже дворняги не кажут носу из подворотен и заброшенных подъездов, в шинели теплее, но Иван Троян не хотел сковывать себя лишней нагрузкой. Он словно сбросил несколько килограммов, ровно одну двадцать пятую собственного веса, перед ответственным поединком, финалом с непредсказуемым концом.
Одинокая звездочка, сделавшая надрез небосвода своим тоненьким лучиком, освещала путь Трояна, который передвигался быстрее тени и скоро оказался на позиции, занятой непальскими гуркхами.
Перед тем как войти к ним без стука, Троян посмотрел вверх и огляделся по сторонам. Его взгляд приковали не подбирающиеся к Кесариани из района Илисии грозовые тучи, а почерневшие от копоти кровли близлежащих высотных зданий. Если Катя жива, то она должна быть на крыше одного из этих невзрачных домов, как и полагается снайперу.
Частично уцелевших построек, пригодных для укрытия и выбора позиции с хорошим углом обстрела, здесь осталось всего три. При этом подобраться к ним, минуя непальцев, не представлялось возможным.
Все подступы простреливались из развалин техникума, а значит, Трояну предстояло навестить врагов в их логове, имея в своем распоряжении лишь внезапность, двадцать четыре патрона в магазинах для двух ТТ, одну лимонку и боевой нож «вишня» [24] – подарок полковника Попова, возглавлявшего советскую военную миссию…
Ворвавшись на этаж, где засели гуркхи, Троян застал их врасплох. Дело решали мгновения. Повезло, что один из них отвлекал внимание целой группы представлением с отрезанной головой «непризнанного поэта».
Кощунник, держащий на волосы отрезанную от трупа павшего романтика голову, красовался перед другими наемниками, позируя с извлеченным из ножен кривым клинком «кукри»[25]. Именно этим грозным клинком, уменьшенной копией серпа, он и осуществил свой изуверский акт глумления над мертвым. Он наступил ногой на громкоговоритель, заняв подобающую позу для восхваления бога Шивы и его супруги Шакти.
Другие засели у стеночки и уминали с бешеным аппетитом американскую тушенку, равнодушно взирая на садиста, устроившего песнопение. Казалось, ничто не могло подпортить их аппетит и нарушить заслуженную трапезу.
Однако разведку боем Троян начал именно с того, что прервал прием пищи расслабленных непальцев. Он расстрелял их с двух рук, перемещаясь в замкнутом пространстве как появившийся из бездны ускользающий призрак. Перестреляв проголодавшихся, он выпустил оставшиеся пол-обоймы по зевакам, наблюдавшим представление с отсеченной от мертвого головой. Как только те начали отстреливаться, Троян бросился в толпу, словно нырнул под гребень волны, памятуя о наставлениях своего тренера.
«…если численный перевес критичен – иди на ближний бой, бросайся прямо в гущу. Этим ты нейтрализуешь стрелков…»
Удар в пах, локтем, выстрел в голову, теперь бычком! Еще раз удар рукояткой ТТ в лоб, тут же выстрел дуплетом!
«Не ставь блок там, где выгоднее увернуться…»
Уход вниз вместо блока. Едва увернулся от пули, но она пронзила неприятеля сзади…
Подсознание управляло телом. Интуиция ускоряла принятие решений.
Голос тренера Харлампиева подвис над мясорубкой, но это громогласное назидание слышал лишь в этом мерцании блях и стали лишь один. Слова доносились так отчетливо, что Трояну показалось – их произносят в тот самый громкоговоритель, что использовал сраженный снайпером юный поэт.
«…прикрывайся потерявшими дееспособность как щитом, используй кинетическую энергию атакующего…»
Укрылся чужим телом, отбросил, отошел вправо, пригнулся, подтолкнул летящего по инерции соперника, одновременно стреляя ему в спину, опустошив оба магазина.
Он – медведь Балу, воспитатель волчат и друг Маугли из «Книги джунглей», они – разъяренные обезьяны из стаи бандерлогов. Все не по-настоящему. Понарошку! Как во сне. Как в сказке. Как у Киплинга, любимого писателя одного добровольца из США, сражавшегося с Трояном плечом к плечу за республиканцев в Испании. Иначе – не получится!
«Все получится! – заверил голос. – Рази врага его же оружием…»
Патроны закончились. Пистолет долой! Он отбросил один ТТ, другой взял за ствол, чтобы удобнее держать, и размозжил голову тремя ударами рукоятью еще одному непальцу.
Кривой клинок просвистел перед глазами. «Вишня» в бок. Теперь блок. Жесткий захват левой рукой. Резкий треск сломанного запястья. Непалец разжал кисть, и Троян с силой повернул лезвие в противоположную сторону, вонзив его во врага. Провернул лезвие для верности. Задача – вывести из строя, ликвидировать, раненых не оставлять!
Еще мгновение – и он уже орудовал двумя ножами. Это выходило намного хуже, чем стрельба с двух рук из пистолетов. Поэтому он пропустил удар стволом «стена», превратившимся в этом месиве в заурядную дубинку.
Нож «кукри» чиркнул по ремню. Траектория второго замаха очередного непальца оказалась еще опаснее. Ранение. Один нож выпал из рук. Второй пришлось метнуть в бегущего гуркха, и тот рухнул на колени прямо у ног Трояна с клинком в груди.
Тут Троян испытал настоящую боль. Глубокий порез в области шеи. Прыснула кровь.
«Неужели сонная артерия? – как-то буднично, без паники, подумалось Трояну. – Если так, кровопотеря будет такая, что и двух минут не протянуть. Все?!»
Троян слабел, но голос сверху вещал неумолимо:
«…ты сможешь окончить схватку взятым темпом или даже увеличив темп, когда силы на исходе. Не сбавляй темп, если есть ресурсы. Коль все же почувствовал, что обессилел, если ноги подкосились, а в глазах помутнело, помни, что пока ты чувствуешь хоть что-то – ты жив, а значит – способен сражаться. Не сбавляй темп! Не сбавишь его – останешься жив. Остановишься – погибнешь…»
Перед тем как отпрыгнуть в сторону стены, где в начале боя он прервал трапезу, Троян успел поднять громкоговоритель и швырнуть его в атакующего. Им оказался тот самый изувер, который обезглавил убитого снайпером поэта. Попадание в голову. Но лицедей-садист устоял и продолжал приближаться, выкрикивая как фанатик имя своего идола.
В подсумке оставался еще один сюрприз – противопехотная граната. Прыжок к стене. Укрывшись теперь уже вечно голодными гуркхами, которым не суждено насытиться даже американской тушенкой, Троян выдернул чеку и бросил лимонку в сторону копошащейся горки трупов и раненых, по которой взбирались все еще живые гуркхи. Они не кончались, лезли и лезли, не ведая страха.
Ударной волной от фугаса непальцев разбросало метров на пять, еще троих поразило осколками. Только после взрыва они дрогнули. Оставшиеся в живых повыпрыгивали со второго этажа, опасаясь, что сумасшедший одиночка напоследок заготовил целый фейерверк.