Силы Трояна иссякли. Иван Васильевич задыхался. Но глаза все еще были открыты, и он увидел, что к нему приближается гуркх-садист с разбитой рупором головой, но, похоже, осколки его не достали. Его глаза блестели от предвкушения безнаказанной расправы. С «кукри» уже стекла кровь поэта. Жертвенный ритуал требовал новой крови.
«Не пренебрегай подручными предметами, – сквозь дымку доносился знакомый голос наставника, все тише, но так же не терпя возражений. – Тебе глаза даны на то, чтобы их разглядеть – камень, щепка с гвоздем, стекло, бляха ремня, каска твоя, чужая…»
Троян шарил руками по полу, пытаясь обнаружить хоть что-то – стекляшку, камень, кусок арматуры, но нащупал какую-то цилиндрическую жестянку. Он сжал банку от тушенки и чиркнул оттопыренной крышкой по горлу гуркха. Брызнула кровь. Она залила его, перемешавшись с его собственной. Гуркх свалился на Трояна, и Иван Васильевич сбросил темп. Его глаза закрылись. До фельдшера не дотянул. Тот бы зашил. Какая жалость, ведь он так и не нашел Катюшу.
Глава 27. Копыта
Две илы по сто всадников из кавалерийской бригады Фессалии неслись галопом к афинским холмам. Они двигались навстречу друг другу с разных сторон.
Генерал Сарафис поставил практически невыполнимую задачу – занять господствующие высоты и закрепиться на них. Когда-то венецианцы стреляли из пушек с холма Филолаппа по приказу дожа Венеции прямо по Парфенону, где турки устроили пороховой склад. Но то были венецианцы, греки не стали бы палить по Акрополю, хоть там бы и засели вероломные англичане… Но холмы нужно было занять во что бы то ни стало, чтобы там не хозяйничал возглавляющий интервентов генерал Скоби.
Когда партизанская конница ворвалась в город, в стане врага начался истинный переполох. По крайней мере в кварталах Илисия и Кесариани. Достичь центра и площади Омониас кавалерии так и не удалось в силу своей малочисленности, но шороху они все же навели достаточно! Тайфун несся по городской брусчатке, сметая на всем ходу полицаев. Даже индусы из контингента Ее Величества, уже прибывшие из Пирея, предпочли не открывать огонь из укрытий, дабы не раскрывать своих позиций.
Появившись внезапно из кипарисовых зарослей, кавалеристы оказались в тылу англичан и коллаборантов. Прорвать оборону вышло без особого труда, но проносясь мимо виллы герцогини Пьяченца в Илисии, первая ила понесла большие потери. Англосы строчили из своих пулеметов прямо из аркады, прячась в галерее за колоннами.
Всадники могли забросать их гранатами, но генерал Сарафис, отправляя их на подмогу городскому ополчению, строго-настрого запретил портить исторические здания и попросил относиться бережно даже к пальмам национального сада. Его великодушие и любовь к греческому наследию граничили с пренебрежением суровыми реалиями и незнанием обстановки. Англичане чихали на барельефы Парфенона и купола византийских храмов, для них святыни эллинов являлись дотами.
Занималось утро, робкий восход ласково обнимал Афины. Но бойцы не обращали внимания на красоту своей столицы, на вековые оливы и сосны, облепившие холмы, на причудливую перламутровую чешую, покрывшую небо подобно белоснежному мрамору с золотыми прожилками, украшавшему своды древних храмов. Все мысли касались задачи, которую нельзя было выполнить, не заплатив самую высокую для смертного цену.
Второй иле удалось ненадолго выбить оккупантов из квартала Кесариани. Инициатива временно перешла к ополчению. Когда бойцы из группы Трояна вновь оказались в здании техникума, их глазам предстала неприглядная картина кровавого побоища с грудой трупов, часть из которых была изувечена.
Отыскать тело убитого командира в этом месиве не представилось бы возможным. Но только в том случае, если бы он не подавал признаков жизни.
Сдавливая одной рукой банку из-под тушенки, доставленной янки английской армии конвоем по ленд-лизу, Иван Васильевич высунул вверх другую и пошевелил пальцами ровно в тот момент, когда почувствовал, что вес сраженного им и упавшего на него гуркха изрядно увеличился. На гуркхе топтался радист.
– Командир жив! – заорал он как умалишенный. – Фельдшера!
Если б не холод, Троян бы не окоченел, но утренняя прохлада сделала и полезное для его выживания дело. Она свернула кровотечение. Значит, рана была не настолько опасной. Оказавшись на шинели, использованной вместо носилок, Троян первым делом прошептал имя Кати, но потерял сознание.
Через секунду он очнулся и потребовал прикурить затушенную перед поединком цигарку. Радист исполнил просьбу: извлек из пачки остаток папиросы, прикурил и зажал между губ Трояна. Тот смачно затянулся, едва не вздрогнув от того, что снова услышал знакомый голос тренера. Однако это вещал фельдшер, а значит, наступило время расслабиться.
– Будет жить! – оценил его состояние док. – Надо вывезти его в лес и заштопать…
…Англичане дрогнули не понарошку, требуя ввести в бой все резервы и побольше бронетехники, а лучше оставить это проклятое место и разбомбить непокорный район ко всем чертям!
…Конница мчалась по кварталу, пересекая улицы, появляясь внезапно в тылу врага, сея панику на позициях «батальонов безопасности».
Катерина, завидев кавалеристов Сарафиса еще с огневой точки, очень обрадовалась и утратила бдительность. «Свои рядом», – думала она, рассчитывая в скором времени воссоединиться с группой Трояна. Именно по этой причине она допустила непростительную ошибку, задержавшись на открытом пространстве. А быть может, потому, что до сих пор не могла принять того, что превратилась в профессионального стрелка, хладнокровно нажимающего на курок и способного убить человека, даже если этот человек – отец твоего ребенка… Да, если он враг, если он сам убийца, виновный в смерти брата, в смерти других эллинов, если он берет себе в союзники убийцу ее отца и ее односельчан.
Она все еще стояла на коленях перед Брауном, подавляя желание взять его ладонь, нащупать пульс, чтобы убедиться в смерти, а возможно – бессознательно желая пробудить жизнь в человеке, который стал ее первым мужчиной…
Она смотрела на него, безмолвного и теперь беспомощного, мечтая исправить чудовищную ошибку. Нет, не свою, а его… Она ведь не обманулась, когда полюбила? Она ведь не могла довериться ничтожеству? Или она так глупа?! Похоже, да. Ну и пусть. Каждый расплачивается за свои поступки. Значит, и ей поделом. Она потеряла всех. Остались только дочурка да тетка Зоя, под чьей опекой находится ее рыжее сокровище. Ей есть ради чего жить! А значит, пора встать и идти. Воевать, чтоб вернуться домой и не прятаться в отчем краю.
Перед тем как подняться с колен, Катерина прикрыла очи мертвеца, по инерции, механически, как делала уже не раз, хороня партизан и провожая их с пожеланием покоиться с миром.
Тень проплыла чуть поодаль. Шуберт стоял в арке и приложил указательный палец к губам, зная, что Дионис, притаившийся в подъезде дома напротив, ждет сигнала.
Удар прикладом в висок вырубил Катерину. Ее забросили в «виллис» первой.
– Надо же, все-таки свиделись. Не на Крите, так в Афинах… – не скрывал своего удивления бывший гауптштурмфюрер. – По-прежнему красива и строптива, но теперь еще и опасна. Такую только на привязи держать. Никакого желания ею овладеть больше нет. Это уже не женщина, а исчадие ада. Испепелит, как только коснешься.
– Да нет, станет покладистой и ласковой. Сама ноги раздвинет, если как следует напугать, – вставил свое мнение Дионис.
– Как бы не так! – поспорил кто-то из карателей, недолюбливавших садиста, а заодно поддерживая Шуберта. – Такую добровольно не возьмешь, только силой. Но тебе не привыкать.
– Бьюсь об заклад, что и на нее найдется способ.
– Пустобрех, – заключил Шуберт. – Нашел время и место для спора! Грузи и этого.
Мертвеца упаковали следом, но перед этим Шуберт со злобой пнул труп ногой, дав волю чувствам и объяснив подручным, что англичане видят в них лишь инструмент для своих темных делишек:
– Алчные и неблагодарные колонизаторы… Мы для них люди второго сорта. Используют нас и выбросят на помойку как отработанное сырье! Обваляли нас в грязи, но обогащаются только они! А мы должны теперь батрачить на них бесплатно, только чтоб выжить!
– Верно, – согласился Дионис, переглянувшись с остальными, теперь у него имелся компромат на Петроса, и его можно было держать про запас на всякий случай.
Погрузив девушку и труп Брауна на заднее сиденье джипа, Шуберт распустил подопечных, посоветовав пробираться в сторону площади Омониас. Дионису же приказал сесть за руль и скомандовал своему «кучеру»:
– Давай в Илисию.
– Надо отвезти англоса в штаб вместе со снайпершей, – высказал мысли в слух Дионис. – Тогда можно рассчитывать на поощрение.
– Не спорь, поощрения ждут только зависимые. Мы сами себе хозяева и добытчики. Вези сперва в Илисию, там майор снял квартирку для Мелании и прячет один сундучок. Мой сундучок. Вот там настоящее поощрение.
– Не из Илисии ли нагрянула конница?
– Езжай туда, я сказал!
Дионис завел «виллис» и нажал на газ.
Через двадцать минут он притормозил машину у нужного адреса, Петрос выпрыгнул чуть ли не на ходу, указав своему водителю укромное место для ожидания.
– Мотор не глуши. Я на минутку.
Мелания открыла дверь, когда услышала голос своего бывшего любовника. Какая наглость – припереться в съемные апартаменты, любезно предоставленные содержанке командиром этого неудачника. Теперь ее покровитель не кто иной, как сэр Том, а этому неполноценному греку, выдающему себя то за немца, то за эллина, она без всякого сожаления наставила рога! Наверняка Том забыл что-то у нее дома и послал Шуберта, или как там его, Петроса, с поручением принести необходимую вещь…
– Встречаешь меня в кружевном пеньюаре? – ухмыльнулся Петрос. – Неужто хочешь соблазнить?!
– Просто не вижу перед собой никого, кого надо стесняться! – парировала Мелания. – Ты видел меня и без пеньюара. Теперь это привилегия сэра Брауна.