К таким же, как он, ищущим признания, славы и выгоды финансовой и политической, они в лучшем случае будут относиться снисходительно, выказывая уважение при личных беседах, но обливать грязью за глаза. Им всегда будут вторить либеральные газетные писаки. К тому же и внешностью Уинстон обладал не блистательной – сутулый лысеющий толстяк со свисшими щеками шарпея, гармошкой морщин на высоком лбу и мешками под глазами от вечного недосыпа, вечно угрюмый, а оттого кажущийся высокомерным.
Вот и после побега из бурского плена репутацию героя Черчилля, мужественно сражавшегося за Алмазный холм и попавшего в лагерь для военнопленных, попыталась подмочить «Блэквудс Мэгазин», написавшая, что Черчилль при побеге бросил двух своих товарищей, не сумевших перебраться через стену незаметно для часовых. Оскорбленный Уинстон обвинил издание в клевете и заставил принести публичное опровержение с извинениями, но реакция общества показалась ему неожиданной – осадок остался, и он был равен недоверию.
Доказывать что-то этим неблагодарным избирателям он не стал ни тогда, не будет делать этого впредь. Так он решил раз и навсегда. Не хотят уважать добровольно – он заставит считаться с собой иным способом. Всегда стоять на своем, не прогибаться под общественным мнением, манипулировать им, нейтрализовать политических оппонентов настойчивостью – эти принципы он принял на вооружение. Противостоящие монархии и традиционным устоям классы нужно держать в ежовых рукавицах, формируя из их активистов новое сословие, промежуточное между простолюдинами и знатью, которое легко умаслить крохами со стола правящей верхушки…
Вот и теперь, дома, в палате общин, его обвиняли в необоснованных репрессиях в Греции, негодуя по поводу отправки войск с фронта в союзную страну и использования для борьбы с Сопротивлением скомпрометировавших себя связями с нацистами «батальонов безопасности».
Даже Рузвельт, который уже играл свою сольную партию, считал, что Черчилль перебарщивает, пытаясь вернуть невозвратное – былое величие колониальной империи. Вмешивался и генерал Шарль де Голль! Давно ли французы освободили Париж?! И не с его ли помощью они это сделали?! Неблагодарные. И только Сталин молчал, оставаясь верным «джентльменскому соглашению»…
Хотя на всякий случай Черчилль заявил, что борется в Греции с троцкистами, а не со сторонниками вождя Советского Союза. Такое лицемерие с его стороны выглядело как слова кощунника и софиста, не верящего ни в Бога, ни в собственные аргументы, но жонглирующего постулатами веры или иными, явно притянутыми за уши доводами при удобном случае.
Перестраховка с этим хитрым грузином никогда бы не помешала. Сталин, конечно, понимал, что его «другу» нет никакого дела до воображаемых троцкистов, но попытку подольститься воспринял благосклонно.
Ее причинами могли быть страх или хитрость. Если хитрость обнаружена, значит, она незамысловата и исходит от недалекого человека. Таким образом, Сталин посчитал себя большим мудрецом и более опытным хитрецом, чем Черчилль, и ему это весьма понравилось. Если же мотивацией премьера был страх – еще лучше. Страх – основа уважения, а только в уважении рождается искренняя дружба.
Сталин знал, что такое страх. Будучи грузином, он правил огромной многонациональной страной. Что, как не страх, помогло ему выжить и избавиться от конкурентов на власть? От Троцкого, всех этих партийных любимчиков и армейских командармов, за плечами которых стояли армии.
Страх либо подстегивает, либо парализует. Кто научится управлять своим страхом, тот оседлает волю и обретет невиданную силу, способную не только подавлять свой страх, но и рождать ужас в глазах других…
Тот факт, что Черчилль попытался понравиться Сталину этой безобидной ложью, мог лишь позабавить вождя и уж точно не вызвал раздражения. Сталин «умывал руки», помня о процентной сделке…
Знал бы Иосиф Виссарионович, что Черчилль сознательно сыграл простачка, на короткое время отсрочив филигранные интриги. Многоходовая игра продолжалась, но именно сейчас она была бесполезной. Черчилль очень тонко чувствовал, что во времена кондовых решений и прямых просьб нужны срочные меры. Немцы предприняли контратаку в Арденнах, прорвали фронт, вклинились в англо-американскую линию обороны и захватили в плен тридцать тысяч американских солдат и офицеров, а тут еще эти греки.
Бдительность Сталина Черчилль усыпил лестью и подхалимажем, тот ответил той же показной монетой – подчеркнутой вежливостью, с сарказмом назвав высокомерных англичан и медлительных янки «славными и верными союзниками». Но результат был достигнут – русские пришли на подмогу и ударили всеми силами, не считаясь с нелетной погодой и обледенелыми дорогами, на Восточном фронте, совершенно забыв о юге Европы.
Нужно было спешить! Черчиллю катастрофически не хватало времени. Переброшенный в Грецию английский контингент уже составлял почти сто тысяч военнослужащих, но сопротивление все росло.
Жертвы среди англичан также увеличивались, ведь Черчилль не считал убитых и раненых лишь в подразделениях добровольных помощников из марионеточных частей греков и бывших коллаборантов, перешедших на службу к англичанам.
Учет своих потерь приходилось вести очень скрупулезно. Если бы этого не делали генералы, за них подсчет произвела бы Англия. Но предъявила бы список претензий не военачальникам, а Уинстону Черчиллю, который и без того стал костью в горле, но оставался на плаву благодаря интригам и победам.
И все же стратегия молниеносной войны против партизан и запугивания населения уже не годилась. Следовательно, возникла острая необходимость действовать другим способом – с помощью более изощренного обмана.
Нужно было втереться в доверие. Как месяцем ранее, в Москве, во время приватной встречи с вождем Советов. Виртуознее всех это мог сделать только он сам, лично явившись в Грецию в разгар гражданского противостояния и усиления оккупационного корпуса. В канун Рождества 1944 года Черчилль отправился в Грецию лично…
Находясь на борту английского эсминца в южном пригороде Афин Фолироне, Черчилль напряженно ждал момента, когда же, наконец, можно будет сойти на берег. Но генерал Скоби, похоже, мог воевать только с босоногими индусами… Военные не гарантировали безопасности своего Премьера, несмотря на то что в Афинах Англия уже сосредоточила стотысячную группировку своих войск.
Он спустился по трапу лишь на следующий день, пыхтя своей сигарой. Путь следования кортежа охраняли несколько тысяч английских десантников.
До отеля «Британия» на площади Синтагматос премьер доехал спокойно. Он разместился в лучшем номере в ожидании представителей противоборствующих сторон Греции, чтобы отстоять интересы Британии.
Знал бы Уинстон, что греки из ЭЛАС уже заложили тонну тротила в канализационные трубы прямо под фундаментом отеля. Фитиль сжимал в руке тот самый безбашенный паренек по имени Манолис Глезос, который во время немецкой оккупации сорвал знамя гитлеровцев с флагштока на Акрополе.
Он притаился, терпя смрадный и едкий запах человеческих испражнений и затхлых стоков, вместе с десятком других диверсантов, готовясь взорвать штаб оккупантов в любую секунду. И он бы это сделал, даже если бы пришлось подорваться вместе с замурованными под руинами интервентами.
Шашки взрывчатки заложили по всему периметру. Детонатор был изготовлен кустарным способом, но под тщательным руководством опытных спецов. Иван Троян, быстро оклемавшийся и немедленно вставший в строй, знал о готовящемся покушении, но не мог допустить, чтобы пострадал полковник Григорий Попов, руководитель военной миссии, выброшенный в Грецию с парашютом летом 1944-го.
Теперь Попов являлся его прямым начальником. Обо всех операциях группы и греческого сопротивления Троян был обязан доложить командиру. Он действовал в соответствии с инструкциями и очень удивился, узнав, что Попов собирается на встречу в отеле «Британия» под председательством Черчилля.
Они встретились за день до запланированной акции возмездия в штабе ЭЛАС в Ламии в двухстах километрах от Афин.
– Товарищ полковник, отель разнесут ко всем чертям, куда вы собрались? – высказал свое недоумение Троян.
– Подрыва не будет, – твердо отрезал Попов. – Я уже сообщил англичанам твою информацию, и они пришлют саперов. Черчилль – член «Большой тройки». Наши уберегли его в Тегеране от Отто Скорцени[26] не для того, чтобы позволить убить в Греции. Считай, что отмена операции – прямое указание Сталина. Точка. И ты должен знать – мы сворачиваемся. Они не мешают нам в Румынии и Польше, мы не вмешиваемся тут.
– Оставляем их одних наедине с новыми интервентами? Григорий, ты же знаешь, что здесь на самом деле творится… – посмотрел прямо в глаза командиру Троян растерянным взглядом.
– Не сыпь мне соль на рану. Вопрос решен. Даже поставки оружия под запретом. Все, домой, Ваня. Орден ты заслужил. – Полковник хлопнул героя Испании по плечу. – Аэродром и адьос, амиго.
Черчилль, несмотря на кажущуюся вялость вследствие преклонных лет, вовсе не был лентяем. Он знал, что мышка не прыгнет в пасть жирному коту самостоятельно. Даже если кот сыт, следует думать о будущем и готовить корм впрок.
Упустив Грецию, Великобритания рисковала утратить лидерство в геополитике, передав бразды правления американцам и русским, к которым греки испытывали определенные симпатии. Хотя бы за то, что янки и русские держались позиции сторонних наблюдателей, ограничивались разведгруппами, не посылая сюда войска.
Премьер Англии не просто держал руку на пульсе. Он вел себя совершенно иначе. Как хозяин, не терпящий возражений.
Он и глава его Форин офиса Иден председательствовали на переговорах в отеле «Британия» недолго, для видимости оставив греков разбираться самим в том, что для Черчилля уже не имело значения. Главная цель была достигнута – коммунисты наконец поняли, что русские им не помогут, а он обзавелся союзниками не только в лице скомпрометированных коллаборантов, но и партизан, не имеющих политических амбиций, но имеющих здоровые аппетиты коммерческого свойства. Этот ресурс нужно было использовать наряду с силами бывших сотрудников «батальонов безопасности».