Но в тот раз дал бы он ее нам на первом или втором сборе – умерли бы. А тут конец третьего, и физически мы готовы. К тому же поле, повторяю, узкое, и, чтобы не врезаться в сетку, заранее сбрасываешь скорость – а это позволяет чуть-чуть отдохнуть. В общем, бегаем себе и бегаем, ничего нас не пронимает.
А Романцев зачем все это сделал? Чтобы мы задохнулись, поняли, что в игре недорабатывали. Но тут видит: не помогает. Громко говорит: «Тьфу!» – и заканчивает тренировку. Обиделся, что решил нас наказать, а не прокатило. Мы терпим и бегаем…
Что такое спартаковская игра, я начал понимать еще ребенком – но еще неосознанно. Ходил на стадион и видел, что «Спартак» играет в один футбол, а все остальные – в другой. А когда уже пришел в дубль, во всем разобрался – тренировки-то у Зернова были такие же, как в основном составе. Технический комплекс, квадраты, забегания, стеночки – как от этого не получать удовольствие?
Когда уже перешел в основу, постоянно слышал от Романцева: «Хозяин не тот, кто с мячом, хозяин тот, кто без мяча». Если ты правильно открылся, то не прав будет тот, кто с мячом, – почему тебе мяч не отдал?
В дубле были ребята, которые этот футбол чувствовали гораздо лучше меня. Тот же Миша Рекуц – техничный, с головой, читал игру как азбуку. Физически слабенький, а видение игры потрясающее. Но не воспользовался своим шансом, а потом не туда, видимо, человека утянуло. Как и многих других.
А я знал, что шансов в жизни упускать нельзя – не упустил во время просмотра и дальше не собирался. И шел к мечте шаг за шагом. В 93-м году забил за дубль три мяча, в 1994-м – уже двенадцать. В 1995-м – шесть, но тогда уже перешел из средней линии в защиту. У нас не хватало защитников, и в середине сезона, в матче с командой «Красногвардеец» Зернов поставил меня на край обороны. Получилось, причем в том матче я еще и забил, и голевой пас отдал.
Мы выиграли – 2:1, и тогда тренер сказал: «Всё, это – твоя позиция». Увидел, что из глубины мне играть лучше, и это оказалось правдой. Вот что такое – тренерский глаз.
В межсезонье-95/96 из дубля убрали Зернова. Главным там на какое-то время стал Вячеслав Грозный, с форвардами работал Сергей Родионов, с полузащитниками – Федор Черенков, а с нами, защитниками, – Виктор Самохин. Он мне много и по делу подсказывал. Спокойный, уравновешенный человек, приятный в общении.
Две недели поработал с ними, а потом основной состав приехал со сборов, и по рекомендации Грозного меня взяли туда. Видимо, неплохо на тренировках выглядел.
Нет, не то чтобы он сказал штабу первой команды: вот есть парень, берите. Просто беда случилась – на мини-футбольном турнире в Германии с тяжелым переломом ноги на весь сезон вылетел Дмитрий Хлестов. Потребовалась срочная замена, и я поехал с командой на второй сбор в Израиль. Даже испугаться не успел.
Хотя к тому времени на такой поворот и близко не рассчитывал. Многие говорят, что, если бы Дима ногу не сломал, то я так в дубле и продолжал бы играть. Думаю, это правда.
Это был в моей жизни еще один шанс. И, как и на просмотре в дубле, я тоже его использовал.
Наверное, помогло мне и то, что в межсезонье Олег Иванович решил, оставаясь президентом «Спартака», сосредоточиться на работе со сборной, а главным тренером назначил Ярцева. Романцев не давал молодым столько играть, сколько Георгий Александрович. Дубль же играл хорошо, за три года я с ним, играя во второй лиге против взрослых мужиков, занял три призовых места. И омолаживать команду решили за счет нас.
А тогда многие из основы поуходили: Онопко, Кульков, Юран и Черчесов уехали за границу, вскоре, уже по ходу сезона, за ними последовали Никифоров со Шмаровым.
Когда я еще был в дубле, Черчесов часто просил после тренировки поработать с ним отдельно – он, например, на ближнюю штангу встает, а я ему в дальний бью. Или под углом, или еще как-то. Он здорово чувствовал ворота, и ему важно было тренировать не просто броски, он работал, чтобы суметь прочитать, прочувствовать любую игровую ситуацию.
А я бил сильно и точно – может, поэтому он меня и просил. Особенно мне запомнилось, когда он одну руку сломал – и, насколько мог, тренировал другую. На один бок прыгал, мяч одной рукой доставал. Это впечатлило очень сильно.
И общаться с ним было интересно, перед тренировкой или после. Он всегда говорил красиво, формулировать умел. И игровиком был – у нас в Тарасовке в одной комнате лежали домино, шашки, шахматы, так ему по домино равных не было. Даже там игру лучше всех читал!
В шахматы они с Зерновым всегда рубились. Но это вечерами. А в день игры перед установкой обычно в ход шло домино – все же попроще, особо сосредоточиваться не надо. Но во что бы ни играли – Черчесов был номер один.
А тут и он, и большинство других опытных игроков уехали, да еще и Хлестов сломался. Он никогда ног не убирал. Злой защитник, изначально не обладавший какой-то техникой, но постепенно в «Спартаке» научили: еще один пример того, что в этой команде ты волей-неволей начинал со временем понимать игру.
Хлестова я ни разу в подкате не видел, потому что он никогда позицию не проигрывал. Всегда стоял на ногах, читал игру, смотрел в глаза сопернику и предугадывал по его взгляду, что он дальше сделает. А в 1999-м поразил всех пасом через полполя на гол Панова французам на «Стад де Франс». Никто глазам своим поверить не мог, что это Хлёст сделал!
С Димой мы уже позже сошлись, когда он поправился и к команде присоединился. Объединили нас видеоприставки, игры разные – хоккей, «стрелялки»… Он чаще выигрывал, особенно в НХЛ. Я обычно за «Детройт» играл, потому что там наших много было. Но настоящий «Ред Уингз» побеждал намного чаще, чем я Хлестова во всех этих игрищах.
Помню, на сборах в 1997-м каждый день одно и то же: оттренировались, пришли – и играть. Пообедали, поспали, поработали – и опять играть. К тому же похожи были на тот момент: молчаливые, закрытые.
Прозвище в команде у него было – Барези. Меня-то до поры все от фамилии называли – Евсеем, Евсом. А потом я волосы длинные отрастил, и тренер Грозный прозвал меня Батюшкой.
Основа «Спартака» не была каким-то недостижимым миром, на который мы, дублеры, смотрели снизу вверх, задрав голову. Что хорошо, в команде основа и дубль жили на базе вместе. Это сейчас два состава могут встретиться в лучшем случае в самолете, когда на игру выездную летят. А тогда тренировочный процесс у дублеров был такой же, и это помогало потом легче влиться в основу. Ну а когда были перерывы на матчи сборных, тогда и вовсе тренировались все вместе.
Поэтому не стоит удивляться, что столько народу из дубля середины 90-х попало в основу. Процесс адаптации для нас был очень мягким. Да и вел я себя аккуратно – обязательно спрашивал, куда можно сесть в автобусе или раздевалке, или просто заходил последним, когда все уже рассядутся.
Дедовщины особой не было – ну, разве что молодые всегда носили мячи. Егор Титов, как только за основу стал играть, мячи сразу носить перестал. А мне-то чего, жалко, что ли? Мы с Артемом Безродным, который совсем еще юным был, их обычно и таскали. И не только мячи, разные вещи – сумки с формой, доктору и массажисту помогали.
Безродный талантом обладал, недаром он в 2000 году несколько мячей в Лиге чемпионов забил. Но человеком он всегда был довольно странным. Вообще никого не слушал: как решил – так и буду. Как в игровом плане, так и в житейском. Со старшими всегда пререкаться любил. Ну вот и пропал быстро, хотя имел все шансы заиграть на очень высоком уровне.
А я попал в первую команду и поставил себе цель: только бы отсюда уже не выпасть. И ни дня больше в дубле не провел. А то ведь кто-то здорово играл в основе, а потом опять оказывался в дубле – или вообще в другие команды поскромнее уходил. Например, два моих приятеля – Андрюха Коновалов и Саня Липко. Саня – тот вообще после 1996-го ушел, Андрей – годом позже. Хотя он в 1996-м в золотом матче голевой пас Илье Цымбаларю отдал.
Мы с Липко и Коноваловым подружились в дубле, когда я летом 1994-го, скрываясь от армии, по совету Романцева десять дней на базе жил. Делать было нечего – мы в Санины «Жигули» садились и ездили по Тарасовке. Липко – краснодарский пацан, балагур, рот у него не закрывался. Жалко, быстро из «Спартака» ушел…
Больше ни у кого из нас, молодых, тогда машины не было. Права-то я только в 1995-м получил. Хотя как получил – Рамиз Мамедов мне их сделал за 500 долларов. Полгода ждал! У него завязки были в каком-то городе – то ли Рязани, то ли Тамбове. Сказал, что может сделать, – и я согласился.
А машину свою первую я как раз у Липко купил – «семерку» кремового цвета. Ей на тот момент лет десять было. Как-то она на Кутузовском возле дома Цымбаларя заглохла – ну он прямо там и решил ее мне продать. Мой брат приехал, что-то там поделал – и все, завелась. А обошлась она мне в тысячу долларов за все про все.
Ездил я на ней довольно долго. До 98-го года точно. Потом отдал ее брату, а себе купил 99-ю модель «Жигулей». А вскоре мне дико повезло. 17 августа 1998 года в полдень я продал машину за шесть тысяч долларов. А тут – дефолт! И рубль понесся вниз с такой дикой скоростью, что в три часа дня я за эти деньги мог купить себе уже три такие машины.
Потом у Хлестова третью модель «БМВ» купил, которую он еще в 94-м году на ВДНХ приобрел. А когда однажды я решил ее продать – выяснилось, что это невозможно. Это была какая-то машина-гибрид, чуть ли не из двух разных собранная! Так что отдал я ее Димону обратно, а он уже кому-то толкнул.
Прошли мои первые сборы с основой «Спартака». Показал я себя на них, видимо, хорошо – раз сначала на третий сбор взяли (в чем уверенности никакой не было), а потом…
Первый же матч в сезоне нас ждал убойный – четвертьфинал Лиги чемпионов с французским «Нантом». Ведь предыдущей осенью опытный состав с Черчесовым, Онопко и компанией шесть побед в шести матчах группового турнира Лиги одержал. Чемпион Англии «Блэкберн» два раза прибили – и в гостях, и дома! В «Лужниках» их так возили, что два игрока соперника, Ле Со и Бэтти, прямо на поле между собой подрались.