мной деликатно коснулся личности своего переводчика: «Слушай, я этому гусю уже несколько раз объяснял, что выражение „… твою мать“ не несет прямого смысла. Но каждый раз, когда я ругаюсь, у этого корейца на глазах появляются слёзы. Однажды я перед ним извинился, но больше, можешь так ему и передать, я этого делать не собираюсь. Либо пусть перешагивает через своё „Я“, а если он такой „м… ак“, то пусть „у… ывает“ к чертовой матери»! Я попытался объясниться с Джоном, используя всё свое красноречие, на что Джон сказал: «Володя, я не глупый человек, я всё понимаю, вот. Но Бышовец, когда ругается, то смотрит мне в глаза своим злым взглядом и произносит это так жестоко, что у меня всё внутри переворачивается, вот. Я не могу с собой поделать ничего».
В день нашего приезда в Сеул, кроме официальной пресс-конференции, проводившейся в банкетном зале гостиницы, ничего в деловом плане Ассоциация пока не предусмотрела. В середине июля в Корее установилась редкая даже по местным меркам жара, днём за 40, вечером немногим меньше, и это при необычайно высокой влажности. Мы с Анатолием Федоровичем коротали дни, сидя в японском ресторане гостиницы. Там нас в один прекрасный день и отыскал переводчик Джон. Он подсел к нам за столик и попросил Бышовца объяснить, почему принято решение, что переговоры будут вестись на английском языке, когда, с точки зрения Джоновской этики он должен был продолжать обслуживать тренера в качестве официального переводчика. «Джон, ты, как всегда, не прав, — сказал Анатолий Федорович. — Переговоры буду вести не я, а Абрамов. Я лишь время от времени буду на них присутствовать. Так вот, Владимиру удобнее обсуждать контракт по-английски, тем более что и переписка велась по-английски, и текст контракта тоже будет составляться на этом языке». Самолюбие Джона было уязвлено. Перед уходом Джон, посетовав на свою забывчивость, сказал, что руководство КФА уполномочило его ещё до отъезда Бышовца в Москву вручить Анатолию Федоровичу золотые часы в подарок за вклад в подготовку национальной команды к чемпионату мира. «Так где же часы», — спросил Бышовец. Джон вытащил коробку из своих спортивных штанов и протянул тренеру. «Хорошо, Джон. До свидания». Джон ушел. Теперь, когда мы опять остались вдвоем, Анатолий Федорович дал волю чувствам по поводу своего переводчика.
— Значит так, Владимир. Внеси в план переговоров ещё один вопрос. Переводчик должен быть наш, а не кореец. Более того, созвонись с корейцами и потребуй, чтобы Джона не было на переговорах, начиная с завтрашнего дня. Я не хочу, чтобы кто-то понимал, о чем мы с тобой говорим в присутствии корейцев. Я уже вдоволь наелся постоянным подслушиванием, да и искажением моих слов и мыслей. Этот Джон совсем одурел в последнее время, ведет себя так, как будто он главный тренер. Дошло до того, что журналисты не меня, а его спрашивают о составе команды на игру и о планах подготовки. Об этом Джоне в прессе пишут больше, чем обо мне. Я тебя прошу, Володя, сделай так, чтобы я его больше здесь не видел. — Бышовец все больше распалялся. — Ты знаешь, что он отчудил месяц назад? Всем членам делегации на чемпионат мира выдали экипировку, по 12 экземпляров каждому. Мне же дали только 6, то есть ровно половину. Я спрашиваю генерального менеджера, почему так случилось (они мне на фиг не нужны, но это вопрос принципа!). А он мне говорит, что Джон так решил. Он, видимо, посчитал, что мне больше не нужно. Вот ведь б… дь какая!!
Да, начало переговоров было многообещающим! Руководил их организацией господин Ка, заместитель генерального менеджера по международным вопросом. Г-н Ка был достаточно молодым и высоко образованным человеком. С ним было легко и приятно общаться и находить общий язык. Руководитель корейской делегации огласил предложение КФА по месячной зарплате главного тренера сборной — 10 тысяч долларов. Сами корейцы смущенно заулыбались. На что Бышовец попросил меня, чтобы я поблагодарил за предложение, и строго сказал: «Вставай, пошли в номер. Посмотрим, что они будут делать дальше». Мы ушли. В фойе первого этажа толпились журналисты. Одна из них, совсем молоденькая девочка, подошла к Бышовцу и на ломаном русском языке спросила: «Какие результаты»? «Сейчас выйдет г-н Ка, у него и спросите, он всё знает», — вежливо ответил Анатолий Федорович… Только через час ко мне в номер позвонил сам г-н Ка и попросил вернуться за стол переговоров. Согласно нашему с Бышовцем плану я пришел на переговоры один. Я разъяснил позицию «Совинтерспорта» по ценам на тренеров высшей квалификации в азиатском регионе и назвал минимальную сумму зарплаты в месяц: 20 тысяч долларов.
— А какую же сумму хочет Бышовец, — корейцы вытаращили на меня свои узкие глаза так, что могло показаться, что их всех сразила базедова болезнь.
— Я полагаю, несколько выше, чем минимальная. То есть, 25 тысяч долларов чистыми, естественно, все налоги платите вы, господа!
— Господин Абрамов, КФА уполномочила нас вести переговоры по финансовым статьям контракта в пределах 15 тысяч долларов в месяц в качестве зарплаты, плюс 100 тысяч подъемных, которые мы готовы передать тренеру немедленно, по подписанию контракта. Это приблизительно 20 тысяч долларов в месяц. Это то, что Вы назвали «приемлемым для нашего региона»!
— Заметьте, господа, я говорил о зарплате. Подъемных же я вообще не касался, поскольку предполагал этот вопрос обсудить в дальнейшем. Вы явно поспешили ставить точку.
— Но у нас нет таких денег!
— У КФА есть такие деньги, и об этом говорит ваша пресса.
Корейцы долго совещались и затем попросили тайм-аут в обсуждении контракта до следующего дня. Меня же попросили уговорить Бышовца присутствовать на переговорах на следующий день, в 10–00 утра. Вечером мы вдвоем с Бышовцем подвели итоги рабочего дня. «Володя, что мы имеем на сегодня? Зарплата 15 тысяч плюс подъемные 100. Так? Так! Я думаю, для начала это нормально. Посмотрим, что они скажут завтра. А сейчас пошли на тренировку». «Анатолий Федорович, но у меня нет с собой спортивной экипировки». «Не волнуйся, я тебе всё дам». В номере (в нем же Бышовец и прожил первые полгода своей работы в Корее) был полный арсенал спортивной одежды и обуви, хоть магазин открывай! В 19–30, когда в Сеуле начало смеркаться, и солнце только-только скрылось за верхушками сосен, мы вышли на беговую дорожку Центрального парка. Уличные градусники высвечивали «+37» по Цельсию. Спина (впрочем, не только у меня, но и у моего командора) покрылась мощной испариной ещё задолго до подхода к условной стартовой отметке. «Анатолий Федорович, я же помру от этой духоты»! «А ты не думай о духоте, а думай о деле и меньше разговаривай, сосредоточься на правильном дыхании. Вперед!», — скомандовал Бышовец.
Утром в 10–00 мы сидели за столом переговоров в гостиничном VIP-зале. Руководство КФА повторило свое финансовое предложение, на что услышало естественное «Нет!». Господин Ка объяснил, что для увеличения суммы контракта необходимы волевые решения Президента Ассоциации, который сейчас отсутствует и приедет через один день. Поэтому было принято коллегиальное решение не терять времени и продолжить переговоры по другим статьям контракта, оставив финансовые статьи на потом. Уточнялся общий объем работ на все 2 года контракта. Бышовец назначался «Камдонимом национальной сборной Южной Кореи» для подготовки команды к Азиатским играм в Хиросиме в октябре 1994 г., а также главным тренером Олимпийской сборной для подготовки молодежной команды к предварительной и финальной части Олимпиады 1996 г. в Атланте. Главный тренер сборной становился подотчетным Техническому Комитету Ассоциации и был обязан представлять каждую кандидатуру для окончательного одобрения Комитетом. Окончательное решение практически по всем вопросам лежало на Техническом Комитете (что отчасти напоминало нашу прежнюю советскую систему). Для свободолюбивого Бышовца это было ударом по самолюбию, но Анатолий Федорович отдавал должное традициям корейского народа. Пушкин неоднократно говорил: «Я не настолько глуп, чтобы противоречить общепринятому порядку вещей». Бышовец вторил ему: «Я не настолько глуп, чтобы противоречить общепринятым правилам КФА».
Важным пунктом переговоров было наше требование об обязательном включении в контракт пункта о переводчике. Мы настаивали, чтобы переводчику (в обязательном порядке выбранном и одобренном лично Бышовцем!) обеспечивалась зарплата не менее 1800 долларов в месяц плюс однокомнатная квартира с оплатой всех коммунальных расходов за счет Ассоциации. Забегая опять вперед, скажем, что «Совинтерспорт» нашел для Анатолия Федоровича русского парня, который работал в Москве в представительстве компании «Кореан Эйр», и был женат на кореянке, балерине по профессии (кстати, потом оказалось, что это было первым случаем, зарегистрированным Минюстом Южной Кореи, когда русский гражданин женился на гражданке Южной Кореи). КФА пыталось учинить Бышовцу массу мелких препятствий, лишь бы он отказался от идеи взять русского переводчика. Свое нежелание нанимать русского гражданина в качестве переводчика объясняли его слабым владением корейского языка. На самом же деле корейцам, привыкшим в любой сфере жизни пользоваться налаженной системой добровольных осведомителей, нелегко было самостоятельно отказаться от привычной составной части корейского образа жизни. Но и Бышовец умел держать удар. Он сумел выиграть свою маленькую войну не только по переводчику, но и по помощнику главного тренера, добившись приглашения на должность тренера сборной по вратарям своего проверенного товарища Семена Альтмана из Одессы.
В конце концов, два муторных дня по уточнению и проговариванию всех спорных статей контракта пролетели, и нужно было возвращаться к обсуждению финансовых моментов. Президент КФА так и не соизволил опуститься со своих властных высот до личного участия в ходе переговоров, хотя от генерального менеджера я всегда получал заверения, что Президент в курсе всех происходящих событий (хотя, на самом деле, генеральный менеджер просто не хотел допускать Бышовца до заветного «Сундука с Деньгами», как сами корейцы называли за глаза Президента КФА). Подходила к концу рабочая неделя, и в пятницу генеральный менеджер дал «отмашку» своим подчиненным на озвучание Бышовцу нового контрактного предложения: 20 тысяч в месяц в качестве зарплаты плюс подъемное пособие в размере 100 тысяч долларов. На такой шаг доброй воли со стороны КФА Бышовец ответил изменением тактики ведения переговоров. «Володя, — сказал Анатолий Федорович, выводи меня из-под удара КФА. Нажимай на установку, якобы полученную тобой от „Совинтерспорта“: не соглашаться на сумму меньшую, чем 350 тысяч долларов в год. Я чувствую, у них ещё есть резерв, они не всё отдали. Продолжай жать, чтоб выли».