Зоя ничего не ответила. Она встала: «До свидания, Владимир Николаевич, Саша позвонит Вам сегодня вечером, вдруг будут новости». А каких, собственно, он ждет новостей, спрашивал я себя, сидя в одиночестве за столиком, пока Невзоров расплачивался за наш обед. Владимир Михайлович подошел ко мне и, крепко сжав плечо, сказал: «Ладно, успокойся, пойдем попьем кофейку на площадь». Успокоиться я не мог, и все прокручивал в голове ситуацию с Бубновым. Саша Бубнов, любимец Константина Бескова, улетел во Францию ранней весной 1989 года по нашему контракту. Как говорил Николай Петрович Старостин: «Саша Бубнов хороший игрок, но пусть он лучше в этом году во Франции поиграет». А в 34 года даже во втором французском дивизионе играть ой как непросто — ребята там молодые, амбициозные, быстрые и жесткие, я бы даже сказал, жестокие. Неудивительно, что осенью 1989 года, в начале нового сезона, Александр Бубнов перестал попадать в «основу» «Ред Стара», о чем г-н Бра не преминул немедленно известить «Совинтерспорт».
Согласно подписанному контракту «Спартак» должен был получить за два года 175 тысяч долларов в качестве трансфера и фактически в марте 1989 года уже получил половину причитающейся суммы. Когда же г-ну Бра стало окончательно ясно, что делать Бубнову в сезоне 1990/91 в команде «Ред Стар» совершенно нечего, то, как это и было предусмотрено контрактом, французы стали требовать у «Спартака» замены Бубнова на приемлемого для обеих сторон игрока, и только после этого могли платить вторую часть трансфера. В Москве началась работа по согласованию возможной замены Бубнова. Но надо отдать должное его изобретательности — Саша очень не хотел покидать предместье Парижа и возвращаться в Россию в непростой для неё период перестройки, и сумел убедить руководство «Спартака» рассмотреть вариант с продажей Сергея Родионова и Федора Черенкова в «Ред Стар» на три сезона с июня 90-го по июнь 93-го, за общую сумму в 700 тысяч долларов США. К этому времени у «Совинтерспорта» уже было два неплохих предложения из Испании и Германии на 28-летнего Сергея Родионова, причем сумма составляла больше пресловутых 700 тысяч, причем только за одного Сергея. Однако, «Спартак» пока не спешил расставаться с Сергеем, да и сам он все-таки предпочитал Париж, а, самое главное, туда можно было поехать с неразлучным другом Федей. Черенкову шел тогда 31-й год, у «Ред Стара» больше денег не было, а Родионов им был нужен очень (хотя, впрочем, и Федор не помешал бы). Надо признать, что во Франции Сергея знали хорошо — он играл за нашу сборную против французской, и даже забивал, да и «Спартак» тоже часто играл против французов в еврокубках. Федора, к сожалению, по объективным обстоятельствам, из французов практически никто не видел, а знали о его величии только со слов «Спартака»…
Господин Жан-Клод Бра, известный в прошлом футболист сборной Франции и хороший друг главного коммуниста страны Жоржа Марше, был далеко не дурак. Имея хватку предприимчивого капиталиста, Бра быстро смекнул, что купить за 700 тысяч долларов таких футболистов было бы для клуба большой удачей. С помощью Сергея и Феди он рассчитывал вернуть клубу былую славу. Кроме русских Бра купил у «ПСЖ» их стареющего капитана Сушича, а руководил командой бывший тренер знаменитой чемпионской команды «Сент-Этьена» 70-х г-н Робер Урбан.
Перед подписанием контракта с французами в «Совинтерспорт» для последних консультаций с Никитиным приехали Старостин и Родионов. «Ну что, Сережа, ты хочешь поехать во Францию вместе с Федей, или вот у „Совинтерспорта“ есть на тебя предложения в другие страны, в высшую лигу», — задал вопрос Николай Петрович и, видя, что Сергей заметно волнуется, положил на его руки свою стареющую ладонь. «Конечно, Николай Петрович, в Германию или Испанию мне уехать выгоднее. Но я хотел бы в Париж, с Федей, — смущенно сказал Сергей. — Это наша давняя мечта, и я хочу, чтобы она сбылась!» «И правильно», довольно сказал Николай Петрович. Старостин распорядился, чтобы «Совинтерспорт» выплачивал Сергею и Федору по 50 % от суммы контракта, т. е., приблизительно по 5 тысяч долларов в месяц каждому (напомню, что 700 тысяч включали в себя и трансфер, и зарплату игроков — в то время не запрещалось составлять единый контракт, и таким образом составленные документы давали французам возможность уйти от местного налогообложения).
В сложившейся ситуации г-н Бра, естественно, должен был как-то отблагодарить Сашу Бубнова за подброшенную идею. Бубнов постоянно делился с ним своими мечтами — самому изучить французский язык и дать детям хорошее французское образование. И г-н Бра, после консультаций со «Спартаком» и «Совинтерспортом», в предварительном порядке согласился оставить Бубнова у себя в клубе в качестве тренера детской спортивной школы и назначить «достойную» (по словам самого Бра) зарплату. То есть, оставляя Бубнова во Франции, «Ред Стар» должен был бы оплатить «Спартаку» вторую часть трансфера в размере 87,5 тысяч долларов и обеспечить зарплату самого Александра в размере 9000 франков в месяц. Г-н Бра предложил «Спартаку» отказаться от трансфера и отдать эту сумму на финансирование будущего личного контракта Бубнова. «Спартак» был поставлен перед выбором: либо Бубнов возвращается в Москву, и «Спартак» ничего не получает; либо «Спартак» так же ничего не получает, но делает доброе дело для своего заслуженного футболиста. «Спартак» согласился, поручив «Совинтерспорту» согласовать с французами новый контракт на услуги уже Тренера Бубнова. Лично от себя (за помощь Александра с идеей подписания контракта на Родионова и Черенкова) г-н Бра предоставил семье Бубновых свою шикарную виллу на французском курорте для проживания в дни летних школьных каникул.
Согласно контракту на Родионова-Черенкова г-н Бра сразу после его подписания перевел в «Совинтерспорт» всю сумму, причитающуюся «Спартаку» за 1-й сезон, а футболисты получили зарплату за год вперед. И все было бы хорошо, если бы не было так плохо. Уже осенью 1990-го года, только-только начался сезон, Родионов тяжело травмировал колено, а у Феди, отыгравшего пару месяцев без Сергея, обострились старые болячки (о которых французы толком не ведали), и он был срочно отправлен в Москву. Югослава Сушича тоже преследовали мелкие травмы, и он не играл — ничего не поделаешь, это футбол. К счастью, г-н Бра спокойно принял ситуацию с Федором и большого шума не поднимал, но вот Бубнов его стал удивлять и настораживать, причем к футболу с его травматизмом это не имело отношения. К весне 1991 года Жан-Клод Бра все же не выдержал и, отправив Бубнова в отпуск, через Секретаря Посольства СССР во Франции тов. Латкина потребовал от «Совинтерспорта» и «Спартака», чтобы было проведено возможное лечение и освидетельствование Бубнова на предмет его психического здоровья и пригодности к работе с людьми. Господин Бра жаловался, что во время проведения Бубновым тренировок и его личных бесед с Сашей в поведении Бубнова появились некие странности, и он неадекватно реагировал на замечания руководства клуба. Но Центр психического здоровья Академии Медицинских Наук письменно известил «Спартак» и «Совинтерспорт» 20 мая 1991 года, что г-н Бра ошибается, и что Бубнов, по их мнению, был здоров, и все кажущиеся отклонения от общепринятой нормы поведения объясняются лишь особенностями его характера. Президенту «Ред Стара» пришлось согласиться с доводами врачей и вернуть Бубнова в Париж. Нужно было подписывать контракт на тренерские услуги Александра, тем более что г-н Бра оттягивал это подписание уже более года. Используя то обстоятельство, что надо было аннулировать общий контракт на Черенкова-Родионова и переподписывать отдельный контракт на Сергея, «Совинтерспорт» припугнул г-на Бра, что если он будет тянуть с подписанием бумаг по Бубнову, «Спартак» откажется от подписания контракта на Родионова (Сергей к тому времени уже практически восстановился после травмы).
Никитин срочно прилетел в Париж вместе с Наташей Прокофьевой и Александром Львовым — тогда еще пресс-атташе «Совинтерспорта». Никитин отказался что-либо обсуждать по контракту Родионова, пока не будет подписан контракт на Бубнова (правда, согласился Бра только на двухлетний контракт, а не на трехлетний, как того требовал Бубнов). Бра дрожащей рукой поставил свою подпись и постоянно кричал: «Да у него же „пробки перегорели“! (по-французски это дословно звучало „Il a les plombs sur chauffes“). Я не выдержу три года! Слава богу, один уже прошел, и только ради Родионова я готов потерпеть еще один, но не больше!» и так, задним числом, в октябре 1991 года был подписан контракт на услуги Бубнова клубу «Ред Стар» на период с июня 1990-го по июнь 1992 года.
Михаил Леонидович Никитин, после подписания контракта на Бубнова, уже у себя в гостинице радостно хвастал Саше, как он сумел убедить г-на Бра подписать контракт и обеспечить игроку зарплату в 14 600 франков в месяц «чистыми», и еще показал Бубнову гарантийное письмо с обязательством скорой оплаты 102 000 франков в качестве доплаты за прошлый год. Саша и Зоя Бубновы умиленно смотрели в глаза Никитину и сердечно благодарили его за вклад в развитие дружеских советско-французских отношений. Все это было вечером, и Саша с Зоей, устав от затянувшихся ожиданий, были просто не в состоянии прочитать контракт внимательно (пока они просто перелистывали страницы с текстом на английском языке и постоянно улыбались)! А вот когда наступило утро, и до Зои дошло, контракт подписан только-то на два года, то есть жить им в Париже оставалось всего-то 7 месяцев, разразился скандал. Никитин, вместо утреннего французского завтрака, вкусил всё меню богатого внутреннего мира Бубновых и, доведенный до отчаяния, уже был готов порвать в клочья намедни подписанный контракт. Бубновы спохватились — они сразу поняли, что уже завтра могут оказаться в Москве…
В субботу 22 мая 1992 года таксист долго кружил по переулкам ближайшего предместья Парижа, района Сент-Уэн вплоть до Сен-Дени, пока наконец не нашел то, что нужно — штаб-квартиру ФК «Ред Стар-93», где к 11–00 нас ожидал г-н Бра, президент клуба. Необычайно улыбчивый и приветливый Жан-Клод Бра был тонким ценителем женской красоты. Он выбежал из дверей двухэтажного особняка, едва услышав шум таксомотора, чтобы лично открыть дверь машины для Натальи Сергеевны, которую хорошо помнил с прошлого приезда в октябре 1991 года. Он был так словоохотлив, добр и весел, словно не