Справедливости ради, стоит ещё раз вспомнить обстоятельства лета 2001 года. Ведь только благодаря жесткой и последовательной позиции Непомнящего клуб согласился тогда оставить за Игнатьевым место главного тренера. Тогда Валерий Кузьмич рассказал мне по телефону о ситуации в общих чертах и в полушутливом тоне попросил Бориса Петровича поставить в церкви свечку. Борис Петрович шутки не понял или не захотел понимать. Он, мол, Игнатьев, а это Непомнящий! Кто такой Непомнящий?!.. Борис Петрович, видимо, спутал Китай с Россией. В Китае практически никакие внешние интриги не влияют на желание руководства клуба сменить тренера. Клубы всегда в первую очередь основывают свои решения на результатах работы тренера в прошедшем сезоне. Займи Борис Петрович хотя бы третье место, никто бы (и клуб давал нам это понять в «приватных» сообщениях) не захотел менять тренерский состав. И если уж винить кого-то в создавшейся ситуации, то не «Совинтерспорт»…
Шин Уй Сон — «Рука Бога»
«Вратарь — животное особое!»
«Вы не путайте! Я не футболист, я — вратарь!»
Вопрос к известному футболисту и тренеру А. А. Коршунову, Председателю Совета Директоров «Совинтерспорта» и близкому другу В. Н. Маслаченко: «Почему Маслаченко в своих комментариях отпускает плоские шутки, и сам же над ними смеется? — Отвечу коротко — потому что вратарь».
Прошло ровно 10 лет с тех пор как «Совинтерспорт» подписал контракт на лучшего вратаря последнего в истории чемпионата СССР с корейским клубом «Ильва Чунма». Вот уже одиннадцатый год бывший вратарь московского «Торпедо» Валерий Сарычев живет и работает в Сеуле, продолжая устанавливать всё новые и новые рекорды в корейском футболе. До него ни один корейский игрок не становился четырехкратным чемпионом Кореи и не проводил без перерыва более 137 матчей. Сарычев действительно суперпопулярен в Корее, где его заслуженно считают лучшим вратарем всех времен и народов. Он 8 лет, то есть, все годы, что играл, а не тренировал, он признавался Корейской Ассоциацией Футбола лучшим «вратарем-защитником» Кореи. Кроме того, Валера стал победителем всех возможных кубков Кореи и Азии, среди которых Кубок «Адидаса», Суперкубок Азии, Межконтинентальный Кубок. На счету Сарычева пять национальных рекордов, и это при всей специфике местного футбола. Корея — это не Украина или Россия. Там нет явных аутсайдеров или фаворитов, все 10 профессиональных клубов примерно равны по силам и финансовым возможностям. К тому же взятая из американского профессионального спорта система Драфта талантливых юниоров не позволяет, к примеру, супербогатому и амбициозному «Самсунгу» постоянно скупать лучших молодых игроков. Итак, Сарычеву 42 года, а он всё ещё продолжает играть, и не просто играть, а быть лучшим.
Эту 10-летнюю юбилейную дату Сарычев отмечал в Москве с сотрудниками «Совинтерспорта». Валера прилетел на Родину на несколько дней для окончательного документального оформления своего корейского гражданства и решения необходимых вопросов в Центральном УВИРе, что на Петровке. В тот вечер Валера не мог не заехать в гости ко мне домой, поскольку обещал жене и детям, которые по разным причинам не смогли прилететь в Москву вместе с Валерой, что обязательно привезет из Москвы фотографии успевшего подрасти Афони. Афоня — любимый всей семьей Сарычева йоркширский терьер, рожденный собакой Сарычевых и привезенный мне в подарок летом 2001 года. И вот, сидя у себя в кабинете, я спросил Шин Уй Сона (так с недавних пор официально зовут Валеру в Корее, и в переводе это означает «Рука Бога»): «Валера, может быть, теперь, наконец, пришло время рассказать всю правду о твоих священных для Кореи руках? Рассказать людям, для которых футбол не пустой звук». «Может быть пора, если это кого-то может сейчас заинтересовать», — пожал плечами Валера. «Тогда, Валер помедленнее, я зап-пписыв-ваю», — я взял со стола ручку.
«Я начал играть за основной состав ФК „Памир“ в своем родном Душанбе, когда поступил на первый курс в местный институт физкультуры, и, таким образом, получил отсрочку от армии на все пять лет учебы. А по окончании института, когда армии было не избежать, мне очень вовремя позвонил Базилевич, тогдашний главный тренер ЦСКА, и вызвал в Москву. Олег Петрович меня хорошо знал ещё с тех пор, как работал с ташкентским „Пахтакором“. Я ему, конечно, не стал рассказывать, что осенью 1980 года в течение одной недели умудрился сломать на тренировке сначала одну, а затем и вторую руку. Слёзы из глаз, но продолжаю тренироваться. Я поначалу не понял, что на самом деле произошло. Думал, принял мяч на расслабленных руках, и получил сильное растяжение связок кистей. Растяжение — не такая проблема, подумал я, и увеличил нагрузки, желая укрепить связки кистей. Боли увеличились. Так, с болью и на уколах доиграл сезон. По его окончании сделали рентгеновский снимок. Диагноз оказался простым и очевидным — перелом ладьевидных костей на обеих кистях рук. Наложили гипс, ограничили подвижность на три месяца.
Весной опять начал тренироваться. Вроде бы поначалу всё было хорошо, но постепенно руки опять заныли. Ладно, думаю, это естественные моменты процесса заживления. Потихоньку стали выпускать за основу ЦСКА, сыграл в сезон 4 полных игры. Осенью 1981 года врач команды Белаковский отвез меня в больницу имени Бурденко, сделали снимок — руки по-прежнему были сломаны! После консультаций с ведущими специалистами-травматологами выяснилось, что кости успели „обтереться“ друг о друга, и образовались костные мозоли. А место это было важно для общего кровоснабжения кистей. Поэтому врачи предложили мне сделать срочную операцию. Необходимо было „зачистить“ кости заново, и заковать руки в гипс как минимум на целых 7 месяцев. Я, естественно, отказался, поскольку это означало, по существу, конец моей вратарской карьеры. После моего отказа вопрос с ЦСКА был практически закрыт: кому нужен инвалид. О моих проблемах знали в ЦСКА только три человека, которые обещали хранить молчание.
Всю весну 1982 года я отыграл за дубль ЦСКА, а в мае меня комиссовали по состоянию здоровья, выдав мне военный билет, а, точнее, „белый билет“ инвалида. В это время Валентин Козьмич Иванов проявил ко мне интерес и предложил перейти из ЦСКА в „Торпедо“. Базилевичу я со своими больными руками был не нужен, поскольку стал неперспективным. Тут врач ЦСКА нарушил обет молчания (но, правда, не до конца). Он позвонил своему коллеге в „Торпедо“, и предупредил, что „у Сарычева что-то с руками“, но что конкретно, видимо, не сказал. Анатолий Семенович Прояев — врач „Торпедо“ — спросил как-то меня на медобследовании: „Ну, что там у тебя с руками“? „Да ничего серьезного“, — отвечаю. „Ну, и ладно“, — ответил Прояев, не желая лезть в дебри. Играя за „Торпедо“, я привык к боли, слёзы высохли. И всё-таки я доказал, прежде всего самому себе, что человек непобедим, пока он жив, и выстрадал титул лучшего вратаря 1991 года. А боли? Так они до сих пор меня мучают, но я никогда и никому не жалуюсь, даже своим близким. Моя семья узнала о проблемах с руками от меня только в 1998 году. Вот, собственно, и всё». Я отложил ручку в сторону.
— Валера, а, может быть, всё, что с тобой произошло дальше, я имею в виду Корею, неспроста?
— Что имеешь в виду, Николаич?
— Я имею в виду в первую очередь твои переломанные руки, которые в Корее все время фотографируют и помещают на обложках журналов и газет вместо твоего лица. Твои кисти, может, из-за перелома как бы живут отдельно от твоего тела!
— А? Ты их имеешь в виду, — он посмотрел на свои кисти. Ты, Николаич, о руках моих и сам знаешь почти всё. Ты о них хотел написать, так напиши, а я прочту. Хорошо?!
— Договорились, — с радостью откликнулся я, но призадумался, ведь вспоминать в деталях нужно было все события, начиная с осени 1991 года…
…Юрий Васильевич Золотов, легендарный начальник команды «Торпедо» Москва, пришел к нам в комнату, заметно запыхавшись. Какой-то он был в тот день суетной. В одной руке держал кепку в мелкую клетку, в другой была кожаная папка, набитая бумагами, торчащими во все стороны. Черная японская куртка, засаленная на рукавах, была расстегнута, и поэтому темно-синий двубортный пиджак с металлическими пуговицами не слишком выделялся своей излишней длиной. «Дежурный», далекий от требований моды текущего сезона, галстук не совсем подходил к рубашке, а коричневые нечищенные ботинки фирмы «Саламандра» говорили не столько за хозяина, способного доставать советский дефицит, столько о том, что на улице было не только сыро, но и грязно. В общем, человек занятой к нам зашел, прибыл, понимаешь, срочно утрясти важный для команды вопрос и бежать дальше… Дела, дела, дела!..
— Михаил Леонидович, здрасьте, — обратился Золотов к нашему директору, — я, как договаривались, сразу к Вам.
— А Вам же мой заместитель, Абрамов Владимир Николаевич должен был звонить, — сказал Никитин и, привстав со стула, пожал руку известному на весь Союз автозаводцу.
— Да, он звонил, но у меня же в кабинете всегда народ, мне лучше у Вас на месте обсудить все вопросы.
— Вот как раз, Владимир Николаевич только что обсуждал с корейцами их предложение по вашему вратарю.
Я тоже привстал и пожал Юрию Васильевичу руку.
— Так что, они серьезно дают сто тысяч долларов за вратаря?!
— Действительно, — отвечаю я, — дают 100 тысяч долларов. Контракт на два года, зарплата футболисту 4 тысячи долларов, квартира, машина и т. д.
— Да нам хоть на два года, хоть на десять, хоть все права продадим. Главное — 100 тысяч. Сарычеву ведь уже 31 год, мы его уже чуть было в Израиль не продали, те дают 50 тысяч за трансфер и три тысячи зарплата. Так что я тебе серьезно говорю, если корейцы точно дают 100 тысяч, мы готовы хоть завтра подписать контракт.