юля 2000 г.).
Извините за невольное отступление — накипело, но вернемся в тот жаркий необычный полдень. Никитин, взяв меня за локоть, увлек в коридор, чтобы поделиться подробностями встречи: «Понимаешь, — говорил Михаил Леонидович дрожащим от волнения голосом, — этот Малкович, черт бы его побрал, сдержал свое слово — выкатил-таки иск на Фетисова аж на 1 миллион долларов». Я сначала не понял, «Какой Малкович?», спрашиваю.
«Тот самый, который подписал агентское эксклюзивное соглашение с Фетисовым и его друзьями-одноклубниками на представление их интересов без „Совинтерспорта“, и получил от них письменное согласие на 25 % от всех поступлений по личным контрактам».
«Да, но мы-то здесь при чем? Подписал — пусть платит», отвечаю я.
«Фетисов тогда не только нас вместе с Федерацией и ЦСКА обманул на крупную сумму, он заодно „кинул“ и своего агента Малковича, посчитав, что тот ничего для Славы по агентскому соглашению не сделал. Малкович же обратился в суд и представил все документы, вот так»…
«А мы-то что теперь можем сделать?», недоумевал я.
«Как что? Я, можно сказать, единственный, кто тогда присутствовал на всех предварительных и официальных встречах по контрактной проработке Фетисова, Ларионова, Крутова и Макарова. Я и только я могу подтвердить или опровергнуть все притязания Малковича к Фетисову, а, значит, могу вытащить Славу или опустить его в дерьмо по уши, как когда-то он нас! Каково?! Я могу документально по протоколам доказать, что Малкович ничего для Фетисова не сделал, и в то же время мне легко подтвердить, что Фетисов все сделал без нас исключительно благодаря Малковичу. Вот такая штука получается».
«А что говорит Фетисов?», спрашиваю я.
Михаил Леонидович тут расплылся в широкой улыбке, приподнял голову и посмотрел на высокий потолок, будто боясь, что нас подслушивают, и перешел на шепот.
— Понимаешь, где-то час назад мы с Натальей Сергеевной сидим у себя, вдруг входит Слава Фетисов. Я его даже сразу не узнал, а Наталья Сергеевна «Здрасьте, товарищ Фетисов!» — Ну, ты знаешь, как она умеет сказать. Фетисов в бежевом летнем костюме, светло-коричневых ботинках, все как надо, стоит, глазами хлопает, молчит. Подходит к окну, садится на наш широкий подоконник, руки в карманах, ноги здоровущие, как у слона, зад еще здоровей, и смотрит на меня как «крестный отец». Тихо, с растяжкой говорит: «Можно Вас, Михаил Леонидович, на улицу, поговорить нужно». Я задергался, думаю, убьет на фиг…
Вышли мы на улицу, сели около «Совинтерспорта» на лавочку в скверике, Фетисов и говорит: «Михаил Леонидович, мне нужна ваша помощь, хочу, чтоб вы выступили на суде в мою защиту против Малковича.» Я-то этого Малковича хорошо знаю. Особенно по Стокгольму, когда мы судились в Арбитраже по делу Крутова. Если помнишь, в прошлом году мы выиграли суд у Пэта Куинна, когда тот отказался платить трансферные деньги за два из трех лет работы Крутова в «Ванкувер Кэнакс». Малкович тогда был свидетелем со стороны клуба и давал показания, что Крутов пьет (точнее, не просто пьет, пьют все, но Володя еще и пивом запивает — иначе, говорит, его не берет), к тому же располнел как боров, да еще и отказался играть в фарм-клубе. Но мы все-таки выиграли не только трансферные деньги, но потом еще и деньги по личному контракту Крутова. Вот тогда в Стокгольме подходит ко мне Малкович после оглашения решения суда и говорит: «Господин Никитин, Вы можете хорошо заработать — я могу дать Ваши „совинтерспортовские“ 4 %, если Вы выступите на суде против Фетисова — это будет 40 тысяч долларов». У меня от такой суммы дыхание перехватило. Подхожу к Галаеву, он как раз неподалеку стоял, так, мол, и так, а он говорит — пусть Малкович сделает нам письменное предложение, а мы подумаем как поступить. Малкович такую бумагу нам тогда представил.
Поэтому я Фетисову честно говорю: «Слава, нам Малкович предлагает сыграть на его стороне». Я даже сбегал и принес ему тот документ. Фетисов просмотрел её и молчит, я тоже молчу. Фетисов сделал очень длинную паузу и сказал: «Михаил Леонидович, мне ребята рекомендовали к Вам обратиться, сказали, что Вы человек порядочный».
Короче, уговаривает меня и нашего юриста поехать на суд и выступить на его стороне. Сказал, что оплатит все расходы. Я ответил, что сам ничего не решаю, что надо посоветоваться с Галаевым, а сам про себя думаю: «Ну, как мы можем встать на защиту Малковича, нас наши же журналисты в первую очередь сожрут, да и „Совинтерспорт“ создан был не для того, чтобы с Малковичем и ему подобными деньги делить, а чтобы своих спортсменов защищать. Хотя какой нам Фетисов „свой“, он, гад, такую свинью нам подсунул»…
В этот момент наш разговор с Никитиным, как всегда без всякой вежливой канители, прервал Александр Львович Львов, да-да тот самый, кто носит этот литературный псевдоним, а в миру просто А. Либкинд. Сейчас он пресс-атташе ФК «Спартак» и сборной России, а тогда являлся пресс-атташе «Совинтерспорта». А. Львов сжал плечо Михаила Леонидовича левой рукой, потому что в правой руке держал откусанный бутерброд с докторской колбасой и потянул Никитина в центр зала-коридора. Помнится, А. Львов был трезв, хотя по его лицу пот просто струился. Он вытянул Никитина на центр зала, отпустил левую руку, обтер ладонью как промокашкой лицо сверху вниз, отряхнул руку и изрек: «Миша, надо ехать — тебе, Галаеву и, конечно, мне. Я же в Нью-Йорке никогда не был, а это мечта всей моей жизни. Я такой материал соберу, — он как дирижер поднял обе руки вверх (бутерброд ему не мешал), — я им всем дам правдой по ушам!». От предвкушения исполнения мечты лоб правдолюба покрылся испариной. Он должен был, как любил сам выражаться, «отжать свое».
Возбужденный голос Львова гремел по коридору. Из бухгалтерии, где только что обедал Львов, вышла Ирина, наша эффектная кассирша. Всем хотелось знать, о чем речь? Что случилось? В это же время по старинной чугунной лестнице грациозной лебединой походкой спускалась Елена Домбровская — начальник транспортно-таможенного отдела. Удивительное дело, но эта высокая стройная женщина в узких джинсах и черных мокасинах передвигалась бесшумно как индеец, ступая на пятку и перенося свое грациозное тело на носок, и вместе с тем заметно покачиваясь, как это делают женщины, балансируя при ходьбе на высоких каблуках. Из обрывков фраз Львова она тоже ничего не поняла, поэтому смело подошла к нему, взяла Львова за правую руку, чтоб не промахнуться, и откусила у известного журналиста от его замусоленного бутерброда приличный кусок. Вот что значит нервы, особенно если учесть, что Е. Домбровская практически ничего не ест! Время, не спрашивая никого, стирает в памяти архиценную информацию, но запах докторской колбасы на бутерброде до сих пор не выветрился из моего сознания, пробуждая брезгливые ассоциации момента.
В этой суетной обстановке не было никакого смысла обсуждать детали, глаза Никитина затухали — он больше молчал, поскольку все время говорил, а точнее уже юморил Львов. Александр Львович умел тонким, искрометным юмором пройтись по недостаткам наших великих спортсменов, которых он, кажется, знал всех без исключения. Мы бы еще долго стояли в зале, если бы секретарь нашего генерального директора Галаева Виктора Ильича не вызвала срочно Никитина в кабинет главного. Львов, которого не приглашали, тоже зашел к Галаеву. Что это за журналист, если он не держит руку на пульсе событий?!..
Никитин вернулся с импровизированного совещания у руководства только через несколько часов. От нервного перенапряжения он выглядел устало. У себя в кабинете спокойной обстановке Никитин подробно начал нам разъяснять суть стратегического плана касательно просьбы Фетисова встать на его защиту. Галаев не знал, как к этому отнесется хоккейная общественность в лице Королева Ю. С. и руководства ЦСКА, но в целом согласился с весомыми аргументами Никитина в пользу защиты великого русского хоккеиста в борьбе с американским правосудием, а, главное, процесс мог упрочить репутацию «Совинтерспорта». Львов обещал развернуть широкую кампанию в прессе через «МК» и «Советский спорт». Тем не менее, всех угнетало воспоминание о событиях уже казавшегося далеким 1989 года, и по мере того, как начальник юротдела Остроумова И. Г. собирала документы по делу Фетисова в одну папку, воспоминания сливались в одну и очень ясную картину…
«Совинтерспорт», начиная с 1987 г., являлся подразделением Госкомспорта СССР с эксклюзивным правом «продажи» спортсменов и тренеров за рубеж и предоставленными в связи с этим полномочиями на заключение контрактов и ведения валютных счетов во Внешторгбанке СССР. В соответствии с этим задачей нашей организации являлось строжайшее соблюдение правил внешнеэкономической деятельности и обеспечение максимально выгодных для страны условий контрактов с целью притока иностранной валюты в СССР. Все деловые встречи и переговоры подробнейшим образом протоколировались и подписывались присутствующими лицами. Поэтому восстановить в памяти события 1989 г. нам помогали сохраненные в «Совинтерспорте» документы. А они говорят о том, что после первой неудачной попытки подписать в июне 1988 г. контракт на В. Фетисова с ХК «Нью-Джерси Дэвилз» (по причине категорического отказа руководства ЦСКА) «Совинтерспорт» продолжал активно сотрудничать с Лу Ламорелло (генеральным менеджером «Нью-Джерси»), поскольку клуб поставил Славу на драфт еще в 1983 г. и продолжал мечтать о приобретении нашего хоккеиста. За тот год мы сумели провести через своего агента в США Романа Дацишина (канадского гражданина русского происхождения) ряд переговоров с Ламорелло и довести общую сумму контракта с первоначальных 300 тысяч долларов США в год до 1 миллиона 200 тысяч. Сумма контракта на Славиных одноклубников Крутова, Ларионова и Макарова также поднялась гораздо выше первоначальной и колебалась от 850 тысяч до 1 миллиона 100 тысяч канадских долларов в год (в то время канадский доллар практически равнялся американскому). Вот что значила монополия внешней торговли!
Нам тогда и в голову не приходило, что Ламорелло и Фетисов весь период с июня 1988 г. по июнь 1989 г. вели постоянные сепаратные переговоры по телефону. Это было в обоюдных интересах — Ламорелло искал выход по значительному уменьшению стоимости контракта, а Фетисова интересовал вопрос максимальной личной выгоды. Может быть, поэтому неоднократные попытки Ламорелло склонить Фетисова на путь Могильного (т. е. просто «сбежать» из страны) не увенчались успехом, поскольку тогда по деньгам выиграл бы Ламорелло, а вот выиграл ли бы Фетисов — неизвестно.