Комментарий автора: Предлагаю читателю еще несколько выдержек из «Овертайма»: «…А пресса поддерживала Малковича»… Стр.158. «Он (Малкович), наверное, решил, что с меня можно так же легко получить деньги, как с Крутова, Ларионова и Макарова»… Стр.160. Надо отдать должное «порядочности» Фетисова. Он осуждал не только «Совинтерспорт» за попытки отобрать у него деньги в пользу ЦСКА и Федерации, но и свой «Нью-Джерси» во главе с Ламорелло: «…рассчитался бы Ламорелло с Малковичем сразу, намного дешевле весь этот процесс обошелся бы ему и мне»… Стр.155. За упреки в сторону клуба американская пресса еще больше невзлюбила Фетисова. Никто не мог понять, как может Фетисов, сам, подписав договор с Малковичем, самостоятельно посчитать, что за его ошибки должен платить клуб. Впрочем, своим пассажем на стр.155 Фетисов, сам того не подозревая, письменно признает, что Малковичу надо было платить…
В тот свой приезд Фетисов заходил к нам не один раз. На частной встрече с Галаевым Слава признал многие свои ошибки, сославшись на «незнание вопроса», и принес нашей организации свои извинения. Он обещал, что если выиграет благодаря нам дело, то обязательно расскажет в прессе правду о «Совинтерспорте». Слава улетел и обещал накануне очередного слушания прислать приглашение и билеты Никитину и начальнику юридического отдела «Совинтерспорта».
Только в ноябре Фетисов известил «Совинтерспорт» о том, что рассмотрение его гражданского дела по иску Малковича состоится в декабре в Ньюакре — административном центре Нью-Джерси. Процесс, затянувшийся почти на 2 года, подходил к своему завершению. Фетисов, как обещал, оплатил поездку (билеты и гостиницу) Никитину и Остроумовой. Галаев и Львов вылетели вместе с ними, но уже за счет «Совинтерспорта». Правда, Львову как пронырливому и удачливому журналисту «МК» и «Советский Спорт» также оказали дополнительную финансовую поддержку. Сам же он со своей стороны обязался направлять в редакции газет свои острые репортажи, так сказать, «из центра событий».
Правда, была одна проблема, о которой Львов не уведомил редакторов наших изданий. Она заключалась в том, что Фетисов после одной памятной ему статьи Львова, в которой тот косвенно обвинил Славу в гибели его родного брата, пообещал Львову, что никогда впредь не будет с ним общаться, а уж тем более, давать ему интервью. Но Александр Львов не был бы самим собой, если бы не уговорил Никитина, который на тот момент пользовался доверием и уважением у Фетисова, повлиять на того и организовать ему встречу со Славой. Забегая вперед, отмечу, что все-таки Михаилу Леонидовичу удалось уговорить Фетисова изменить свое решение не давать интервью Львову. Более того, в конечном итоге, ДВАЖДЫ за время пребывания Львова и Никитина в Нью-Йорке, разрываясь между судом и играми, Слава приезжал в назначенное время и условленное место, но… Александр Львов физически не мог прибыть на встречу, так как находился под влиянием американского образа жизни, подкосившего не одного из наших бывших сограждан во всем известных районах Нью-Йорка. Всю неделю Львов ни разу не был замечен ни в здании городского суда, ни в гостинице и присоединился к делегации «Совинтерспорта» только в аэропорту при отлете. Правда, Александр Львович неоднократно звонил руководству, извещал о своем местоположении, извинялся, строил и согласовывал свои обширные творческие планы с Никитиным, но неизменно сам же их срывал, поскольку постоянно перемещался по просторам Соединенных Штатов со своими «новыми друзьями», потрясенный новыми «впечатлениями» от увиденного.
Наверное, поэтому, так ни разу и не встретившись с Фетисовым в Нью-Йорке в силу непреодолимых обстоятельств, Львов свою первую газетную статью о суде в Америке начал словами: «Выходим мы с Фетисовым из бани…» Почему из бани, не знаю, но, видимо, в этом автор находит какой-то тайный колорит. Как бы то ни было, художник имеет право на творческую самостоятельность. Художник? Да — Александр Львович считал себя художником и не стеснялся этого, этой высокой самооценкой делился даже с теми, кто его обижал. Писать Львов всегда умел, но вот всегда ли писал правду?..Да, журналисты часто лукавят перед доверчивым читателем, и в этом они не виноваты, это издержки творческой профессии… Вскоре после описанных событий Львов уволился из «Совинтерспорта» (может быть, поскольку его мечта побывать на Брайтоне исполнилась). Теперь Александр Львович «творит» под руководством Олега Ивановича Романцева. Мы в «Совинтерспорте» не забываем о «великом» журналисте, он действительно в каких-то областях деятельности человек неординарный. Достаточно часто вспоминаем львовские крылатые фразы. Особенно хороши вот эти: «Родина там, где хорошо платят», или «Пить — если не с утра, то когда»? и, конечно, как апофеоз: «У меня нет ничего в этой жизни, кроме моего честного имени!»…
Кто в этой жизни не делает ошибок, разве что тот, кто ничего не делает. Мы тоже не без греха — вот Вам пример. Однажды, зимой 1993 года звонит мне домой Сережа Немчинов — игрок «Нью-Йорк Рейнджерс» и, кстати, близкий друг Фетисова (мы с Сережей были дружны), и говорит: «Володя, как же так получилось, что все хоккеисты „Крыльев“, уехавшие играть в НХЛ через „Совинтерспорт“, платят вам 5 % комиссии, а я — целых 8 %»? «Сережа, — отвечаю я, разве это „Совинтерспорт“ заставил тебя подписать с нами договор на 8 %, это Игорь Ефимович Дмитриев беседовал с тобой, и вы вместе пришли к выводу, что по твоему контракту мы заслужили свои 8 %». «Да, я согласен, что так было, — отвечает Немчинов, но я же не знал, что остальные платят вам 5 %»… Он говорил, а я молчал, и думал, что он по-своему прав, и ему конечно, обидно. Мы ведь тогда в 1991 г. явно затянули подписание его контракта, но благодаря этой паузе заставили «Рейнджеров» раскошелиться и увеличить Сергею его личный контракт на 20 % от первоначального предложения. Поэтому мы посчитали, что сполна отработали свои 8 % комиссии. Но ведь и Немчинов был прав — нельзя быть непоследовательными, особенно с хоккеистами «Крыльев Советов», с которыми нас связывали, пожалуй, самые теплые отношения. Мы обсудили на фирме пожелания Сергея снизить комиссию с 8 % до 5 %, и, пусть и с большим трудом, но добились от руководства «Совинтерспорта» согласия на соответствующее изменение Договора. Более того, в качестве жеста доброй воли мы вернули Сергею уже ранее выплаченную «излишнюю» комиссию в размере 15 тысяч долларов (хотя в то время «Совинтерспорт» испытывал определенные финансовые затруднения). Почему? Мы ведь могли и не возвращать ничего Немчинову, и это было бы по закону; но вот по совести ли?.. Когда мы вернули Сергею излишки комиссии, он, по-моему, сам долго не мог поверить, что такое может быть. По прошествии одного года мне как-то позвонил Борис Михайлович Длугач (Начальник команды «Крылья Советов») и сказал: «Владимир Николаевич, Вам от Немчинова через наш клуб пришла посылка». Я приехал, забрал ее, открываю — а там помятая фуфайка Сергея, в которой он получал Кубок Стенли, и фотография с дарственной надписью… Ну да ладно, вернемся, пожалуй, к американской эпопее с делегацией «Совинтерспорта» по «делу Фетисова».
Михаил Леонидович Никитин был встречен в аэропорту Нью-Йорка женой Фетисова Ладой, которая сразу расположилась к нему — человеку внешне незамысловатому, застенчивому, с простой русской внешностью и, главное, умеющему слушать собеседника, поскольку сама Лада была добродушна и словоохотлива. По настоянию Лады Фетисов неоднократно заезжал в гостиницу за Никитиным и увозил его в свой дом на ужин. В прекрасном фетисовском доме кроме его семьи в тот момент постоянно жил основной свидетель защиты Славы и одновременно главный виновник всех его злоключений — друг Лев Орлов. Именно благодаря его рекомендациям Слава в свое время подписал эксклюзивное агентское соглашение с Малковичем. Орлов, прежний диссидент, а ныне удачливый бизнесмен, был человеком веселого нрава и острого, цепкого ума — поэтому, видимо, и был судим в советские времена.
Следует еще сказать, что в американском судопроизводстве большое внимание уделяется законопослушности привлекаемых к защите и свидетельству граждан. Может быть, поэтому на суде Орлов пытался придать своей судимости диссидентский характер. И, видимо, для того, чтобы суд присяжных был более доброжелателен к его показаниям, предпринял целый ряд дополнительных мер. Прежде всего, он изменил свой имидж респектабельного бизнесмена на ободранного до нитки нищего человека. На суде он предстал в поношенном костюме и помятой байковой рубашке, естественно, без галстука. Это было не актом неуважения к суду, упаси его бог, а доказательством того, в каком тяжелом положении находился Орлов.
Даже с точки зрения Фетисова Орлов обладал знанием английского языка на удовлетворительном уровне средней немосковской школы. Однако критические замечания по этому поводу задевали самолюбие Орлова, и он требовал от Фетисова не придавать этому значения, пытаясь свои показания давать исключительно на английском. Но, поскольку совершенно не понимал задаваемых ему судьями вопросов, давал несуразные ответы, которыми изрядно веселил публику, в том числе и самого Фетисова, который был вынужден присутствовать на всех заседаниях суда вместо своих клубных тренировок. В конце концов, Фетисов с трудом убедил Орлова (пожалуй, единственного человека, мнение которого довлело над самолюбием Славы) отказаться от попыток говорить на непонятном для суда языке и начать работать с переводчиком. Орлов много и подробно объяснял суду, как же он сумел убедить Фетисова подписать с незнакомым для Славы человеком эксклюзивный договор на 25 % от всех поступлений. Оказалось, что у Льва Орлова были на то свои личные интересы, и он с Малковичем планировал создать совместное предприятие частично как на эти деньги, так и на деньги, причитающиеся от друзей Фетисова — Крутова, Ларионова и Макарова. Но вышло так, что Малкович получил от друзей Фетисова не 25 % по первоначальному договору, а всего-то 8 % (по причинам, описанным выше). Поэтому-то этот «нехороший» американец ни копейки не дал Орлову, о чем, видимо, должен был свидетельствовать немощный внешний вид Орлова. Орлов привел также и другие факты непорядочности Малковича.