е теперь, как ваши футболисты».
Собеседники стали так расхваливать Старостину свою команду и каждого игрока в отдельности («Та что там ваш Татушин?.. Та что там ваш Ильин!.. Вот у нас…»), что один из них не выдержал: «Слушай, чудак, выдерни штепсель! Ведь завтра, не дай бог, Николай Петрович половину наших пригласит в свой „Спартак“, и мы их не увидим, как собственных ушей».
Но, видно, из чувства противоречия кто-то уже повернул разговор совсем в другую сторону: «Что там наш Фурс! Он же вашему Татушину в подметки не годится! Он же одноногий! Татушин против него – Мэтьюз!»
Когда тренировал в Одессе «Черноморец», мне было очень интересно общаться с болельщиками. Сезон 1981 года начался для нас довольно удачно: сразу выиграли несколько кубковых игр, дошли до четвертьфинала. И вот прихожу утром на стадион, меня встречает незнакомый человек и торжественно говорит: «Поздравляю, Никита Павлович!» Я осторожно гашу его пафос: «Подождите, еще рано». – «Как рано, Никита Павлович? Уже время половина одиннадцатого, чтоб вы знали…»
Есть еще темпераментный грузинский болельщик. Он прекрасно разбирается в футболе и при всей своей горячности умеет ценить хорошую игру, с уважением относится к команде-сопернице, если она показывает высокий класс. Это мы, спартаковцы, ощущали на себе, если доводилось играть в Тбилиси.
В последние годы все больше наблюдаю болельщика в непосредственной близости – сижу с ним рядом на трибуне. Люблю, когда вокруг гомонят, спорят, кричат, бурно выражая радость или досаду. Футбол не может проходить в тишине. А в последнее время уж слишком устрожился на стадионах порядок. Так и болельщиков не останется на трибунах – устроятся дома у телевизоров, чтоб не «достали» их строгие административные порядки. Не удивлюсь, если услышу однажды: «Товарищи любители футбола, бурно болеть на нашем стадионе нельзя. Болея, соблюдайте тишину!»
Конечно, хулиганов, сквернословов надо воспитывать. Одно время не находили управы на болельщиков-фанатов, которые шли косяками, сметая все на своем пути, дико орали… Это страшно, и нужны были крутые меры. Но нельзя перегибать палку. Азарт, страсть трибун и хулиганство, оскорбление игроков и болельщиков из «вражеского» стана – вещи совершенно разные.
Когда начинал играть в «Спартаке», поражался, сколько верных поклонников у этой команды в самых разных городах страны. И очень трогала их преданность клубу. Где бы ни проходил матч, мы получали огромное количество телеграмм, открыток. От людей известных и неизвестных, от коллективов бригад, от моряков, находящихся в далеком рейсе, от полярников… Боялись читать их перед матчем – расчувствуешься, воспаришь, а надо собраться. Все в нас верят – не разочаровать бы верных друзей.
Когда «Спартак» приезжал в Киев, на вокзале нас непременно встречал Петр Попов. Немолодой уже человек с нелегкой судьбой – прошел войну, стал инвалидом. Мы относились к нему как к родственнику. Все дни в Киеве он проводил с нами. На стадион и со стадиона ездил вместе с командой.
И вот однажды едем на матч, и Петя – мы звали его Петей, так он сам хотел, – начал рассуждать о футболе. А я как тренер перед игрой требовал тишины. Уверен, посторонние разговоры, шутки, анекдоты расхолаживают команду.
– Петя, извини, но прошу тебя замолчать, – обратился я к Попову. – Команда едет на игру!
– Никита Палыч, – с достоинством ответствовал мне Петя, – команда – это я!
Все засмеялись. Пришлось сдаться:
– Ты прав. Продолжай. Куда мы без болельщика?
Каждый футболист может рассказать немало случаев, когда именно болельщик заряжал и его и всю команду, заставлял переломить игру.
Очередной матч очередного чемпионата. Игра у «Спартака» не идет. Закончился первый тайм, и вдруг дежурная в раздевалке мне говорит: «Вас к телефону». В принципе я мог бы и не подойти: надо было давать указания команде на вторую половину матча. Но почему-то подошел. И вдруг слышу: «Никита! Это генерал Родимцев с тобой говорит. Что же твои ребята так плохо сегодня играют? Передай им, что генерал болеет за них. Может, постараются, а?» – «Я обязательно им это передам, товарищ генерал! – отвечаю. – Я и сам игрой недоволен». Вернулся в раздевалку и говорю: «Вот что, друзья мои. Звонил генерал Родимцев, дважды Герой Советского Союза, герой Сталинградской битвы. Он смотрит игру по телевизору, волнуется и просит сыграть получше».
И выиграли мы этот матч.
Команда побеждает – и болельщик ликует вместе ней. Иногда даже больше, чем тренер и футболисты. Но вот ускользнет удача, и поддержки – в этот момент она, может, больше всего нужна, – как не бывало. Болельщик может вдохновить и лишить вдохновения.
Пришел на матч между московским «Спартаком» и «Днепром», объявляют составы команд. Как только диктор, перечисляя игроков «Днепра», назвал фамилию Гаврилова, раздался оглушительный свист. Мне стало не по себе.
Ясно, спартаковские болельщики выражали свое отношение к «измене» Юрия Гаврилова, бывшего спартаковца. А ведь он не сам, не по своей воле оставил команду, его фактически освободили. А сколько он дал «Спартаку» за многие годы! Не одной победой команда была обязана его самоотверженной, умной игре. Я, признаться, ждал, что Гаврилова встретят в Москве аплодисментами.
Смотрел игру и волновался за Юрия. Только бы не сник! Пусть лучше разозлится и ответит трибунам. Он ответил – забил великолепный гол! А я, спартаковец, болеющий за этот клуб, был рад.
Да, болельщик бывает разным. Испытал на себе. Он и добр, и благодушен, но он и жесток. Можешь провести десять блестящих матчей под восторженное сопровождение зрителей, но стоит сыграть неудачно, и все – опала. Освистывали и Всеволода Боброва, и Эдуарда Стрельцова. Трудно дались последние годы на поле замечательному футболисту, олимпийскому чемпиону Анатолию Исаеву. Сказывались последствия тяжелой травмы. И все-таки Анатолия включали в основной состав «Спартака» – был лучше многих. А трибуны устраивали ему обструкцию. За что? За то, что был не прежним Исаевым? Сильного человека довели до того, что он просил: «Не ставьте меня в основной состав, когда играем в Москве».
Я был на разных стадионах мира, и мастерство приветствуется везде. Даже если высококлассный футболист не из той команды, которой большинство зрителей отдает свои симпатии, трибуны, как правило, встретят одобрительным гулом хороший прием, точный пас. Великолепный удар – пусть мяч и не попадет в ворота – тоже отметят. У нас же промахов, как правило, не прощают. И некоторые игроки, замечаешь, уже не берут на себя смелость бить по воротам.
Здесь есть о чем подумать, поразмышлять. Кто эти «свистуны»? Просто хамы, хулиганы? Можно назвать их примитивными людьми, которые не могут понять игрока, его состояния, а что изменится? Почему так много говорится о том, что зрителя театрального, кинозрителя надо воспитывать, готовить к восприятию искусства? А разве не нужно воспитывать футбольного болельщика? Не назиданиями, разумеется, не увещеваниями «как не стыдно».
Через день после матча, в котором участвовал Гаврилов, читал газетные отчеты и досадовал, отчего журналисты прошли мимо свиста трибун? Не услышали? Могу ошибаться, но в памяти не осталось случая, чтобы мастера в трудный период – а такие периоды бывают у каждого – поддержала пресса, заставив тем самым и болельщика взглянуть на него по-другому.
Так повелось, что только при новом взлете спортсмена (если он будет, этот взлет) появляются пространные очерки о нем, проникновенные строки о мужестве, которое понадобилось ему не только для того, чтобы вновь обрести форму, но и выстоять, перенести нетерпимое отношение трибун и вновь вызвать их восторг.
Футбол не может быть без зрителей, и всякому футболисту нужны поклонники. Не честолюбия ради. Это признание, в любом деле человек его жаждет. Но хочется еще и понимания, чтобы не было столь коротким расстояние от любви до ненависти. А для этого, наверное, необходимы регулярные встречи игроков, специалистов с любителями футбола (сегодня таких встреч значительно меньше, чем, скажем, десять-пятнадцать лет назад), необходимы клубы болельщиков. Они, кстати, существовали, но их закрыли. И зачастую зрители имеют представление лишь о внешней стороне жизни футболиста, и видится она им только красивой. Популярность, слава, достаток, поездки по разным городам и странам. Сегодня – Париж, а через месяц, глядишь, и Рим закачается под крылом самолета…
Все это действительно есть. Но Рим и Париж, можно сказать, отдельные эпизоды жизни. И чаще всего они складываются так: прибыл в пункт назначения, сыграл и убыл, не успев оглядеться вокруг. Я много раз бывал в Будапеште, а узнал, оценил его, лишь когда поехал вместе с женой в туристическую поездку. Смог, наконец, побродить по городу, побывать в музеях.
Футболисты сборной сейчас приезжают на матчи буквально впритык. Приземлились днем, вечером – тренировка, на следующий день – игра, назавтра – снова самолет и домой. Хорошо, если рейс прямой, беспосадочный и погода летная, а то просидишь ночь в каком-нибудь аэропорту. Дома же многим игрокам надо сразу отправляться на сбор своей клубной команды.
Во время сбора подъем в 7 – 7.30, часовая работа. Потом завтрак. После завтрака – теория. После теории – вторая тренировка. Затем обед, отдых, и снова тренировка. После нее – восстановительные мероприятия…
Помню, когда тренировал «Арарат», дежурная по санаторию «Армения», где мы жили, видя, как проводит все дни команда, сказала: «Если бы у меня был сын, я бы никогда не разрешила ему стать футболистом».
Жара, дождь, снег, слякоть – работа не останавливается, работа идет. По сравнению с тем временем, когда я играл сам, увеличились нагрузки, повысилась интенсивность занятий.
Перед каждой календарной игрой – карантин: за два дня футболисты уезжают на базу. И после игры команда возвращается сюда же на восстановление. Только наутро, после сауны, массажа их отпускают домой. Если интервал между играми короткий, то зачастую вечером этого же дня надо снова возвращаться на базу. И так в течение всего сезона.