– Не только можно, но и нужно, – ответила Маренн уверенно, проходя в кабинет. – Пусть занимается сколько хочет. Это только пойдет ему на пользу. Но надо следить, чтобы он не перегружался, режим, который ему прописан, надо четко соблюдать. Музыка – это прекрасно, но не в ущерб терапии. Курс лечения продолжаем согласно плану.
– Я понимаю, фрау Ким, – кивнула медсестра.
– Я думаю, скоро он сможет музицировать на свежем воздухе, – улыбнулась Маренн. – Я собираюсь разрешить ему короткие прогулки. Сначала в кресле, а потом – собственными ногами. В вашем сопровождении, конечно, фрау Кнобель.
– Это было бы замечательно, фрау Ким, – обрадовалась медсестра. – Я замечаю, он с тоской смотрит за окно. Ему не хватает свежего воздуха.
– Ну, кому же нравится постоянно лежать в постели, – Маренн улыбнулась. – Скоро мы доставим ему это удовольствие. Мне кто-нибудь звонил, спрашивал меня, фрау Кнобель? – спросила она медсестру, перебирая бумаги на столе.
– Звонила фрейляйн Аккерман из министерства пропаганды, – доложила та. – Господин Скорцени осведомлялся, когда вы появитесь на рабочем месте. Профессор де Кринис также спрашивал о вас и просил зайти к нему, когда вы появитесь. Он хочет согласовать заявку по медикаментам и перевязочным материалам на следующий месяц.
– Благодарю, фрау Кнобель.
– Я могу идти, фрау Ким? – спросила медсестра. – Мне пора делать перевязку нашему американскому раненому.
– Да, конечно, – кивнула Маренн. – Идите. Но, как только закончите, загляните ко мне, – попросила она серьезно. – У меня есть важное поручение для вас на завтрашнее утро, и мы должны его с вами детально обсудить.
– Слушаюсь, фрау, – ответила фрау Кнобель с готовностью. – Как только я закончу, я обязательно сообщу вам.
– Спасибо.
Медсестра вышла из кабинета. Маренн села в кресло, раздумывая. Чиркнув зажигалкой, закурила сигарету. Она не торопилась идти к де Кринису, в конце концов, на подачу заявки по медикаментам есть еще двое суток и она успеет увидеться с ним. К тому же он и без нее прекрасно знает, что в этой заявке требуется, просто хочет подстраховаться. «Сейчас главное – фон Херф и все, что связано с ним, – думала она. – Итак, звонила Эльза. Это значит, она уже получила от Мюллера материалы по встрече Гудрун и фон Херфа на конспиративной квартире гестапо или договорилась с ним, когда получит». Скорцени. Этот звонок тревожил ее. Конечно, он звонил не потому, что он по ней соскучился. У него хватает важной работы, чтобы не отвлекаться на сентиментальную ерунду. Что-то важное заставило его ей позвонить. Что? Кальтенбруннеру стало известно о ее поездке к фрау Маргарет? Что в этом странного, если она лечащий врач Гудрун? Ее визиты в его семью санкционированы самим рейхсфюрером. Мало ли какая помощь потребовалась его старшей дочери. Перезванивать она не будет – Маренн так решила для себя. Если действительно что-то серьезное, Отто позвонит еще раз. Не очень серьезное – подождет до их встречи дома. Теперь – Эльза. Она стряхнула пепел в пепельницу и, сняв телефонную трубку, произнесла:
– Министерство пропаганды, пожалуйста, фрейляйн. Ф34—82. Благодарю вас, жду.
В трубке послышались щелчки, затем женский голос осведомился.
– Кто спрашивает?
– Ким Сэтерлэнд, Главное медицинское управление войск СС, – представилась она. – Соедините меня с фрейляйн Аккерман, пожалуйста, – попросила через мгновение.
Трубка снова щелкнула. Спустя секунду она услышала веселый голос Эльзы.
– Ким, я тебе звонила, – сообщила она. – Но тебя не было.
– Да, мне доложили, – ответила Маренн. – Здравствуй.
– Ты знаешь, мне сейчас сильно некогда, – быстро проговорила Эльза. – Шеф опять забраковал мой материал. Он всегда принимает только с третьего раза. Ну, как иначе-то, – она рассмеялась. – Так что сейчас мне надо переделать, это пойдет в завтрашний номер, он очень злится. Но я хотела тебе сказать, что за обедом я виделась с Генрихом, – Эльза сделала многозначительную паузу, Маренн молчала, прекрасно понимая, о чем она говорит. – И конечно, опоздала, – она опять рассмеялась. – Йозеф был в ярости, – она снова сделала паузу, Маренн опять промолчала. – А все дело в том, что Генрих купил мне новые духи, – сообщила Эльза радостно. – У них чудесный запах. Мне они очень нравятся. И я уверена, понравятся тебе. Так что приглашаю тебя вечером, похвастаюсь. И Генрих обещал, что, может быть, тоже заедет, – сообщила она.
– Я с радостью, – ответила Маренн. – Как только освобожусь.
«Это означает, что либо материалы о встрече фон Херфа с Гудрун уже у нее, либо Мюллер сам привезет их вечером. Но, скорее всего, первое – все материалы у Эльзы, – размышляла она. – Мюллер может и не приехать. Его вызовет рейхсфюрер или случится еще что-то важное. Нет, он не будет так рисковать. Все материалы однозначно у Эльзы, и она должна мне их сегодня показать».
– Тогда до вечера! Жду тебя! – Эльза Аккерман весело закончила разговор. Из трубки понеслись короткие гудки. Маренн положила трубку на рычаг. Что ж, теперь, пока не освободилась фрау Кнобель, можно навестить и де Криниса. Иначе профессор будет напрасно нервничать. Затушив сигарету в пепельнице, она встала и направилась к двери.
– Ты куда-то уходишь? Тебя очень трудно застать на месте.
Дверь кабинета открылась ей навстречу. На пороге она увидела Отто Скорцени.
– Да, у меня много дел. – Маренн отступила на шаг. – Что тебя заставило навестить меня? – спросила резко. – Не так уж и давно мы расстались.
– Что-то ты не радостно меня встречаешь, – он усмехнулся. – Мне можно войти?
– Да, конечно, проходи. – Маренн отошла к столу. – Я думаю, ты не для того приехал, чтобы сообщить мне, что как юный гимназист не можешь прожить без меня ни секунды?
– А ты бы не хотела услышать от меня такого признания? – спросил он с иронией, закрывая дверь.
– Я уже давно вышла из того счастливого возраста, когда в это верят, – ответила она.
– Но я действительно по тебе скучаю.
Сняв фуражку и шинель, он бросил все это на стул рядом с дверью, подойдя к столу, сел в кресло напротив.
– Правда, приехал не за этим, – сообщил тут же, пристально глядя на нее.
– Я знаю, – она тоже села за стол. – Никогда не поверю, что ты вдруг забыл о работе. Впрочем, меня это никак не ущемляет. У меня тоже работы много.
– Вот уж это для меня не новость, – он усмехнулся. – Я звонил тебе сегодня, но решил, что лучше мне приехать, – он наклонился вперед. – Я говорил тебе, что Кальтенбруннер в ярости от того, как прошла твоя встреча с фон Херфом в Вевельсбурге? – спросил он жестко.
– Да, я знаю, – ответила она, глядя на него выжидательно. – И что?
– А то, что сегодня фон Херф подал ему докладную записку, в которой обвиняет тебя, будто ты как лечащий врач Гудрун Гиммлер даешь ей наркотические препараты, он это заподозрил при встрече с ней, и это угрожает жизни Гудрун. Эти препараты вызывают у Гудрун припадки, и один из них фон Херф якобы наблюдал лично. И вот он, фон Херф, горит желанием спасти Гудрун и потому считает своим долгом обо всем доложить ее отцу. Кальтенбруннер аж на стуле подскочил, когда прочел все это, – Скорцени взял сигарету из пачки, лежащей на столе, и закурил. – Я был у него в кабинете, когда адъютант доставил этот опус. Эрнест прочел дважды, потом вперился в меня взглядом и сообщил: «Вот это о твоей жене. Если я дам это рейхсфюреру, это для нее приговор. Это может быть?» Я сказал: «Дай мне прочесть». Он дал, конечно. Я сказал: «Эрнест, это бред какой-то. Разве ты не знаешь Маренн?» Он ответил: «Я Маренн знаю. И понимаю, что бред. Но что теперь мне с этим делать? Бумага-то есть». Я едва уговорил его не давать документу ход сутки, во всяком случае, пока я не поговорю с тобой. Он согласился. Что скажешь? – Отто внимательно посмотрел на нее. – Ты не могла быть с этим фон Херфом полюбезнее, как я тебя просил? Зачем тебе эта встряска?
– Это не бред, Отто. Это ответ фон Херфа, – Маренн села за стол, лицо ее помрачнело. – Точнее, это его упреждающий удар. Я была сегодня у Гудрун, – сообщила она. – И она рассказала мне о своей встрече с фон Херфом на явочной квартире гестапо три дня назад. На самом деле пилюлю, которая, как я теперь понимаю, была каким-то наркотическим веществом, дал ей фон Херф. Гудрун сказала мне об этом. Об этом известно ее матери, Маргарет фон Боден, и это слышала Джилл, которая также присутствовала при нашем разговоре. Так что она может подтвердить.
– Ты брала с собой Джилл? – Скорцени вскинул брови. – А я еще удивился, что ее нет на месте, когда заходил к ней в бюро за документами. Там сидела только ее подруга Зилке.
– Я еще сомневалась, нужно ли Джилл ехать со мной, – призналась Маренн. – Но сейчас понимаю, что сделала правильно. Во всяком случае, есть еще один свидетель нашего разговора с Гудрун помимо ее матери. С Гудрун действительно случился припадок после встречи с фон Херфом, и это очень обеспокоило ее отца, – продолжила она спокойно. – Фон Херф опасается, что она расскажет отцу о лекарстве, которое он ей дал, и в связи с этим кровь Гудрун могут подвергнуть исследованию, тогда выяснится, что это было за вещество. Чтобы снять с себя ответственность, фон Херф хочет подставить меня: мол, это я пичкаю девушку наркотиками, а он либо ничего ей не давал вовсе, либо дал что-то совершенно безобидное. Всегда лучше быть нападающим, чем обороняющимся, и он торопится занять эту позицию. Мол, пусть даже фрау Ким и не виновата, пусть она потратит время на то, чтобы оправдываться, а он за это время придумает еще что-то, главное – нанести удар первым, выиграть время для себя.
– Зачем он дал ей этот наркотик? – Скорцени пожал плечами. – Она же не буйная, не опасная.
– Я думаю, сработала привычка, – предположила Маренн. – Фон Херф обычно поступает так с узниками, над которыми он ставит эксперименты в лаборатории. Он трус, и он боится всех этих людей. Он боится, что найдется кто-то сильный духом, кто окажет ему сопротивление, пусть даже находясь в совершенно обреченном, безвыходном, безнадежном положении. И Гудрун он тоже боится. Он знает, что она больна, и это внушает ему страх. Он презирает все несовершенное. Презирает болезнь как таковую и страшно боится заболеть сам. Не дай бог заразиться. Ему легче, надежнее сразу обезвредить человека, подавить его волю, а потом уж делать с ним то, что он называет своими исследованиями или работой. Я это только так понимаю. С Гудрун он н