– Да, я сообщил ему о машине и передал приметы нападавшего, – подтвердил Раух. – Он обещал выяснить. Но думаю, что Мюллер справится с этой задачей быстрее.
Машина проехала по Лейпцигштрассе. На тротуарах было пустынно. Магазины были уже закрыты, кое-где еще работали пивные. Дома возвышались темными, мрачными громадами. Нигде ни огонька – на окнах затемнение. Встречных машин было мало – проехал пожарный расчет, возвращавшийся с тушения, за ним – сопровождавшая его полицейская машина. Сзади – и вовсе пустынно. Только автобус пересек улицу, свернув в проулок. Перед самым выездом на Галльскую набережную по тротуару прошел патруль.
– Кажется, все спокойно, – предположила Маренн.
«Мерседес» подъехал к перекрестку, сделал поворот налево и вдруг… сзади раздался вой двигателя – в ночной тишине он звучал особенно надрывно. Из подворотни углового дома выскочил желтый «опель».
– Это он! – крикнула Маренн, взглянув в боковое окно.
– Я вижу!
Быстро набрав скорость, «опель» обогнул их машину и ехал слева, явно прижимая «мерседес» к тротуару. Было видно, что водитель в салоне один, место рядом с ним – пустое, но стекло опущено.
– Пригнись! – крикнул ей Раух.
Он резко затормозил и развернул машину на тротуаре, подставив ее «опелю» пуленепробиваемым лобовым стеклом. Снова послышался скрежет тормозов. «Опель» тоже сбросил скорость, развернулся, в открытом боковом окне мелькнуло несколько ярких огоньков – две пули стукнулись о лобовое стекло и тут же отскочили.
– Выходи из машины! Спрячься за ней, – скомандовал Раух Маренн. Тут же распахнув дверцу и прикрываясь ею как щитом, он направил пистолет в сторону «опеля». Один за другим раздались несколько выстрелов. Пули попали в переднее колесо. Машина накренилась, ее развернуло, в этот момент, похоже, водитель нажал газ, так как «опель» вдруг с ускорением влетел на противоположный тротуар, его стукнуло боком о поребрик, и он застыл, ткнувшись смятым носом в толстый ствол одной из лип, которыми была обсажена набережная. Машина дымилась. Несколько мгновений Раух и Маренн наблюдали за «опелем», ожидая, как поведет себя водитель. Но он не появлялся. Тогда, сделав знак Маренн держать машину под прицелом, Раух, пригибаясь и прячась за деревьями, приблизился к машине, осторожно заглянул внутрь и, опустив пистолет, крикнул Маренн.
– Он без сознания, должно быть, сильно ударился головой о ствол!
Затем наклонился и повернул ключ зажигания, выключая машину.
– Загорится еще. Это нам совсем не надо.
Маренн подбежала к «опелю». В блеклом свете фар «мерседеса», стоявшего на противоположной стороне улицы, она увидела, что желтая дверца «опеля» распахнута, водитель полувисит, зацепившись за кресло краем кожаного пальто. Левая рука его упирается в дверцу – видимо, он распахнул ее, чтобы на ходу выскочить из машины, правая рука лежала локтем на руле, пистолет «вальтер», который он держал в этой руке, валялся у ноги под сиденьем. Раух тут же наклонился и поднял пистолет. Затем, подхватив раненого под руки, усадил его на сиденье. Голова незнакомца откинулась назад, кожаный картуз слетел с головы, открывая коротко остриженные светлые волосы. С левой стороны на широком открытом лбу, прорезанном двумя глубокими вертикальными морщинами, была заметна кровоточащая ссадина. Мужчина был повыше среднего роста, возрастом около тридцати лет. Маренн обратила внимание, что кожа на щеках и на лбу различается – в средней и нижней части лица она была красноватая. Маренн сразу определила, что это места, еще не восстановившиеся полностью после ожогов. От левой щеки к виску – глубокий и также еще красноватый шрам. Видимо, незнакомец не так давно покинул госпиталь. На лацкане черного кожаного пальто – серебряный значок дивизии «Мертвая голова». Как она и догадалась, он служил танкистом.
– Здесь еще парабеллум и документы.
Раух обыскал раненого.
– Офицер, – раскрыв книжечку с имперским орлом, наклонился к свету и прочитал: – Манфред Рильке. Гауптштурмфюрер СС. Школа «Викинг» в Оберсдорфе. Как мы и предполагали.
– Он служил в дивизии «Мертвая голова», – Маренн наклонилась к раненому, осматривая его. – Там же, где и мой Штефан. Возможно, что и вместе с ним. Сердечный ритм есть, – она приложила руку к шее, проверяя пульс. Затем, приподняв веко раненого, проверила зрачок.
– Реакция на свет тоже есть. Его надо отправить в госпиталь. Возможно, сотрясение мозга. С какого года он работает в школе? – спросила она Рауха. – В документах это должно быть написано.
– Больше двух лет, – неожиданно ответил Раух.
– Странно. – Маренн взглянула на него недоуменно. – Он явно получил ожоги, но они плохо восстанавливаются. Такое бывает при употреблении наркотиков. Да, так и есть.
Отдернув рукав кожаного пальто, она увидела характерную синюшность на запястье – она напоминала синяк.
– Теперь понятно, что его заставляет работать на фон Херфа, – заключила она грустно. – В госпиталях иногда неопытные врачи перебарщивают с применением наркотика при обезболивании. И тогда – беда. Похоже, это именно такой случай.
– Он скоро придет в себя, – заметил Раух. – Я побуду здесь. А ты поднимись к Эльзе и позвони Фелькерзаму, – он указал на дом напротив. – Его надо доставить к нам на Беркаерштрассе, пока его не перехватило гестапо.
– Да, от Мюллера его уже не выцарапаешь, – согласилась Маренн. «К тому же, – подумала она, – если за всей операцией в самом деле стоит Борман, он легко через Кальтенбруннера может дать приказ умертвить свидетеля в тюрьме. И Мюллер исполнит – куда он денется?»
Оставив Рауха у разбитого «опеля», Маренн быстро пересекла улицу. Завернув за угол, подошла к подъезду и, назвав консьержу номер квартиры Эльзы, поднялась на четвертый этаж.
– Ким, я все видела в окно!
Выбежав на лестничную площадку в легком шелковом халате с павлинами, Эльза встретила ее у лифта.
– Это та самая машина, которая преследовала меня, – сообщила она, провожая ее в квартиру. – Я ведь, пока ждала вас, от страха места себе не находила, – сообщила она, запирая дверь. – Все говорю себе, не надо суетиться. Но не могу, – она встряхнула пышными светлыми волосами. – Все бегаю и бегаю к окну, все выглядываю и выглядываю. Целый кофейник кофе выпила. Вдруг вижу, ваша машина заворачивает, я уж расслабилась – спасена! А тут – на тебе. Из-за углового дома – опять этот «опель»! Я так перепугалась! – призналась она. – Я и сама хотела бежать на помощь, пистолет-то у меня есть. Но потом решила: что с меня толку. Ты же сказала, что ты не одна, значит, с тобой опытный офицер. Вы сами справитесь, я только мешаться буду. Снимай шинель, проходи сюда, – она пригласила Маренн в комнату. – Кто это был, на «опеле»? Он жив или его застрелили? – спрашивала она настойчиво.
– Судя по документам, это преподаватель одной из школ СС, – ответила Маренн. – Он жив, но сейчас без сознания. Я должна позвонить на Беркаерштрассе. Можно я воспользуюсь телефоном?
– Да, конечно, иди сюда, – Эльза показала на черный телефонный аппарат, стоявший на тумбочке рядом с зеркалом в коридоре.
– Ты еще не звонила Генриху? – спросила Маренн, сняв трубку и набирая номер.
– Нет, не звонила и не собираюсь, – Эльза села в кресло напротив. – Где его унтершарфюрер? – Она недовольно дернула плечом. – Так и нет его. А меня за это время легко могли убить. Кстати, материалы, которые он мне передал, вот они, на столе, я их приготовила. Думала, побегу с ними, если что, через балкон. Ну, если ко мне вдруг начнут ломиться, – пояснила она. – Ой, Ким, я как только представлю, что этот тип на желтом «опеле» тут рядом со мной в подворотне сидел, да и еще сколько времени – у меня аж мурашки по коже!
– Шестое управление. Приемная бригаденфюрера Шелленберга.
Маренн услышала в трубке знакомый голос Фелькерзама.
– Ральф, это Ким Сэтерлэнд, – сказала она. – Я и гаупштурмфюрер СС Раух сейчас находимся на Галльской набережной. На нас совершено нападение.
– Нападение? – удивленно переспросил Фелькерзам. – Кто совершил нападение? – в его голосе послышалось напряжение.
– Некто Манфред Рильке, гауптштурмфюрер СС из школы «Викинг» в Оберсдорфе, – ответила Маренн. – Он захвачен нами, и его надо срочно доставить на Беркаерштрассе. Мы с Раухом не можем это сделать, так как нам надо вернуться в Шарите. У нас приказ бригаденфюрера.
– Я понял, фрау Сэтерлэнд, я сейчас вышлю группу, – ответил Фелькерзам. – И доложу обо всем бригаденфюреру.
– Благодарю вас, Ральф. Сообщите ему также, – добавила Маренн, – что интересующие его документы находятся у меня и мы с гауптштурмфюрером Раухом сейчас едем в Шарите, чтобы представить их на экспертизу профессору де Кринису и профессору Майндорфу. Они ждут нас. Я полагаю, к утру их заключение будет готово, – она взглянула на часы на стене. – И мы сможем представить его бригаденфюреру.
– Я все сообщу бригаденфюреру, когда он освободится, – пообещал фон Фелькерзам. – Для вас у меня есть еще одно сообщение, фрау Ким, – он помедлил, перебирая бумаги. – Только что принесли из четвертого управления. Группенфюрер СС Мюллер дал разрешение на проведение анализа в лаборатории его управления, там все согласовано, вас будут ждать завтра рано утром, все исследования будут проведены в экстренном порядке согласно приказу. Это все, – заключил адъютант.
– Спасибо, Ральф, это хорошая новость, – кивнула Маренн. – Я буду держать вас в курсе, – пообещала она и повесила трубку.
Ночь прошла в напряженной работе. В течение нескольких часов Маренн, профессор де Кринис и его коллега по кафедре Берлинского университета профессор Майндорф, статный, рассудительный брюнет возраста того же, что и де Кринис и чем-то напоминающий его манерами, тщательным образом рассматривали фотографии, сделанные на конспиративной квартире гестапо во время сеанса, проведенного фон Херфом с Гудрун. Они слушали куски аудиозаписи, чтобы составить заключение.
– Позволю себе смелость заметить, коллеги, что не вижу никакого иного момента, когда этот проходимец мог дать фрейляйн запрещенное лекарство, кроме как вот этот, – произнес де Кринис, наклоняясь с лупой над одним из снимков. – Вот взгляните, Харальд. – Он повернулся к профессору Майндорфу и взволнованно отпил из чашки остывший кофе. – Вот здесь совершенно очевидно, что господин фон Херф как-то неестественно держит фрейляйн за запястье, как будто старается насильно притянуть ее к себе и закрывает ее спиной. Видимо, отдавая себе отчет, где он находится, он подозревает, что, несмотря на уверения, что все средства слежения выключены, гестапо есть гестапо, что-то да оставят, можно не сомневаться. – Де Кринис грустно усмехнулся. – И чтобы подстраховаться, он старается максимально закрыть Гудрун собой в тот момент, когда намеревается заставить ее выпить пилюлю.